Журнал Наш Современник №12 (2002)

Дионисий дал направление иконографии на многие времена, но ни его сыновья, ни другие ученики и последователи уже не смогли достичь такого совершенства. Утратится свежесть радости, а вместе с нею и легкость, и изобилие света и цвета, и изысканная простота. Русская иконопись постепенно перейдет в иное качество, появятся новые школы и направления, и никто уже не дерзнет повторять подвигов Феофана Грека, Андрея Рублева и Дионисия.

Ферапонтовские росписи — настоящий гимн Евангелию. И когда мы восторгаемся этим гимном, то должны помнить и то, что если бы Иван III, его сын Василий, игумен Иосиф Волоцкий, архиепископ Геннадий Новгородский, а с ними и Дионисий, не одержали победу над ересью, то и само почитание Евангелия могло оказаться под угрозой.

Чудо ферапонтовских росписей — это чудо оправдания Истины.

Александра Баженова • "Еще не все потеряно, мой друг!" (к 70-летию Анатолия Передреева) (Наш современник N12 2002)

К 70-летию Анатолия ПЕРЕДРЕЕВА

“Еще не все потеряно, мой друг!”

Александра БАЖЕНОВА

“РУССКОМУ ПОЭТУ

НУЖНА ЗЕМЛЯ И РОДИНА НУЖНА”

Годовые кольца

В последние годы жизни Анатолия Передреева я училась в Литинституте и, как тогда водилось, часто хаживала в Центральный дом литератора.

В те времена в “предбаннике” ресторана ЦДЛ — небольшом буфетном зальчике — вечерами часто видела столик, за которым сидела выпивающая братия с малоразговорчивым Анатолием Передреевым в центре, но никогда не подходила к хмельной компании, пила кофе за соседним столиком. Если бы я знала, что Передреев родом из моих краев, — все же решилась бы перекинуться с ним земляческим приветствием. Но Бог не дал мне тогда такого знания и не свел нас. А потом оказалось поздно. Когда я всерьез вчиталась в тонкозвучные стихи земляка и задумалась над внешне переменчивой, но в глубине укорененно-русской жизнью поэта, — его уже не было с нами...

Как это ни парадоксально, жизнь и литературная биография одного из замечательных русских поэтов ХХ века — Анатолия Константиновича Передреева — до сих пор почти неизвестна.

Писали и пишут о нем, хотя немного, но в целом нестандартно, интересно, В. Белов, С. Куняев, В. Кожинов, А. Шавкута, А. Михайлов, О. Михайлов, С. Агаль­цов, М. Шаповалов. Есть и злые выпады “заклятых друзей” наподобие евтушен­ковских или котюковских. Однако копнешь поглубже — никто толком не знает, где поэт жил и работал (кроме Грозного, Братска, Москвы). Мало кто вспомнит больше двух-трех дат его жизни. Никто не назовет конкретно мест его работы и должностей. Даже временные рамки его земной судьбы не обозначены четко. Сколько же он прожил на нашей грешной земле?..

В начале 1990-х годов мы с единомышленниками решили создать энцикло­педию Саратова. Нужна была статья о Передрееве. Необходимо было узнать, в какие годы он жил в Саратове. Где работал? Когда переехал в Грозный? Был ли крещен? И т. д.

Однако в первое время одни мои вопросы повлекли за собой другие. Например, в “деле” Передреева в Союзе писателей есть две автобиографии — “собствен-норучные” — и “карточка писателя”, на обороте которой перечислены годы и места работы—учебы—службы. Так вот, во всех трех источниках самим поэтом годы названы разные (не случайно, видимо, Передрееву нравились строчки Рубцова, которые он часто цитировал: “...Душа свои не знает годы, так по-младенчески чиста, как говорящие уста нас окружающей природы...”). В одной автобиографии он писал, что был призван в армию в 1955-м, работал в Саратове в 1957-м. В другой — что в 1954-м был призван в армию, а в 1957 году приехал в Саратов, где с 1958 по 1959 год работал на заводе им. В. И. Ленина. На обороте “карточки” Передреев указывал, что в 1952—1953-м он — студент заочного отделения филфака Саратовского университета, в 1955—1957-м — в армии, а с 1957-го — на заводе и одновременно продолжает учиться на филфаке СГУ. Четвертый вариант по памяти называет единственный оставшийся его брат Борис Константинович Передреев, который говорит, что они с Анатолием жили в Саратове в 1954—1955 годах, Анатолий учился в университете.

Место р о ж д е н и я Анатолия Передреева — Н о в ы й С о к у р1 в Татищевском районе Саратовской области (Старый Сокур в книге С. Куняева “Судьба. Поэзия. Россия” назван ошибочно). Деревня Новый Сокур — увы! — оказалась “неперспективной” и ныне исчезла с лица земли, как и дом, где родился Передреев, и могилы его пращуров. А село Николаевский Городок, в Н и к о л ь- с к о м с о б о р е которого Анатолий был к р е щ е н, называется теперь Октябрьский Городок.

