Журнал «Если», 2004 № 9

— Я-то не тороплюсь. Я думал, это вам не терпится. Я думал, чем быстрее вы избавитесь от Сопляка, восьмого гнома, тем вам будет приятнее.

А, так он был в кафе!

— Ну, хорошо, — кивнула Мона. — Но сначала я должна задать тебе вопрос. Все эти твои заклятия и прочие штучки, они обеспечивают только негативные результаты?

Нэки покачал головой.

— Нет. Они могут обучить вас языку птиц, тому, как заказывать сны на ночь, как создавать впечатление, что вас нет там, где вы находитесь…

— Погоди-ка. Ты говорил, что для этого нужно врожденное магическое свойство.

— Нет. Вы спросили — цитирую: «этот ТВОЙ трюк с невидимостью». С ударением на «твой». То, как я становлюсь невидимым, требует врожденного магического свойства. А талисман невидимости — это совсем другое.

— Но получается то же самое?

— По сути и форме да.

Черт, умеет же он довести!

— Так почему же ты мне сразу этого не сказал?

— Вы не спросили, — хихикнул Нэки.

«Я не выйду из себя, — мысленно скомандовала она. — Я само воплощение невозмутимости».

— Ну, хорошо, — произнесла она вслух. — Что еще?

Он снова принялся загибать пальцы, начиная с правого указательного и до левого мизинца.

— Привораживающие зелья, отвораживающие зелья. Чтобы удлинять волосы или делать их гуще. Чтобы стать повыше ростом или пониже… или, — он злоехидно ухмыльнулся ей, — похудеть. Чтобы беседовать с недавно умершими, чтобы исцелять больных…

— От чего исцелять? — осведомилась Мона.

— От того, чем они больны, — отрезал он и продолжал, зевнув: — Превращать чайники в лисиц и наоборот. Превращать…

Мона не выдержала:

— Достаточно, — сказала она. — Суть ясна.

— Но вы…

— Ш-ш-ш! Дай мне подумать.

Она снова откинула голову на спинку стула и закрыла глаза. В сущности, дело сводилось к тому, что она могла получить все, чего бы ни захотела. Отомстить Питу — не за то, что он ее бросил, но за подлость, с какой он это сделал. Она могла получить дар невидимости или обучиться языку птиц и зверей. И, хотя при первой их встрече гном заявил, что горшка с золотом у него нет, она, вероятно, могла бы приобрести славу и богатство.

Однако у нее исчезло желание мстить Питу. Ну, а невидимость, пожалуй, не такая уж хорошая идея, ведь Мона и видимая слишком много времени проводит в одиночестве. На самом-то деле ей следует больше бывать на людях, заводить новые знакомства, приобретать друзей — своих собственных, взамен друзей и знакомых Пита. Ну, а слава и богатство… как ни заманчиво это звучит, она искренне верила, что важен процесс, путешествие, в которое она пускается со своими рисунками и историями, а не то, где оно завершится.

Мона открыла глаза и поглядела на Нэки.

— Ну? — спросил он.

— Пошли, — сказала Мона, надевая куртку.

— Куда мы идем?

— Искать такси.

Мона назвала шоферу адрес детской больницы. Расплатившись, она вышла и остановилась на газоне. Нэки, в такси невидимый, внезапно возник чуть в стороне и зашуршал опавшими листьями, подходя к ней.

— Ну вот, — сказала Мона, указывая на большое белое здание. — Я хочу, чтобы ты исцелил всех детей.

Долгое молчание. Когда Мона обернулась к своему спутнику, она встретила его задумчивый взгляд.

— Этого я не могу, — признался Нэки Уайлд.

Мона покачала головой.

— Как не мог сделать меня невидимой?

— Нет, на этот раз дело не в семантике, — сказал он. — Исцелить их всех не в моих силах.

— Но таково мое желание.

Он вздохнул.

— Все равно, что потребовать мира во всем мире. Задача слишком глобальна. Но кого-нибудь одного я исцелить могу.

— Только одного?

Нэки кивнул.

Мона снова поглядела на здание.

— Ну, тогда исцели самого безнадежного.

Мона смотрела, как он шел через газон. Возле входной двери его фигура замерцала, и он словно пролился сквозь стекло двери, а не вошел в нее.

Отсутствовал он очень долго. А когда наконец вернулся, его походка стала много медленней, а в глазах пряталось страдальческое выражение.

— Совсем маленькая девочка, которая вечером умерла бы от рака. Ее зовут…

— Я не хочу знать, как ее зовут, — остановила его Мона. — Мне надо знать только одно: она поправится?

Он кивнул.

«Я бы могла получить все, чего бы ни пожелала», — подумала она.

— Ты сожалеешь, что не использовала дар для себя? — спросил Нэки.

Она покачала головой.

— Нет, я только жалею, что в моем распоряжении было всего одно желание. — Она уставилась на гнома. — Не думаю, что если я опять по собственной воле дам тебе еще пару долларов…

— Нет. Этот…

— … номер не пройдет, — докончила она. — Я и сама это понимаю.

— Она опустилась на колени, чтобы не смотреть на него сверху вниз.

— И что теперь? Куда ты отправишься?

— У меня к вам вопрос.

— Давай.

— Если я попрошу, вы позволите мне остаться у вас?

Мона засмеялась.

— Нет, я серьезно, — сказал он.

— И что? Теперь все будет по-другому или ты примешься снова язвить и огрызаться?

Он покачал головой.

— По-другому не получится.

— Понимаешь, моя квартира мне теперь не по карману, — сказала она. — Скорее всего, подыщу где-нибудь маленькую студию.

— Меня это устроит.

Мона знала, что соглашаться — чистое безумие. Всю последнюю неделю она только и делала, что старалась выбросить его из своей жизни. Но тут она вспомнила его глаза, когда он выходил из больницы… Пусть он и волшебный гном, но все равно ему пришлось жить на улице. Как тут не озлобишься? А вдруг ему требуется то, что требуется всем и каждому — счастливый шанс. И если обойтись с ним по-хорошему, он перестанет угрюмо хмуриться, не будет таким язвительным?