Журнал «Если», 2005 № 03
Шрифт:
Я с трудом перевернул тяжелую тачку, высыпал песок в огромное корыто, и бетонщики тут же стали перемешивать его с цементом, крикнув мне, чтобы я шустрее поворачивался. Я погнал тачку обратно под погрузку. Как только я поставил ее на нужное место, Валентин тяжелой совковой лопатой принялся с энтузиазмом швырять в нее песок. Я вытер обильный пот: несколько минут можно было передохнуть.
— Да перестань ты расстраиваться! — мельком глянув на меня, сказал Валька, продолжая швырять песок. — Подумаешь, велика беда: ну, поработаем немного на коммунизм. Скоро эта реальность распадется, и мы снова вернемся в свою.
— Да поскорей бы уж, — вздохнул я, — а то ведь третий месяц пошел, а она все не распадается.
—
— Я вот, Валька, чего никак понять не могу, — сказал я. — Я же отлично помню, у коммунизма был лозунг: «От каждого по способности, каждому по потребности». Ну, насчет потребностей согласен: здесь никакого надувательства нет, бери, чего хочешь и сколько хочешь. А вот насчет способности… Они что, считают, что я способен эту проклятую тачку по восемь часов в день толкать? Да у меня через пять минут работы перед глазами круги плыть начинают! Вот пять минут я и должен работать.
— Не прибедняйся, — сказал он, — первый месяц, действительно, было трудно, а сейчас втянулись — и вроде бы ничего. Знаешь, я сегодня «Экран соревнования» смотрел: мы с тобой в передовиках! Бригадир сказал, что если темпов не снизим, на следующей неделе нам присвоят звание «Ударник коммунистического труда»!
Тут он осекся, посмотрел на меня и поспешно успокоил:
— Правда, к этому времени нас здесь уже не будет, — и, увидев, что я молчу, продолжил: — Я вот что решил: как только вернемся в нашу реальность, я первым делом свой аппарат с полной нагрузкой работать заставлю. И не по первой, а по второй функции! Уж он у меня попашет! Столько же, сколько мы здесь по его милости вкалываем! И никаких ему выходных! — добавил он, очевидно, вспомнив сержанта.
Я взял вторую лопату.
— Хватит болтать! — сказал я. — Работать надо, а то не видать нам звания ударников, как своих ушей!
ВЕХИ
Вл. Гаков
Заветы Исаака
Если говорить о творческой плодовитости, то Айзеку Азимову, 85-летие которого мир фантастики отметил в январе 2005 года, попасть в Книгу рекордов Гиннесса не удастся. Да, он оставил без малого полтысячи томов — однако существовали умельцы, умудрившиеся «наваять» и по 600, и даже по 900! Но если добавить, что на счету Азимова четыреста с лишним умных, информативных книг — буквально ни одной пустой, вздорной или малоинтересной! — то всем без исключения конкурентам остается потесниться [10] . Тем приятнее, что этот рекорд поставил выходец из России.
10
И по этой причине библиографию автора, которая обычно публикуется в конце статьи, мы на этот раз дать не решились. (Прим. ред.)
О фантасте Азимове подробно рассказывать читателям журнала «Если» даже как-то неудобно: трудно поверить, что кто-то из них незнаком с творчеством этого писателя. Поэтому напомню лишь о человеке Азимове.
Когда скользишь взглядом по спискам созданного им, перед глазами невольно встает образ эдакого промышленного конвейера, беспрестанно, без отдыха, день за днем выдающего печатную продукцию. Не случайно на одном из дружеских шаржей писатель изображен в виде электрической пишущей машинки в очках и неподражаемых азимовских бакенбардах.
Между тем в жизни это был живой, остроумный, реактивный, склонный к эксцентрике человек. Совсем не «машина» — могу судить по личной (увы, единственной) встрече с ним. И его жизнь, манеры, привычки постоянно давали пищу журналистам, охочим до вкусных, будоражащих фактов.
