Журнал «Если», 2005 № 03

Летели они так, летели, песни хором пели, друг другу сказки рассказывали. А что же еще в полете делать — не уроки же учить. Да проглядели за такими занятиями коварную туманность, которая была у них прямо по курсу. Отвернуть от нее, как ни старались, не смогли да прямо в середину и втрескались.

Летят в туманности — ничего почти не видно, астероиды незнакомые вокруг, метеориты, остатки звезд, космическая пыль и прочий мусор да облака газовые. Как наши звездонавты от космического мусора и газовых языков ни уворачивались, а стали случаться столкновения, и пошел по обшивке скрежет, а потом и проникающие ранения у корабля начались.

Дальше — больше. Начались отказы приборов и оборудования. Члены экипажа умело уклонялись от пролетавших корабль насквозь от борта до борта кусков космического камня и тут же кидались заделывать пробоины, чтобы воздух не выходил. Трудились как черти, вспотели все, пылью космической перемазались. И в самый неожиданный момент какой-то камень попал в двигатель. Пробил трубопроводы, снес стрелки с приборов. Лишь чудом Инженер от паровой струи, вырвавшейся из пробоины в двигателе, увернулся, а так бы — хана ему.

В общем, серьезная авария случилась. Хорошо, что в это время туманность уже почти проскочили.

Сидят все по своим местам, пластырем ссадины заклеивают, стеклотканевыми бинтами раны кораблю заматывают, компаундом заливают да командиру о повреждениях докладывают. А летят уже не очень управляемо, потому что двигатель поврежден, а он кораблю — сердце. Тут и мозг корабля, компьютер, сдавать начал, потому что энергии ему от двигателя мало поступать стало. Свет по кораблю, само собой, только аварийный — маленькие такие белесые ночнички зажглись по стенам и на воротниках звездонавтов. И вовсе экипаж пригорюнился. Летят уже чуть не вслепую.

Летят так день, летят неделю. Жуют, конечно, сухой паек, поскольку Кок трением тепла для плиты и чайника добыть не умеет. Грустные думы думают, на Капитана с надеждой посматривают. Да только и Капитан не весел. Послали в окружающий вакуум сигнал распоследнего бедствия. Радист ответа, прикрыв глаза, ждет, а только нету и нету ответа. Видно, залетели уже совсем в космическую глухомань — вокруг ни звездочки искусственной, ни спутника.

Летят, почитай, уж месяц. И тут кто-то попытался кожаные подметки своих космических сапог в СВЧ-печке для еды согреть. Двигатель от такой лишней нагрузки чуть совсем не сдал. Мигнул по всем отсекам свет. Хорошо, Доктор это заметил да космическим кинжалом перерубил шнур у печки, иначе спалили бы двигатель окончательно. А как ударил Доктор по проводу, искра по кинжалу проскочила и руку ему обожгла. Сидит Доктор, руку мазью «Спасатель» намазывает и грустно ругается на того, кто подметку пытался зажарить. А тот не признается — стыдно ему.

И совсем уж, было, экипаж тоска взяла, как вдруг вахтенный что есть мочи лупит молотком по переборке и кричит во внутреннюю связь:

— Земля!

Это у звездонавтов со времен Колумба принято так кричать, когда твердь по курсу встречаешь. Вот и эта неизвестная планета летела на корабль прямо по курсу. Команда к иллюминаторам лбами и носами прилипла, глядят, точно — земля. Не наша планета Земля, конечно, а другая планета земного типа.

Собрал Капитан команду покучней вокруг себя, всех выслушал и утвердил решение садиться. В надежде, что на планете они смогут корабль лучше починить, чем в космосе-то. А может, планета окажется заселенной разумными существами, и те звездонавтам в починке корабля помогут.

По приборам, оставшимся в действии, а больше на капитанский глазок сориентировались, перекрестили планету рисками навигатора, заложили глиссаду покрасивее да и начали спуск.

Летит к планете полое искусственное тело со звездонавтам и внутри, все огнем полыхает. Это светится продавливаемый сквозь поры обшивки на носу корабля специальный жидкий состав. Состав сгорает, а корабль невредимым остается. Только шлейф дыма и пара от него в атмосфере как хвост кометы тянется. А звездонавты внутри видят этот огонь, бушующий вокруг корабля, но не боятся, потому что такое каждый раз при посадке происходит.

