Журнал Наш Современник №4 (2001)

Как японская модель экономического развития, так и близкая ей южнокорейская не позволяют сколько-нибудь значительного оттока капиталов за рубеж, и в этом одна из важнейших предпосылок их успеха. Эти модели лишний раз свидетельствуют, что чисто рыночной экономики в реальной жизни не существует. Имеются лишь различные варианты сочетания методов государственного контроля за экономикой и относительной рыночной свободы. В условиях экономического кризиса или депрессии роль государственного регулирования резко возрастает, рыночные законы в таких условиях теряют свою силу. Достаточно вспомнить хотя бы “новый курс” президента Рузвельта в годы депрессии 30-х годов, экономическую политику западноевропейских стран в послевоенный восстановительный период с их самым активным государственным регулированием практически всех хозяйственных процессов. Так, например, в 1950—1958 гг. в Западной Европе существовал Европейский платежный союз, объединявший 17 стран и представлявший собою систему многостороннего клиринга с механизмом автоматического предоставления кредитных линий каждому члену союза, у которого был дефицит в расчете с другими членами. Покрытие сальдо, возникавшего в процессе централизованного зачета взаимных платежных требований и обязательств по экспорту и импорту, члены ЕПС осуществляли либо в национальных валютах, либо поставками товаров, либо в долларах США. Правила ЕПС предусматривали введение в случае необходимости ограничений на платежи в свободно конвертируемых валютах, и даже запрет на приобретение и обращение иностранных валют в странах — членах ЕПС. Функционирование ЕПС дало возможность западноевропейским странам экономить свободно конвертированную валюту (в те годы единственной полностью конвертированной валютой был американский доллар), проводить политику валютного протекционизма, не позволившую “долларизировать” Западную Европу и способствующую успешной защите европейских рынков от наплыва американских товаров, обеспечить многосторонний характер западноевропейской торговли, создать основы будущей европейской экономической интеграции. ЕПС успешно предотвращал сколько-нибудь объемный отток капиталов из Европы, что также объяснялось и тем фактом, что западноевропейские страны ввели конвертируемость своих валют лишь в конце 50-х — начале 60 гг.

Модель ЕПС могла бы быть с успехом использована и для стран СНГ, которые в 1993 г. приняли ряд документов, предусматривающих создание платежного, а впоследствие и валютного союза. Однако ничего из этого не вышло, что объясняется не только отсутствием политической воли и желания у местных правящих элит идти на создание каких-либо наднациональных органов, ограничивающий их “суверенитет”, но и поспешным вступлением в МВФ и введением конвертируемости национальных валют. Россия, Украина и ряд других стран СНГ, “освободив” внутренние цены, ввели преждевременную ограниченную конвертируемость своих валют без учета реального, плачевного состояния своей экономики, что привело к долларизации всей экономической жизни этих стран, выкачиванию из них ресурсов, к подчинению интересам мирового финансового капитала. Такое положение выгодно только паразитическому капиталу, в частности, многочисленным коммерческим банкам, существующим за счет спекуляции на перепродаже валют. Долларизация экономики России и нынешняя внутренняя и внешняя обратимость рубля по текущим платежам является одним из наиболее разрушительных факторов, не дающих встать на ноги национальному производству. Возникает вопрос: почему при выборе экономической модели развития страны кремлевские руководители не воспользовались опытом Японии, Южной Кореи, Китая, наконец, стран Западной Европы в 50—60 гг.? Почему предпочли наиболее ущербный, гибельный либеральный вариант? Думается, это было сделано, во-первых, вследствие деятельности прямых агентов влияния Запада, заинтересованного в разрушении экономики и обороноспособности России, а во-вторых, правящей верхушке России — коррумпированным чиновникам и криминальной новой буржуазии — уж очень хотелось дорваться сразу, без труда и необходимого самоограничения, до сладкой жизни: “мерседесов”, отдыха на зарубежных курортах, заграничных валютных счетов, недвижимости за границей и т. д. Все это можно было получить только в условиях быстрой грабительской приватизации наиболее прибыльных предприятий и введения конвертируемости рубля, дающей возможность быстро превращать российские природные ресурсы в доллары и вывозить их за рубеж.

Свободная конвертируемость национальной валюты должна базироваться на развитой, конкурентоспособной на мировом рынке экономике, приносящей стране значительные валютные доходы от экспорта, которые необходимы для создания валютных резервов, обеспечивающих такую конвертированность. В результате роста мировых цен на энергоресурсы валютные доходы России в последнее время возросли, но они были бы еще больше, если бы все сырьевые отрасли были национализированы и была бы введена государственная монополия внешней торговли. Тогда большую часть валютных доходов страны можно было бы направлять на инвестиции в промышленность с целью создания конкурентоспособного экспортного производства и зарабатывать твердую иностранную валюту уже не столько экспортом сырья, сколько экспортом промышленных товаров.

