Журнал Наш Современник 2009 #1

–  А второго не будет!
– твердо сказал Бунтов, как кованый гвоздь вбил.

Она подошла к нему, чмокнула в щеку. От ее поцелуя он сразу почувствовал себя не чужим в этом доме, а хозяином. Поэтому и сказал, как приказал:

–  Пошли, поваляемся!

Они не заметили, как наступил вечер, и напомнил о нем рокот трактора под окнами. Бунтов выглянул в окно, а это "Кировец" улицу загородил. Бунтов оделся, вышел на веранду, а Коляня уж на крыльце сидит, дожидается.

–  Чего приперся-то?
– недовольным голосом спросил Бунтов.

–  Твоя послала… Говорит, ты там больше не живешь! Что произошло-

то?

–  То и произошло, - оглянувшись на входную дверь, сказал Бунтов.
– Валентина застукала. Стекла поколотила!

Фролов улыбнулся:

–  Значит, у вас все серьезно!

–  А ты как думал! Хоть три дня для свадьбы бери… Ладно, как-нибудь обойдусь. Завтра я в поле, а ты Артему помогай!
– сказал Бунтов, давая понять, что разговор окончен.

Все-таки не зря приходил Коляня. После разговора с ним Бунтов вернулся в наезженную колею, когда к нему вернулся привычный ход мыслей, именно такой, какой был в последние дни, и вернулось привычное настроение, какое могло быть только в доме Розы. И Бунтов сразу забыл обо всем на свете, только знал, что есть Роза и он рядом с ней. Утром она сказала:

–  Теперь понятно, почему твоя так бегает за тобой!

–  Почему же?

–  Сам догадайся!

–  А-а-а, - улыбнулся Бунтов.
– Это коньяк виноват!

Начавшееся с шутки, в дальнейшем наступившее утро Бунтов не мог выделить как-то по-особенному. Даже хуже того: когда Роза собралась на работу, и он собрался, потому что оставаться в чужом доме одному показалось невыносимым делом, особенно теперь, когда только-только по-настоящему понял, что вчера произошло! А вернее сказать: что вчера натворил! Зачем-то

выпивку устроил, сразу перечеркнул те долгие месяцы, когда держался, несмотря ни на что, особенно первые две-три недели. А теперь все надо начинать сначала.

С этой душевной горечью он доработал до обеда, но голода почему-то не ощущал. Наверное, оттого, что не осталось у него теперь такого места, куда можно прийти и съесть тарелку супа в свое удовольствие, попить чаю, и где бы его ждали по-настоящему: к Валентине уже не пойдешь, а к Розе еще не привык ходить. Каким ни пасмурным было его настроение, но оно в один миг просветлело, когда он увидел женскую фигурку, свернувшую с проселка. Он еще издали узнал быстроногую Устинову с пузатым пакетом и остановил трактор, заглушил двигатель. Когда она подошла, Андрей спрыгнул с подножки, поцеловал Розу, подсадил в кабину, забрался сам и заулыбался, спросил так, как будто не знал, зачем она пришла:

–  Каждый день теперь будешь ходить?

–  Да, представь себе! Тебе это не нравится?

Роза действительно стала не пропускать ни одной его смены и всякий раз неохотно уходила. В слободе, конечно, заметили эти "свидания", от которых еще сильнее зачесались длинные языки. Разговоры и пересуды быстро разлетелись по слободе и так же легко долетели до Перловки и Темнова.

Как узнал он о событиях в Казачьей, то окончательно приуныл. Ведь больше месяца носил в душе надежду, надеялся, что у них с Розой еще не все потеряно, но теперь, получалось, оборвалась последняя слабая ниточка, на которой держалась эта надежда, и он сразу проникся обидой и отвращением к той, к которой еще недавно приходил в гости с цветами и тортом. И Темнов постарался забыть о Розе и несколько дней обдумывал, как бы по-культурнее поговорить с бывшей женой, как с наименьшими потерями для собственного достоинства прийти в гости, чтобы Татьяна поняла, что пришел он не к сыну-старшекласснику, как обычно приходил в последнее время, а к ней. И когда все обдумал, то в ближайший выходной появился при параде, да с цветами, шампанским и пакетом сладостей. Когда бывшая жена вышла на веранду открыть, он не узнал Татьяну, всегда ходившую по дому в вытянутом на коленях трико и облезлой футболке, а теперь представшую в бархатном темно-лиловом халате, в котором показалась необыкновенно роскошной, но и холодной. Она сразу все поняла, с каким настроением появился бывший муж, и тряхнула головой, крашенной во все цвета радуги.

–  Ну и чего скажешь?

–  Решил серьезно поговорить… - неуверенно отозвался Алексей и неловко поправил волну на лбу.

Татьяна вздохнула:

–  Спохватился… Хотя я наперед знаю, о чем ты будешь долго и скучно говорить. Нудный ты, Леша, ревнивый не в меру. С тобой от тоски засохнешь.

–  Уж какой есть… Так и будем стоять в дверях?

–  Проходи, если уж пришел…

Она пропустила его, сына дома не оказалось, и можно было поговорить по-человечески, если уж не душевно, то хотя бы нормально, но, проходя в дом, Темнов подумал, что пришел напрасно, ничего из сегодняшнего вымученного визита не получится. Он это сразу понял, и о чем бы ни говорил со своей бывшей, в голове вертелась некстати вспомнившаяся мысль о разбитой чашке, которую, как ни старайся, а без шва не склеишь. У них с Татьяной, видимо, был тот самый случай.

Если бы Бунтов знал о заботах Темнова, то вполне бы мог сравнить их со своими, которые стали особенно заметны в то же самое воскресенье. Хотя ничего особенного не произошло: из Электрика приехала Розина дочь Маша с мужем. Дочь внешне мало походила на мать, природа сделала свое дело и почти лишила азиатских черт, которые были так заметны в Розе. Маша более напоминала южнорусскую казачку: крутобровая, румяная, она, наверное, и подвижная недавно была, но сейчас на большом сроке беременности казалась неуклюжей, и те несколько часов, какие она пробыла со своим Игорем в гостях, просидела, развалившись на диване, о чем-то время от

времени перешептываясь с матерью. Бунтову не понравилось, что они замолкали, когда он заходил в комнату. Когда же сели обедать, то Маша во все глаза рассматривала Бунтова, и тот невольно отводил взгляд. Да и муж ее, Игорь, - остроносый, с редкими прилизанными волосенками человек неопределенного возраста, - не понравился Бунтову. Поэтому, чтобы не пялиться друг на друга, Бунтов отправился за двор, решив поднять завалившийся забор. Думал, Игорь придет на помощь, но тот так и не появился. Они даже уехали, не простившись, поступили с ним, как с наемным работником. И Бунтов сразу почувствовал себя в этом доме чужим человеком. Не помогло даже и то, что позже к нему пришла Роза и, присев на пенек, вздохнула:

–  Только-только с посудой разобралась.

Она сказала искренне, а он посчитал отговоркой, желанием оправдать дочь и зятя. Роза, видимо, догадывалась о том, что творилось у Бунтова в душе, хотела что-то сказать, но не осмелилась или до конца и сама не знала верного решения, смущенная неожиданным появлением дочери, перед которой не представляла, как вести себя, как объяснить появление в доме постороннего человека. Бунтову тоже не хотелось говорить на эту тему первым, но, чтобы не молчать, сказал:

–  Надо нам с тобой в другие края перебираться, здесь жизни не будет!

–  И куда же?

–  Например, к моему брату. Это в нашей же области, только в другом районе. Место тихое, привольное, земля черноземная - благодать!

–  А жить-то где будем?

–  Присмотрим что-нибудь. Сейчас в каждом селении хватает брошенных домов. Да и не на пустое место поедем. В случае чего, брат подскажет, поможет. А там, глядишь, и сами помаленьку обустроимся.

Роза задумалась и ничего не сказала, и Бунтов понял, что у нее нет желания еще раз менять обжитое место. И он не стал ее волновать, сказал неопределенно:

–  Спешить нам необязательно…

Роза ушла, а Бунтов остался со своими мыслями один на один и не переставал удивляться своей придумке о брате, о котором очень вовремя вспомнил, хотя давным-давно не вспоминал, замотавшись с делами. А что, очень даже хорошая мысль. Главное, что на новом месте не надо будет прятать глаза. Он даже представил, как встретится со старшим братом, которого действительно редко видел, с тех самых пор, когда тот, отслужив в армии и возвращаясь домой, познакомился в дороге с симпатичной девахой, сманившей в свое село с лешачьим названием Сычи.