Долго ли, коротко ли, а минут через двадцать сели. Не сели даже, а скорее плюхнулись на корабельное брюхо в каком-то болотце в лощинке между двух невысоких горок. Прислушались, что снаружи творится — все спокойно, только изумрудная болотная тина с ласковым чавканьем по обшивке сползает.

Звездонавты амуницию охранную на себя напялили, напутствие капитаново выслушали и айда на пешую разведку.

Через час пробы грунта взяли, образец насекомого отловили, кустик здешней травки в целлофан завернули, атмосферную пробу в банку закупорили. Притащили все это на корабль. А как проверили, оказалось, что дышать в здешней атмосфере человеку очень даже можно и без всяких побочных эффектов. Никакой опасности атмосфера для организмов звездонавтов не представляет. Даже по приборам получалось так, что не можно, а нужно — чуть ли не оздоровительное действие ожидалось, — местностимер упорно показывал на своем табло: «лето в черничном лесу». И правда, кустики местной травки точь-в-точь на чернику оказались похожи. Даже ягоды съедобны. Только листики у этой черники были не ровного зеленого цвета, а разрисованные цветными красными, белыми и синими концентрическими колечками, а ягоды были желтые.

Звезда тамошняя в тот момент стояла на безоблачном бледно-фиолетовом небе примерно на полдень, и звездонавты всё с себя тут же поскидывали и давай разведку проводить в одних спортивных костюмах. Чуть ли не по-детски в салочки, было, бегать принялись, да Капитан остановил.

— Дело, — говорит, — прежде! Ищем разумное население.

Тут все немножко очухались, в себя пришли да и занялись поисками. Расчехлили флаеры — над черничником летают соколами, вверх взвиваются, оглядывают окрестности. Однако никаких вокруг поселений. А ощущение такое, что чуть ли не корова за горкой замычать должна — до того на земную пастораль похоже. Хоть и не Земля вовсе.

А только муравьи похожи, хоть и синенькие, облака в небе похожи, пусть и фиолетовое оно. Ветерок так же дует, как на родной планете, только вкус у него то сладковатый, то солоноватый — все же атмосфера несколько от земной отличается. А иногда пух какой-то дымными облачками летит. Так на той планете черничник рисунчатый семена по ветру на манер наших одуванчиков пускает. И в целом вырисовывается благодать. Но команда, не помня себя, вся в трудах, вся в заботах, аки пчелы. Ищут-рыщут, кто бы им тут разумный и цивилизованный попался.

А вокруг корабля насколько хватает глаз, где буро-зелено да ровно — черничник растет, с голубым мхом корнями перевивается. Где серо — камень голый. Птицы иногда попадаются на манер наших перепелок, только летают шустрей. Подпускают к себе близко, да не поймаешь. А на что их приманивать, звездонавты еще не знали.

На флаерах летали далеко — к реке бледно-изумрудной и к морю свинцовому. И то, и другое, вестимо, из воды состоит. Однако никаких тебе лесов да поселений аборигенов. Никаких ржавых столбов в бескрайних полях черничника.

День исследуют, два мечутся, неделю работают. Уже узнали, что чернику тамошнюю желтую можно есть, уже наелись ею досыта, уже и перепелку одну поймали. Думали Коку ее отдать, да он сразу сказал, что голову ей сворачивать не будет. Да и никто другой не стал. Отпустили.

И уверились наконец, что никакой тут разумной жизни нету. А значит, и помощи ждать неоткуда. И сидит теперь Капитан мрачный и слушает все новые невеселые доклады разведчиков. Фотографии аэрофотосъемки рассеянно эдак рассматривает. И вдруг в один момент лицо его становится сосредоточенным и вытянутым. Глаза приобретают резкий блеск, а движения — порывистость. И начинает он шерстить кучу фотографий, на которых их корабль сверху снят. А потом выдергивает несколько, раскладывает их рядом, пальцем в них тычет и назидательно так флаеристам говорит: