Журнал «Если», 2005 № 05
Шрифт:
Но, как только истек ее гарантийный срок, самобранка стала барахлить. Может быть, сказалось то, что приятели ссыпали прямо в нее немытую посуду после трапезы, а может, опытный образец не рассчитан был на такие изысканные заказы, только факт однозначен: испортилась вещь. Соседка Валя простирнула прибор в стиральной машине, но после этого скатерть и вовсе перестала подавать блюда, в ответ на заказ только дымилась и плавилась по краям. Делать нечего, повесил Нычкин изделие на стенку, а питаться стал по старинке — грубо и нерегулярно. Первое время было тяжело, старика Двоякина с непривычки сутки тошнило, пока Петр Давыдыч не подлечил его водочкой. В общем, скоро все вернулось на круги своя, и о самобранке больше не вспоминали — вытирали об нее руки, прикалывали к ней значки и вымпелы, но ассоциаций не возникало.
Повезло
Вращалась, вращалась планета Земля, да вдруг стала замедлять ход — и остановилась. В чем дело? А просто сели батарейки — самые большие в мире батарейки, на которых, собственно, и работает наша планета.
Собрали тогда люди экспедицию из четырех лучших электриков, двух врачей и одного волшебника (без волшебника в таком ответственном деле не обойтись), и двинулась та экспедиция на северный полюс, где, согласно инструкции по эксплуатации планеты Земля, и находится место для ее батареек. Новые тащили на себе — они ведь огромные, каждая размером с бочку. Пришли к указанному месту, открыли крышку, произвели замену — Земля дернулась, заскрипела, прошла четверть оборота, да и снова встала. В чем дело? Да просто, пока она стояла без движения, механизм, который уже тысячу лет без смазки работал, закоснел, порос паутиной и отказал. Снарядили новую экспедицию, на этот раз на южный полюс: пять первоклассных часовщиков, три механика, два врача и, разумеется, волшебник (попробуй не возьми с собой волшебника — их профсоюз тут же все на свете вино превратит в воду!). Протерли валики и шестеренки, заменили неисправные узлы, вылили в механизм десять литров машинного масла — Земля вздрогнула, покачнулась, но с места не стронулась. В чем дело? Непонятно. Тут заметили часовщики в механизме инородное тело, извлекли его — оказалось, манускрипт на неизвестном человечеству языке. Академики — и те прочесть его не смогли. Пришлось снарядить еще одну экспедицию — под землю, в далекие чревоземные пещеры, где не первый десяток лет жил самый мудрый из людей мудрец.
Мудрец тот не умел ни читать, ни писать, и именно вследствие этого стал таким мудрым. Говорить он тоже не умел, только слушал, смотрел и иногда танцевал. При нем состояли три переводчика: один с языка танцев переводил на язык жестов, другой — с языка жестов на язык слов, а третий доводил мудрые слова до нормального человеческого уровня. Пришла к нему экспедиция, стала задавать вопросы, показывать манускрипт. Мудрец рукопись понюхал и пустился танцевать какой-то краковяк. Переводчики принялись за дело.
— Эх, вы, — танцует мудрец, — надоели вы Земле-матушке со своей эксплуатацией! Решила она объявить вам ультиматум. Согласна она работать и без батареек, и без смазки, но вместо руководства по эксплуатации будут у вас теперь правила пользования планетой Земля. И если правила эти соблюдаться не будут, — приплясывает мудрец, — то Земля с места не тронется. Вот чем это пахнет.
Ничего не поделаешь — пришлось людям смириться с тем, что они больше не эксплуататоры, а всего-навсего пользователи. А чтобы расшифровать тот самый манускрипт с правилами, собрали целый научно-исследовательский институт, куда пригласили лучших филологов, историков, прочих ученых; ну и без волшебников не обошлось — куда же без них!
Собрались три злых волшебника и стали спорить, кто из них самый злой. Первый волшебник говорит:
— Я очень злой. Я могу злиться двое суток подряд без сна и без обеда.
Второй говорит:
— А я — еще злее. Я знаю пятьсот злейших ругательств и могу придавать своему лицу двадцать шесть различных злобных выражений.
А третий волшебник ничего сказать не смог: он побагровел, почернел, раздулся — и от злости лопнул, прямо на глазах у изумленных коллег.
Взрыв был такой сильный, что первых двух волшебников контузило, и они забыли, как это — злиться. То есть они перестали быть злыми. Ну а волшебниками они, между нами говоря, никогда и не были.
