Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Журнал Наш Современник №2 (2001)
Шрифт:

В одном небольшом рассказе, если у вас только нет определенной задачи в этом отношении, описание пейзажа не нужно разбрасывать в разных местах, сдвигайте все в одно место — впечатление будет полнее; чтобы можно было глотнуть, как один кусок. Что ценнее: мелочь, медяки на рубль, или золотой?

Ну, зачем вы нагромождаете и показываете мне и то, и это — все огромное и невкусное? Раскройте то же самое на какой-нибудь мелочи, детали, покажите весну в тополевой почке. Ведь я с удовольствием кушаю котлеты, бифштекс, но совсем нет у меня гастрономо-эротического настроения к быку, — огромно слишком!

Бальзак

работает топором. Щепки летят — не щепки, а глыбы. Он врубается, а не мастерит стамеской. И вижу: вылезает глаз!..

Слова сегодняшние — мелкие, мельче, чем бисер, очень ассоциативные. Инвентарь цивилизации. А первые слова были однозначны, лапидарны... Войдешь во фразу, а там гулко, как в пещере. Почитайте-ка протопопа Аввакума.

Делать четко все, каждую фразу гравировать — очень большая опасность. Ведь в картине бывают и голубые, и туманные линии.

Автор должен быть хитрым. Когда знаете, что фраза у вас хороша, высветите все слова вокруг.

“Луна отражалась золотом в реке” — скомпрометированная краска. Ищите собственные виденья!

Все давайте конкретно. Не “трамвай идет”, а “А” идет, не “переполненный трамвай”, а “человек висит с портфелем”. Только повернуть немного материал.

Не получается по прямой, не достигает эффекта, — попробуйте идти от обратного. Не давайте ничего непонятного, недоговоренного, мимоходом. Или уясните, или уберите совсем.

...Писатель рождается, когда находит то, что кажется известным и понятным только ему. Вещи рождаются всегда по личному опыту, возмущению, ликованию.

Что такое литература? Литература — рассказ о себе. Смотрите за собой — это главный источник познания.

Очень важна первичная ось, на которую нанизывается все. Найти стальной каркас, сделать его и провести все через него — тогда инкрустации, пестрые камешки заиграют.

Проза — это те же стихи, но гораздо сложнейших ритмов. Ею иногда можно больше добиться, чем стихами.

Поэт, который попробовал сесть за рассказ — все равно что под рентгеновский аппарат попал: все, что в карманах, вижу.

В прозе поэзия должна быть, но целомудренно. Плещется, как пистон в патроне. Читатель нажимает, и он сам взрывается — только в прозе так можно.

Книга неудачная так же отражается на писателе, как хорошая,— как работа гробовщика на краснодеревщике.

Люди при рождении одинаково кричат, по смерти — одинаково воняют и проходят основные одинаковые этапы. Но этапы эти окрашиваются различными интонациями. Их-то автор и должен уловить.

Мне нужно не то, что вы видите, а ваше отношение к этому. Мир весь прекрасен, но каждый воспринимает по-своему.

Все, что вокруг — события. Вы проходите мимо событий. Сегодня они песок, а завтра пища.

Ставьте тему всегда с больших запросов: я покажу, что значит снег для мальчика! Вышел — снег летит, новая сказка начинается.

В трезвом виде написать роман нельзя, — только в состоянии, когда кажется, что весь мир свернешь!

Когда даете общий вид, не разбрасывайтесь.

Не уводите меня от главного. Не уводите меня, говорите о главном!

Все нужно брать в связи с настроением. Если человек ищет пристанища, не будет у него на каждый встречающийся предмет взгляда художника, подмечающего в нем все интересное. Так, выписывать девочку, плачущую в ванночке, или на морозе в городе, полном хлеба и всяких пряностей, вы будете уже совсем не так (повисла слезка на румяной, как яблочко, щечке), как слезы девочки в разрушенном голодном Гомеле.

Все, что вокруг, должно незаметно вплетаться в ткань. Однако незаметно!

“Семен присел, Василий засмеялся”. А вы дайте в одно: “Семен присел и снизу увидел, как засмеялся Василий”.

Нельзя упускать хорошее, выгодное слово, раз употребить и выбросить, как выкуренную папиросу. Эх вы, сапожники! Дали вам товар на целую заготовку, а у вас на подошву не хватило.

Не нужно делать бесплотные образы. Отличайте Ивана от Петра.

* * *

...Все, что говорил Леонов, оживало в его устах. Казалось, он обладает живой силой, вдувает ее в слово — все сразу становилось красочно и объемно, и не было возможности не поверить ему.

Как всегда, на столе старая зеленая металлическая коробочка с табаком. Он набивал трубку душистой “Герцеговиной Флор”, придвигал к себе квадратик бумаги, на котором вкось и вкривь набрасывал мелкую вязь букв, сплетенных воедино, то круглых, то угловатых, только ему понятных. Когда слушал, нацеливался трубкой — дымящимся перстом, из правого угла рта, и всегда становилось страшно: сейчас пойдет громить. Волос над глазами много, они мягко распадались в стороны, на лбу — небрежные прядки, а выше, в середине, просвечивало туманное пятнышко кожи. Глаза голубели, сгущаясь до синевы, а то становились прозрачно-зелеными.

В литературе нужно снайперское слово, чтоб в каждом слове заключалось пять.

Писатель — это следователь.

Когда пишете диалог, монолог, вообще разговор какого-то героя, первая фраза должна быть как ключ к пониманию характера. Во всяком случае, мужика.

Сталь сильна тогда, когда это кандалы.

Ведите мелодию, как второе заглавие.

Зряшная густота!

Фраза не должна быть дряблой, она должна быть скручена, должна соскакивать, как с катапульты. Натуго затянуть. На шуруп, на болт поставить.

У Пушкина — мягкий, тонкий мускул играет во фразе, спрятан под тонкой батистовой сорочкой. У фразы Толстого мускул грубый, дворницкий.

Живописность по Леонову — понятие куда более широкое, чем живость изображения, картинность, колоритность. Картинность и красивость, скорее, не имеют к ней отношения, даже чужеродны ей. Не живописать “роскошным слогом” ставит он задачей, а изображать достоверно, многомерно. Нарисованная им картина порождает обилие ощущений, пониманий, чувствований, догадок. И то, что зовется “подтекстом” (а по Леонову — “то, что вылезает из букв, воздух”), тоже входит в его живописность.

Поделиться с друзьями: