Журнал «Если», 2005 № 05

— Ты давно здесь? — спрашивает он нарочито небрежным тоном.

— Только что приехал, — бурчит в ответ Хозе и поднимает голову. — И уехал бы, задержись ты еще хоть на пять минут! Паршивый район, здесь пристрелят ни за что ни про что.

Райен мысленно бьет ему в нос кулаком.

Хозе отмалчивается, пока опиливает заготовку. Закончив, он вставляет новенькую, блестящую штучку в скважину старинной двери и поворачивает ее в замке. Дверь приоткрывается, выпуская наружу запах древних смазочных масел и чего-то еще, что Райен не способен определить. Странный запах, совершенно ему не известный. Должно быть, так пахнут стальные стружки, ржавеющие в меду.

— Ты чего это вдруг надумал, мужик? — спрашивает Хозе, бросая косой взгляд на сумрак, притаившийся за дверью. Он стоит, уперев руки в боки, и озадаченно покачивает головой. Потом он отступает на несколько шагов и встряхивается, словно собака. Будто пытается сбросить с себя метку надвигающейся беды.

— Попомни мои слова, мужик, — говорит он со вздохом. — Это место прикончит тебя.

Райен с рычанием вырывает ключ из его пальцев.

— Убирайся, — цедит он сквозь зубы. — Пошел вон, слышишь?

Он не оборачивается, когда заслуженная старушка Хозе с кряхтением заводится и уезжает.

Потом Райен заходит в тамбур, прежде служивший рабочей проходной, и толкает вторую дверь. Дверь отворяется с жалостным скрипом, и наконец Райен Сирис видит перед собой грандиозную пустоту производственного цеха.

Девушки из конторы окружного асессора объяснили Райену, что, согласно самым старым официальным записям, это здание использовалось для производства каких-то важных запчастей во время первой мировой войны.

«В военные времена жизнь в той округе просто бурлила», — сказала одна из девушек. Райен мысленно представляет себе работниц в длинных подоткнутых юбках и рабочих в парусиновых брюках или мешковатых брезентовых штанах. Старые дородные управляющие в жилетах щеголяют золотыми часами в виде луковицы, прицепленной к массивной золотой цепочке, которая тянется от нагрудной пуговицы в брючный карман.

Ничего этого больше нет, все быльем поросло.

В бывшем производственном цехе пахнет затхлой мочой и голубиным пометом. Когда Райен через широкую дверь вступает туда, необъятное пространство начинает разворачиваться и разрастаться вокруг него. Солнечный свет, процеженный сквозь обросшие пылью стекла, приобретает прохладный голубоватый оттенок, отчего огромная бетонная площадка под ногами Райена странно напоминает неподвижную поверхность очень тихой и очень глубокой воды.

Его шаги отдаются эхом. Райену попадается на глаза стопка одинаковых брошюр выпуска 1930 года с подробными инструкциями касательно ремонта сложного механизма неидентифицируемого назначения. Эти брошюры выглядят так, словно они хранились в отработанном машинном масле. Сквозь разбитые окна в цех отважно вползают побеги ежевичных кустов. Черные четырехугольные опоры густо обвиты паутиной ржавчины.

Райен думает об армии мусоровозов и гусеничных тракторов, которая вскоре выстроится перед его фабрикой. Он думает о том, как выкосят сорняки во дворе, как повалят ржавые колонны опор, как отмоют изгвазданный нефтью и маслом бетонный пол ядреным раствором каустической соды. Он грезит о многофункциональном жилье, прохладном белом пространстве, элегантных высоких окнах. Райен думает о том, как все грязное обратится в чистое, продезинфицированное, безупречно гладкое, новенькое и сияющее.

Он закрывает глаза и, широко раскинув руки, мысленно представляет себе, как его неуемный дух начинает разбухать и расширяется, расширяется, расширяется, пока не поглощает ее всю и целиком подчиняет себе.

В дальнем конце цеха видна крутая деревянная лесенка, ведущая на антресоли. Райен направляется к ней, аккуратно огибая лужи и кучки подозрительного мусора. Высоко над его головой в стропилах слабо попискивают голубиные птенцы и шумно всхлопывают крыльями их родители.

Взбираться по этой лесенке — чрезвычайно сомнительное предприятие, но он решается. Прежде чем перенести свой вес на другую ногу, он тщательно проверяет каждую доску на прочность. Преодолев несколько ступенек, Райен оборачивается и смотрит назад.

Обе двери, отделяющие цех от улицы, по-прежнему широко открыты, и яркий послеполуденный свет манит его, приглашая вернуться. Но снаружи жарко, а здесь царит приятная прохлада, и кроме того, на лестнице он снова чует тот незнакомый запах. Неправдоподобный запах стали и меда.

Райен смотрит наверх и видит, что лесенка упирается в дверь из фанеры, прибитой к деревянной раме гвоздями; в самом ее центре проломлена зазубренная дыра. За этой дверью должна была находиться фабричная контора. Он мысленно представляет прогнившие перекрытия, неуютные комнатки с тонкими фанерными стенами, пустые картотечные шкафы. Там, наверху, довольно темно.

Вздохнув, Райен продолжает восхождение.

Дверь наверху отворяется в небольшой коридор с бурым от древности и покоробленным липким линолеумом. В коридоре еще четыре двери, по две с каждой стороны, и Райен с любопытством открывает первую. Но в первой комнате он не находит ровно ничего интересного, там только мышиное гнездо и кучка старых изгрызенных газет.

За второй дверью Райен находит тяжелый металлический стол. В этой комнате, оказывается, есть окно, выходящее в производственный цех, но оно забито фанерой.

В третьей комнате Райен находит женщину.

Он буквально подпрыгивает, увидев ее, и шарахается назад, чувствительно врезавшись в дверь с тупым стуком. Женщина сидит на полу, прислонившись к стене, и глазеет на потолок с таким видом, будто ожидает, что этот потолок непременно сделает что-нибудь. На лице ее застыло непонятное выражение, одновременно пустое и значительное, словно она погружена в очень глубокие думы совершенно ни о чем.

— Господи… — непроизвольно бормочет Райен, чье сердце едва не выскочило из груди. — Ты кто такая, забери тебя дьявол?!

Незнакомка неторопливо опускает взгляд и смотрит на него не мигая. Глаза у нее цвета нефти. Как Райен уже успел разглядеть, она настолько далека от классических канонов красоты, насколько это вообще возможно. Пропорции ее, скорее, подобны колоколу: обширный зад, бесформенная талия и слишком узкие, покатые плечи. Заношенная маечка ей чересчур тесна, и Райен просто не может не заметить, что груди у нее маленькие, округлые и крепкие (должно быть, внезапно приходит ему в голову странная мысль, они терпко-кислые на вкус, словно недозрелые яблочки). Но руки у этой странной женщины на диво мускулисты.

— Винни, — наконец откликается незнакомка и поднимает правую руку, в которой оказывается бутылка водки. Она прикладывает горлышко к губам, отхлебывает внушающий уважение глоток, а затем гостеприимно предлагает бутылку Райену.

Бродяжка, приходит Райен к очевидному выводу, испытывая смешанное чувство отвращения и восторга. Первая тайна, которую он здесь разгадал! Первый нарыв, который он незамедлительно вскроет! Райен знает, как надо обращаться с подобным сбродом.

— Ты должна сейчас же убраться отсюда, — антарктически ледяным тоном сообщает он. В голосе Райена победный звон золотых монет и вкрадчивый шелест банковских чеков.