Профессор Ненародов отмечал свой 65-летний юбилей. По этому поводу в доме профессора было устроено целых три
застолья: на завтрак он собрал всех своих родственников, на обед позвал друзей, на ужин пригласил врагов.Завтрак оказался самым скромным. Отобедать явилось очень много гостей, все дарили подарки, говорили тосты, желали юбиляру долгих лет жизни, женщины лезли целоваться, мужчины рассказывали неприличные анекдоты и сами над ними смеялись…
Самым продолжительным из застолий стал ужин — он продлился аж до утра. Враги и врагини, в отличие от друзей и подруг, явились строго вовремя и поначалу держались насторожено, но потом выпили по первой, по второй — и вся неловкость испарилась. (Профессор, надо заметить, только за ужином позволил себе алкоголь, до этого, чтобы не обидеть приглашенных на вечер врагов, он пил минералку.) Расслабившись, гости стали дарить юбиляру адреса в папочках, где в стихах и в изысканной прозе обзывали профессора последними словами, произносили тосты за его бездарность, а некоторые даже объявляли войну. Профессор отвечал им алаверды в том же тоне, иногда благожелательно материл приглашенных и чувствовал себя помолодевшим лет на сорок. Враги остались более чем довольны приемом и, нехотя расползаясь под утро, благодарили Ненародова за теплый прием, за толерантность, мужественно целовались с ним взасос и обещали сохранить прежние вражеские отношения до конца своих дней. Юбиляр на чем свет выражал им свои антипатии, радостно хватал уходящих за грудки, плакал и утверждал, что лучше праздника у него отродясь не было. По всеобщему мнению, юбилей удался.
Недовольным остался только один человек — Свирид Плеваки, член-корреспондент Академии наук. С одной стороны он считался профессору другом, а с другой — постоянно писал на него анонимные корреспонденции в разные присутственные места. Поэтому ему пришлось прийти на юбилей дважды — сперва к обеду, а потом и к ужину. В итоге Свирид Плеваки так объелся и так перепил, что весь последующий день чувствовал себя отвратительно. И все же, несмотря на дикие головные боли, вечером он нашел в себе силы сесть за рабочий стол и написать очередную член-корреспонденцию. В ней г-н Плеваки подробно рассказал общественности, как профессор Ненародов превратил свой юбилей в фарс и нарушил все правила хорошего моветона, поставив таким образом под вопрос расклад научных сил. Особо Плеваки выделил тот факт, что в еде и горячительных напитках этот пресловутый профессор меры знать не хочет.
И лишь тогда, когда корреспонденция была отправлена, анониму полегчало.
У одной талантливой поэтессы был муж, который работал наладчиком оборудования на обувной фабрике. А помимо мужа у нее был еще муз — эфемерное создание мужского пола, которое помогало ей писать стихи, подсказывало рифмы, направляло перо, а иногда и диктовало целые четверостишия. Муж сильно ревновал поэтессу к этому самому музу. Бывало, придет с работы, увидит на письменном столе новое стихотворение — тут же начинает кричать и браниться.
— Где, — кричит, — этот сукин сын?! Опять он к тебе залетал, опять шептались! Куда он спрятался, этот твой карлсон безмоторный! Вот я ему сейчас пропеллер-то откручу к чертовой бабушке!
И начинал бегать по квартире, распахивать все шкафы и шифоньеры в поисках обидчика, да так никого и не находил. Потом уставал, успокаивался и, поужинав досыта и послушав новые стихи, извинялся перед женой и нежно ее целовал.
И так продолжалось каждый вечер в течение одиннадцати лет и могло еще девяносто девять лет продолжаться, но однажды терпение мужа лопнуло. В ту памятную пятницу у него на работе какое-то оборудование не наладилось, в троллейбусе его тетеньки потрепали изрядно, и все лифты шли только в парк. В общем, вошел муж в квартиру и набросился на жену пуще прежнего.
— Где, — кричит, — этот стервь бесплодный?!
А жена ему говорит:
— Это ты бесплодный, а он бесплотный.
Муж обиделся еще сильнее, начал бить о свою грудь посуду.
— Все, — кричит, — хватит с меня этой поэзии! Сыт по горло стихами вашими! Подавай сюда такого-сякого, покажу ему сейчас Черную речку с «Англетером» в одном флаконе! Задушу его, как Мартынов Пушкина!
Жена поняла, что на этот раз мужа не остановить, покорно склонила голову и засеменила в спальню. Там она открыла платяной шкаф и показала мужу на зеркало, возле которого тот каждое утро зашнуровывал себе галстук.