Во многих слаборазвитых странах или в странах с “переходной экономикой”, в частности в ряде государств СНГ, режим конвертируемости национальных валют обеспечивается главным образом за счет резервных кредитов МВФ. Эти кредиты представляют поистине ловушку для стран-должников. Займы МВФ обставлены жесткими политическими требованиями, выполнение которых способствовало падению национального производства в России и других странах-должниках. В числе стандартных требований МВФ — введение конвертируемости национальной валюты для осуществления текущих внешних платежей, ослабление контроля над внешней торговлей и открытие внутреннего рынка для импорта, сокращение дефицита госбюджета, причем главным образом за счет снижения государственных расходов на поддержку отечественных производителей и на социальные нужды, реализация курса “открытых дверей” для иностранных инвестиций, проведение политики ускоренной приватизации, отчет перед МВФ о проведенных мерах и согласование с ним экономической политики. Выполнение этих требований МВФ способствует завоеванию внутренних рынков стран-должников западными товаропроизводителями, которые, продав свои товары на этих рынках за местную валюту, желают обменять ее на свободно конвертируемую с целью вывоза из страны. И тут им помогают резервные кредиты, предоставленные МВФ данной стране. Страны, получившие эти кредиты, обязуются гарантировать конвертируемость своих национальных валют и поддерживать в определенных границах ее обменные курсы. Для этой цели государственные банки стран-должников проводят валютные интервенции, а также продают часть валюты частным коммерческим банкам, которые используют ее для дальнейшей продажи населению и проведения валютных обменных и спекулятивных операций. Практически большая часть валютных кредитов МВФ возвращается назад в западные страны в форме выручки, полученной иностранными товаропроизводителями от продажи своих товаров на рынках стран-должников. Эту выручку они получают в национальной местной валюте, меняют ее затем на иностранную и вывозят из страны. Кроме того, утечка капиталов за границу происходит в результате перераспределения части валютных средств, полученных от МВФ, среди коммерческих банков страны, имеющих корреспондентские счета в зарубежных банках, а также вследствие разворовывания этих средств функционерами правящих режимов, которые затем вывозят эти средства за рубеж, тратят на приобретение дорогих импортных товаров, предметы роскоши и т. д.

Фактически резервные кредиты МВФ, обставленные требованиями по либерализации экономики стран-должников, можно охарактеризовать как своеобразное кредитование западными государствами своих национальных экспортеров, как средство для их проникновения и прочного закрепления на внутренних рынках стран — получателей кредитов. Такие кредиты способствуют подавлению национального производства в странах-получателях, делают их политически и экономически зависимыми от кредитора (зависимость наподобие наркотической). В итоге, если даже страна, попавшая в ловушку МВФ, не сможет вернуть свои долги, МВФ и стоящие за ним страны Запада в общем-то ничего не теряют: они в любом случае уже вытянули из данной страны столько средств и ресурсов, что это покрывает все первоначальные затраты. Именно поэтому страны Запада время от времени принимают “благородное” решение списать долги той или иной группе развивающихся стран — клиентов МВФ. Отклонение от критериев, согласованных с МВФ, может привести к приостановке кредитования. Характерно, что кредиты МВФ, предоставленные России и другим странам СНГ, просто смехотворно малы по сравнению с огромным многомиллиардным оттоком капиталов из этих стран на Запад.