Все ли знают, что выдающийся фантаст и популяризатор науки XX века,
чье воображение смело устремлялось в иные галактики, оказывается, всю жизнь панически боялся самолетов и открытого пространства? Последние десятилетия жизни он почти не покидал своей нью-йоркской квартиры (между прочим, расположенной на 30-м этаже — неплохо для человека, страдающего агорафобией?). И выбирался лишь на те конвенции, куда можно было добраться наземным транспортом.Всем ли известно, что Писатель, пророчески предвидевший воцарение «электронных мозгов», до последних лет не расставался с допотопной электрической пишущей машинкой, а компьютер использовал исключительно в качестве записной книжки и «гроссбуха». Рассказывают, что представители одной ведущей компьютерной фирмы, сломив наконец сопротивление знаменитого писателя, установили-таки у него дома «персоналку» — и тут же раздался звонок клиента, торжествующе и не без сарказма заявившего: «Я так и знал — эта штука не работает!». Бледный от позора менеджер фирмы немедленно помчался к писателю — чтобы выяснить: тот всего лишь забыл подключить машину к сети…
А его легендарное недоверие к литературным агентам! Для тех, кто хотя бы в общих чертах знаком с американским издательским миром, вероятно, прозвучит откровением, что писатель-трудоголик, в течение полувека выстреливавший более десятка книг ежегодно, вел все свои дела с издательствами собственноручно. И все из-за того, что когда-то на заре азимовской писательской карьеры ему попался один жуликоватый агент, обманувший начинающего автора.
Он был дважды женат: в 1948 году — на Гертруде Блюгерман, родившей ему сына Дэвида и дочь Робин Джоан, а в 53-летнем возрасте создал новую семью — с Джанет Джепсон, которая в 1980-х годах сама начала писать фантастику для детей. Все знавшие писателя в один голос утверждали: если Айзек Азимов и не служил образцом правоверного иудея, то уж образцовым еврейским папой точно был!
Изредка выбираясь на люди, Азимов мог весь вечер «держать» компанию. Я сам был свидетелем тому, как в Нью-Йорке в день Святого Патрика писатель битых два часа выступал в роли тамады. Хохмил без остановки, легко переходя с «нью-йоркского» на ирландский, распевал какие-то народные песенки (судя по реакции аудитории — весьма легкомысленные) и даже порывался заменить повара у плиты, чтобы самолично приготовить некое национальное блюдо. А его друзья говорили, что не было мастера рассказывать анекдоты большего, чем Исаак Озимов!
Это не опечатка — именно так звали писателя при рождении. Будущий писатель родился 2 января 1920 года в России, в еврейском местечке Петровичи, находившемся в тогдашней Смоленской губернии. Родителями его были Иуда Озимов, работавший счетоводом на мельнице, и Анна (Рахиль) Берман. А мальчика назвали Исааком.
Семья, как рассказывал сам писатель, не относилась к ортодоксальным иудеям, и в синагоге он побывал с родителями всего несколько раз, просто отдавая дань традиции. И все же вот его собственные слова:
«…Есть все основания полагать, что я еврей. По крайней мере, моя мать — еврейка и мать моего отца — тоже, таким образом и мой отец, и я евреи по определению. При том, что я не делал и не делаю ничего, чтобы как-то подчеркнуть вышеуказанный факт или что-то кому-то доказать. Я не посещаю синагогу, не соблюдаю религиозные праздники и даже невероятным образом умудрился избежать этого болезненного ритуала — обрезания… Однако это ровным счетом ничего не значит. Я — еврей, и все тут.
Как это может быть? Ну, при том, что не считаю себя религиозным, я все же несу на себе культурные стигматы (если вы простите мне такую терминологическую вольность). Я родился в российском местечке и вместе с семьей переселился в Бруклин, где, как вы знаете, на каждом углу — еврейская лавка или мастерская. В одной из таких кондитерских лавок, принадлежавших моему отцу, я проработал тринадцать лет. Есть и другие приметы. Говорят, что я мастерски рассказываю анекдоты на идише и вообще довольно сносно владею этим языком. Люблю также грустную музыку — и еще густо намазывать горчицу на хлеб».