Оказалось, что даже г о д р о ж д е н и я Передреева в большинстве источников указан неправильно. Например, в “Краткой литературной энциклопедии”, в двух автобиографиях, на “карточке писателя”, представленных при вступлении в Союз писателей, в некоторых сборниках написано, что он родился в 1934-м. В первой газетной публикации в 1959-м сказано, что ему 23 года. А брат, Борис Константинович (р. 1937), уверил меня, что Анатолий старше его почти на пять лет, но, чтобы казаться моложе, сам “сбавлял” себе два года.

Пришлось поработать еще и в архиве Литинститута, куда, в отличие от Союза писателей, сдают заверенную нотариусом (и заполненную с паспорта!) копию трудовой книжки. Там на первой странице четко написан год рождения — 1932, а день так и остался 18 декабря. Наконец, после архивных поисков, бесед с близкими, прочтения написанного Передреевым я попыталась выстроить канву жизни, начиная с генеалогической предыстории.

Русские корни

Фамилия Передреев “говорящая”. И немало. Происходит от существовавшего в XVI веке на Руси слова “передорщик”, обозначавшего редкую профессию переписчика, а также печатника книг. А это значит, что предки Передреева из века в век, из поколения в поколение были грамотными людьми. И можно предположить, что, как многие честно служившие России, они вошли во дворянство, но в какое-то неблагоприятное время старшие в роду погибли, малолетние дети были отданы в один из приютов, организованных еще императрицей, супругой Павла I, в святом миропомазании Марией Федоровной (1759—1828). Она создала в России ряд благотворительных и воспитательных (главным образом дворянских) заведений (“Мариинское ведомство”), среди них — мариинские женские гимназии, больницы, приюты. Дворянских детей-сирот, чьи родители рано умерли, погибли в сражениях, стали жертвами эпидемий и проч., воспитывали, обучали в мариинских приютах, после совершеннолетия заботились об их судьбе. Государство безвозмездно выделяло им земли для доброго хозяйствования и кормления. Мария Федоровна, среди прочих, добилась для приютских выпускников земель Мариинской волости Саратовской губернии. Здесь она учредила села по православным именам своих десятерых детей: Константиновка, Михайловка, Марьевка... Центр Мариинской волости — Николаевский Городок — основан в 1829 году по распоряжению Николая I. Села быстро обрастали деревнями, такими как Новый Сокур.

Таким же путем сюда, вероятно, попали в XIX веке и Передреевы. Здесь, на благодатной почве, они прижились; семьи, имевшие до 10 детей, разрослись так, что в бывшем Николаевском городке и в окрестных деревнях их нынче сотни: иные разъехались по области, по России; в Саратове живет немало Передреевых, которые меж собой в родстве. Разумеется, после нескольких поколений, трудившихся на земле, они ощущали себя коренными крестьянами.

Передреевы и в ХХ веке, случалось, переженивались меж собой. Так, отец поэта Константин Васильевич (1892—1976) женился на Дарье Федоровне (1898—1979), урожденной Передреевой же. Родство супругов было невосстано­вимо дальнее, однако души оказались родными.

Дом деда Василия, где родился поэт, был небольшой, на три окна, печка, сени — как у всех в округе. Накануне вынужденного исхода из родного дома семью поэта (шестого ребенка, которому тогда, в 1933-м, было меньше года) посетил комбедовец-пьяница и стал требовать четверть самогона. Константин Васильевич возмутился: “Где я тебе возьму?! Я же не гоню самогон!” Комбедовец пригрозил, что вскоре придет с уполномоченным и опишет их хозяйство, то есть попросту объявит кулаками (хотя они были крепкими середняками). Константин Васильевич знал, что это не просто угрозы, собрал пожитки и увел семью от беды. Бежали они ночью по степи на железнодорожную станцию.

Беженцы в домике на окраине

Семья поэта поехала в русский город Грозный. По дороге к ним подсели “добросердечные” попутчики. Быстро узнали их историю, сочувствовали, жалели, заботливо помогали... А когда доверчивая семья вышла из купе — обещали посторожить вещички и малыша, лежавшего на нижней полке Анатолия. Вернувшись, Передреевы увидели, что ловкие “профессионалы” их обворовали. Маленький Анатолий лежал голый на голой полке, все вещи исчезли. И приехали они в Грозный в чем были. Слово “беженцы” тогда еще не было в “моде”, как и понятие “статус”. Чаще беженцы этот свой “статус” тщательно скрывали.

Мы нынче уже привыкли к тому, что беженцы “бегут” из Грозного. Почему же тогда, в 1933-м, семья Передреевых поехала и м е н н о в Г р о з н ы й?

Этот выбор разъяснила Мария Федоровна Алексеева (урожденная Передреева), живущая в Саратове, тетка поэта по матери, проще говоря, родная сестра его мамы — Дарьи Федоровны. Брат их отца был военный, подполковник царской армии, служил на железной дороге в Грозном (тогда военном объекте). В отпуск он постоянно приезжал в Новый Сокур к своим. В итоге женился на подруге Ольги Федоровны Передреевой — старшей сестры матери Анатолия. И увез ее на Кавказ. Подруга скучала на чужбине, писала, приглашала в гости, а когда Ольга Федоровна оказалась в гостях в Грозном — вышла там замуж за железнодорожника.