Журнал «Если» 2008 № 05

— А шуба — просто мечта! Воротник — шалькой, рукава широченные, и еще оторочка, и вся фалдит! Ну, Машка, что тебе стоит?

У тебя же свой салон! Ты у кого-нибудь перехвати, мне же всего до завтра— Светик, солнышко, не у кого— Ну, тогда извини, я прощаюсь. Представляешь, всем звоню, ни у кого несчастных пятисот баксов нет! Все, блин, разом обнищали! ПокаГолос у Светика был не менее фальшивый, чем у моей дуры. Она привыкла решительно требовать денег — и совершенно не привыкла их отдавать. Моя дура, сама великая мастерица по данной части, возможно, еще не догадалась об этом. Она смотрела на онемевшую телефонную трубку, и губы ее шевелились.

— А вот ругаться такими словами неприлично, — сказал я ей.

По крайней мере, при моей телесной жизни было неприлично.

Тут она вдруг додумалась, как использовать оба отказа. Но сделала это с грацией слонихи в посудной лавке.

— Звонить бесполезно. Нужно лично являться, — сразу, без предисловий, сказала она Бурому. — Давайте я съезжу в одно место, это ненадолго, всего полчаса! Вы здесь побудете, а я тут же вернусь с деньгами.

И что же он мог ей ответить? Только одно:

— Никаких мест. Сидите и звоните.

— Так ведь бесполезно— Еще пробуйте.

Дура вдруг вскочила из-за стола и устремилась к двери. Бурый заступил ей дорогу и без лишней вежливости водворил обратно за стол.

Визг и трепыхание на него не подействовали. Я даже зааплодировал его ловкости.

— Вы с ума сошли! — закричала Маша. — Вы мне руку сломали! Я на вас в суд подамБурый опять уселся и замер, как монумент. Кулаки выложил на колени — вместо всяких аргументов. Ну, допросится она, подумал я. Этот не то что руку, он и шею легко свернет. Ох, не накаркать бы…

Так они и сидели: он явно ни о чем не думал, она же думала, как сбежать из подвала.

Я уже достаточно изучил свою дуру. Она никогда не смотрела хоть на дюйм дальше собственного носа. Допустим, ей удастся сбежать, ну и что? Завтра же разъяренная Анжела явится не в салон, а к ней домой, и еще неизвестно, кого она с собой приведет. Всю жизнь имея дело с документами и занимаясь в молодости розыском несостоятельных должников, я знал, насколько это непросто.

А в том, что дура, сбежав, попытается спрятаться у себя дома, я не сомневался.

— Что за черт! У меня клиенты на прием записаны, два гадания и снятие порчи, никто не идет! — сказала она Бурому. — Заблудились, что ли?

Это опять было вранье. Хотя заблудиться тут несложно, проходной дворик у нас — подлинный Тезеев лабиринт.

Бурый промолчал, и она перешла в наступление, тыча кровавым когтем в двускатный рекламный шалаш:

— Слушайте, вы! Вы мужчина или нет? Вытащите этого козла на улицу— Сами тащите, — ответил Бурый.

— Я женщина! — гордо сказала моя дура. — Я его поднять не могуА вы — запросто! Поймите, не придут клиенты — не будет денегБурый подумал, встал и взялся за рекламный шалаш. Приподнял, опустил и нехорошо посмотрел на дуру.

— Он же легкий.

— Это для вас — легкий. А я женщина, мне его не пошевелить.

Я знаю человеческую натуру. Если кому-то по меньшей мере трижды сказать одно слово, оно обретает силу… впрочем, об этом я уже вспоминал… Так вот, дура уже трижды назвала себя женщиной —

того и гляди, Бурый поверитКонечно, если ее отмыть, одеть в обычное платье, убрать эти страшные вороные космы, а главное — зашить рот воловьими жилами, она будет привлекательной женщиной средних лет, и какой-нибудь вдовый вечный подмастерье мясника или плотника обретет свое непритязательное счастье. Только теперь, насколько я понимаю, мужчины этой породы жениться не хотят — они и так могут прожить без забот.

