Журнал «Если» 2008 № 05
Шрифт:
Окно в моем погребе было именно такое, как полагается в погребах — под самым потолком, длинное и узкое, не более фута. Дура долго думала, как с ним обойтись, наконец притащила и повесила синие шторки с золотыми звездами. Тут я почуял неладное. А когда она приклеила к перегородке огромнейший круг зодиака, я уже стал догадываться о постигшем меня несчастье.
Образовались в подвале и еще два помещения, оба такой величины, что человеку там не повернуться. Попасть в них можно было из большой комнаты. Первое я в целом одобрил — там дура устроила довольно опрятное отхожее место, вот только входить туда следовало задом, это был единственный способ удачно сесть на
Кстати сказать, звали мою дуру Марией. Лет ей было столько, что впору внуков нянчить, а все обращались к ней: «Машка, привет!» Да, именно так. В мое время даже уличная шлюха требовала к себе большего почтения.
Эта самая Машка была, разумеется, не замужем, растила дочь, и дочери уже исполнилось шестнадцать лет — самое время вступать в брак. Дочь, насколько я мог понять из разговоров, уродилась не в матушку и сама очень хотела законного брака, но моя дура неизвестно почему возражала.
Я долго не понимал, для чего ей понадобился мой подвал.
Но в один прекрасный день это разъяснилось. У нас появилось два новых предмета меблировки, последних по списку. Один притащил мужчина и установил посреди большой комнаты. Это было нечто вроде двускатного шалаша, какие днем ставят на тротуар, чтобы привлекать покупателей. Я иногда по вечерам глядел в окно и видел эти шалаши.
Тот, что изготовили для моей дуры, был, как занавески, синим с золотыми звездами. Посреди, опять же золотом, были выписаны огромные слова: САЛОН АФРОДИТА, и внизу, помельче: вход со двора, 12.00 — 20.00. Я понял, что мой подвал теперь салон.
Последний предмет меблировки принесла она сама. И на стенку повесила тоже сама, причем загубила всего четыре гвоздя, пятый вбила более или менее успешно. Я подошел и увидел диплом в золотой рамке — ее страсть к золоту была бы похвальной, если бы только золото оказалось настоящим, а не так называемым «самоварным».
Но рамка была подлинным сокровищем по сравнению с самим дипломом. Из него следовало, что моя дура окончила курсы эксклюзивной магии и является практикующей ведуньей второго посвящения с правом совершать обряды и производить гадания.
Если бы в годы моей молодости женщина призналась, что окончила курсы магии, то семье пришлось бы порядком потратиться, чтобы дело обошлось всего лишь поркой на городской площади. Читая этот нелепый диплом, я впервые подумал, что от такой соседки следует как можно скорее избавиться. Мало ли кого она сюда накликает своими дурацкими обрядами. Сущности бывают разные — я, к примеру, сущность спокойная и уравновешенная, но не приведи Господи разбудить полтергейст…
Но когда к ней пришли первые посетительницы, я успокоился.
Ничего моя дура в магии не смыслила, а гадала так, что я хохотал во всю глотку. Так хохотал, что эхо доносило до нее обрывки смеха — и она ежилась, не понимая, что творится в подвале. Мой голос и смех живые могут услышать только в отраженном виде, я установил это случайно, однако место, где есть эхо, искал по всему подвалу уже целенаправленно. Это меня несколько месяцев развлекало.
На самом деле весело мне стало еще раньше — когда она явилась в полном обмундировании сумасшедшей бабы, вообразившей себя городской ведьмой. Я даже не сразу узнал ее.
Машка где-то раздобыла длинное платье, почти до пола, но открытое более, чем у шлюхи с Девичьей улицы.
Оно было черное, с крупными золотыми узорами, и тесное в бедрах. Она достала из сумки красную шаль с бахромой и накинула на плечи, а потом подошла к зеркалу. То, что она там увидела, ей очень понравилось, а у меня, будь я в прежней своей плоти, заныли бы все зубы. Ведь она еще и покрасила волосы. Теперь у нее на голове красовалось нечто вроде гривы вороной лошади, она собрала эти космы на макушке, а отдельные пряди вытащила, чтобы они, как взбесившиеся змеи, обрамляли ее простецкое круглое лицо, раскрашенное под стать наряду — чернейшие брови и ресницы, малиновый румянец, губы такого красного цвета, какого в природе не существует. А глаза! Она размалевала их на пол-лица. А ногти! Кровавые, будто она запустила их в чьи-то внутренности. А кольца, браслеты, серьги, цепочки! Я знаю толк в драгоценностях — мне было жутко смотреть на эти убогие подделки.В магии она не разбиралась. Но это еще полбеды. Только теперь выяснилось, какая это невероятная врунья.
Моя дура всюду растрезвонила, что проводит так называемый «золотой обряд». Цель обряда — привлечь к заказчику побольше денег.
Мысль сама по себе неплохая, но доверять подобное действо Машке было просто опасно. А меж тем она с кем-то сговорилась по телефону, заморочила своим враньем голову, поехала проводить обряд и даже вернулась с деньгами. Когда я увидел у нее в руках ассигнации, скверное предчувствие посетило меня. Я понял, что добра ей эти зеленые бумажки не принесут. Их было для нее слишком много…
У меня есть способность оценивать, какому количеству денег соответствует тот или иной человек. Она появилась, потому что я всю жизнь был связан с деньгами и, каюсь, даже давал в рост под большой процент. Поэтому для меня важно было с первого взгляда оценить просителя и его взаимоотношения с той суммой, которой он домогается.
Так вот, эти деньги были для дуры избыточными. И потому они ее быстро покинули.
В тот день она сидела в своем дурацком салоне одна, листала журнал и вздыхала. Я незримо находился рядом и ждал, когда же случится хоть что-то занятное. Наконец зазвонил телефон, она схватила трубку и выпалила казенно-любезным, невероятно фальшивым голосом:
— Салон «Афродита» слушаетЯ грешным делом обрадовался — телефонные переговоры моей дуры способны заменить лучшую компанию площадных гаеров на ярмарке.
— Тут целители принимают? — спросил басовитый мужской голос. Незримому собеседнику было, пожалуй, за семьдесят. Но моя дура, естественно, опять блеснула интеллектом.
— Да, и целители, и ароматерапевты, и массажисты, приходите, будем радыЯ надеялся, что старец объяснит ей, насколько ему не нужны ароматерапевты, в стиле боцмана парусного флота (город у нас портовый, и моряков я слышал неоднократно). Однако он, я полагаю, не расслышал странного слова, да это оказалось и к лучшему. Его ответ был достоин дурацкого салона— У меня дырка в груди открылась, из нее так сифонит — занавеска шевелится.
— Ого! — воскликнул я.
— То есть как — сифонит? — спросила озадаченная дура почти почеловечески.
— Говорю, дырка, сквозная, навылет, и из нее сифонит, со свистом, сам слышал. У вас дырки лечат?
Тут она опомнилась и зачастила:
— Понимаете, это на самом деле не дырка, это один из признаков смертельной порчи, порчу мы снимаем, приходите, ауру почистим, карму подкорректируем, ну и дырку…
— Мне карма не нужна, у меня дырка! Я вам внятно говорю — дырка сифонит— Да-да, я поняла, приходите, заткнем— Приду, — пообещал голос и пропал.