Бурый молча выволок стенд в прихожую и начал пропихивать в дверь. Моя дура была наготове — сразу подтащила кресло поближе к окну, забралась на него и отдернула синюю в звездочках штору.

— Ой, блин… — прошептала она, подоткнула подол и поставила ногу на спинку кресла.

Я понял ее замысел. И ужаснулся последствиям.

— Стой! — закричал я, посылая голос в нужное место, чтобы добиться внятного эха. — Стой, говорю! ЗастрянешьЗвук был — вполне удовлетворительный звук, — но она от волнения и с перепугу, видимо, оглохла. Рама поднималась вверх, и дура, не рассчитав, навалилась пузом на подоконник и попыталась вылезти. Тут рама и рухнула ей на поясницу. Но даже если бы Машка чудом осталась висеть в воздухе — она все равно бы застряла, потому что человеку ее сложения изогнуться так, чтобы преодолеть эту щель, просто не дано.

Я окаменел, глядя на брыкающиеся ноги. Вошел Бурый — и тоже озадаченно на них уставился.

— Вот дура, — сказал он.

Ноги были приемлемые — такие не стыдно показать выше колена.

Моя дура нажила избыток плоти в щеках, груди, талии и заду, однако ноги как-то сберегла. Взгляд Бурого на них был уже более осмысленным, чем прежние его тупые взоры. Я даже подумал, что вся эта затея — ловушка на мужчину. Но отмахнулся от мысли — это было бы слишком разумно для моей дурехи.

Бурый неторопливо подошел, изучил обстановку, примерился и попытался выдернуть неудачницу из окна за талию, но получил удар пяткой в грудь и отскочил. Хорошо, что дура во время своей эскапады потеряла туфли — иначе лежать бы сейчас Бурому с каблуком в сердце.

Его лицо несколько оживилось. Я даже тревогу прочитал на не слишком высоком челе.

— Держи ее, держи! — крикнул я. — Уйдет вместе с оконной рамойИногда страшно хотелось поговорить, пусть хоть о погоде и ценах на дрова. Не то чтобы я ждал ответа от тех, к кому обращался, но если годами молчать — то и спятить недолго.

Пока я еще пребывал в своем уме. Сумасшедший призрак жил через дорогу — в телесной жизни он был монахом, теперь же вообразил себя уличным акробатом. Он нередко свешивался с крыши вверх ногами и заглядывал в окна последнего этажа. Мои же умственные способности не пострадали от времени.

Бурый молча смотрел на мою дуру. И даже щурился, что могло означать улыбку.

Входная дверь скрипнула, мы разом обернулись.

В прихожей появился монументальный дед с примотанным в области груди поверх застегнутого пиджака жестяным тазом. Зрелище было даже для меня жуткое — дед использовал длинные серые полотенца, вроде тех, на каких опускают гроб в могилу. А Бурый преспокойно смерил деда взглядом, решил, что опасности это полоумное чучело не представляет, и опять повернулся к окну.

— Тут целители принимают? — спросил дед.

— Тут, батя. Заходи, садись, — рассеянно ответил Бурый, примериваясь к ногам.

— Не могу, шайка мешает, — сказал дед и постучал в жестяной таз.

— Ну, стой…

Бурый зашел сбоку, что было разумно.

— Лови ее за обе конечности разом и дергай сильнее, — посоветовал я.

— Мне целитель нужен, врачи не берутся. У меня дырка в груди открылась, из нее так сифонит — занавеска шевелится, — сообщил дед. — Я им в поликлинике говорю: дырка сквозная, навылет, и из нее сзади наперед сифонит, со свистом, сам слышал. Они мне говорят: дедушка, мы дырок не лечим, ищи народного целителя. У вас-то хоть дырки лечат?