Следует ясно понимать, что нынешнее рыночно-потребительское общество (о котором идеологи-рыночники говорят с благоговением в голосе) — это по сути уже тупиковая модель. Ее не только губительно переносить на нашу почву, но и самим развитым капиталистическим странам Запада придется рано или поздно сменить тип социально-экономического развития. О необходимости этого говорят и многие представители западных научных кругов. Если те стандарты душевого потребления мировых невозобновляемых ресурсов, которые являются “нормой” в развитых капиталистических странах, перенести на другие государства, то мировых запасов этих ресурсов хватило бы на считанные годы. Отсюда и вывод: уровень душевого дохода, подобный тому, который существует в развитых капиталистических странах, в масштабах планеты недостижим. И тут не помогут никакие рыночные реформы. В условиях усугубления экологического и ресурсного кризиса, а также высокого роста населения в развивающихся странах Азии, Африки и Латинской Америки, приводящего к перенаселенности этих стран и дополнительному давлению на мировые ресурсы, понятие “рыночная экономика” приобретает совершенно иной смысл, чем в период относительно свободного доступа к мировым невозобновляемым ресурсам. Теоретически, полностью рыночная экономика возможна только при условии свободного доступа ко всем факторам производства: земле, полезным ископаемым и прочим ресурсам. Когда же возникает нехватка земли, когда большая часть природных ресурсов исчерпана, спрос на них возрастает и эти факторы производства становятся объектом государственного регулирования. Таким образом, роль государства в экономической жизни в будущем будет непрерывно возрастать, и рыночная модель с ее ориентацией на непрерывный рост потребления уступит место такой модели, черты которой уже сейчас можно предугадать. Это неизбежно будет модель, в которой строгий государственный контроль над экономическими процессами, в области торговли сырьем и стратегическими товарами, общенациональное планирование будут важнейшими составляющими. Собственно говоря, сам по себе мондиализм с его стремлением упразднить национальные государства и создать единый центр управления миром является в определенной степени реакцией на обострение мировых ресурсных, экологических и демографических проблем и желанием поставить эти процессы под жесткий наднациональный контроль. Уже сейчас можно наблюдать усиление государственного регулирования экономических процессов в развитых капиталистических странах. Это выражается: в усилении мер по защите своих национальных производителей от конкуренции со стороны импортеров путем сокращения импорта (особенно посредством нетарифного протекционизма, что нарушает законы свободного рынка и достигнутые в 1994 г. договоренности в рамках ГАТТ), в государственной поддержке национальной промышленности и сельского хозяйства (в частности, их систематическом субсидировании), в щедром государственном финансировании науки и образования, усилении прямых государственных инвестиций в наиболее важные отрасли высокой технологии. Западные страны используют и дополнительную денежную эмиссию, не боясь при этом некоторого возрастания уровня инфляции, с тем чтобы стимулировать рост платежеспособного спроса населения и соответственно рост производства. России же, как известно, они дают советы совершенно противоположного свойства. Монетаристские рецепты МВФ, во главу которых ставится стабилизация курса рубля по отношению к доллару, путем исключительно финансовых мер приводит к нехватке денежной массы, что в свою очередь способствует удушению производства, уничтожению промышленного, научного и военного потенциала страны. Тот факт, что бывшие советские, а ныне российские научные работники (по крайней мере, большинство из них) дружно прекратили использовать сам термин “неоколониализм”, отнюдь не означает, что этого понятия не существует на практике. Вся западная передовая цивилизация и благосостояние западных народов в огромной степени основываются на неэквивалентном обмене с менее развитыми странами, выполняющими роль поставщиков дешевого сырья и являющимися рынками сбыта для западной промышленности. Россия и другие страны на своей, что называется, шкуре начинают все острее ощущать (хотя многие еще и не понимают этого) все прелести неоколониалистской эксплуатации. Выкачивая сырье из развивающихся стран, из России и других бывших советских республик, западные страны надеются таким образом оттянуть неизбежный крах того расточительного образа жизни, который стал уже привычным для их населения. Так называемая интеграция России и других стран СНГ в мировую экономику — это путь неоколониалистского закабаления этих стран, их низведения на уровень стран третьего мира.

Сильное общенародное государство, экономическая и политическая интеграция в рамках прежде всего славянских республик — это единственное средство, могущее спасти русский и другие народы бывшего СССР от печальной участи рабов нового мирового порядка. Важно только при этом, чтобы сильное государство не выродилось в диктатуру коррумпированной бюрократии, и поэтому основные демократические свободы — свобода слова, собраний и т. д. — должны быть гарантированы. В то же время совершенно ясно, что современная демократия западного образца с ее культивированием прав абстрактного, оторванного от национальных корней индивида, “общечеловеческих” ценностей, морального плюрализма, “свободного рынка” и т. п. ведет к духовной деградации любого народа, среди которого она укореняется, и к его фактическому порабощению небольшим слоем космополитической финансово-промышленной элиты, на практике контролирующим процесс принятия государственных решений и средства массовой информации. В условиях постоянной обработки сознания людей через тенденциозные СМИ, и главным образом через телевидение, выборы в условиях парламентской демократии западного образца уже давно превратились в формальность. Фактически на Западе идет борьба за власть между партиями космополитической ориентации, позиции которых по основным стратегическим вопросам мало чем отличаются друг от друга. Партии, отстаивающие иные подходы, в частности партии национально-патриотического направления, влачат маргинальное существование. Подлинная демократия, отвечающая интересам всего народа, возможна только в условиях национализации командных высот в экономике (о них говорилось выше), а также таких областей, как радио и телевидение, с широким допуском к нему представителей общественности и всех политических сил.

Нередко приходится слышать, что национализация может привести к пролитию крови, к гражданской войне. Дескать, люди, ставшие частными предпринимателями, будут защищать принадлежащую им собственность с оружием в руках, а частных собственников в нашей стране уже миллионы. В этой связи необходимо сделать следующее разъяснение. Предлагается национализировать естественные монополии, ВПК, стратегические предприятия, производство и торговлю алкоголем и т. п. На всю массу малых и средних предприятий национализация распространяться не должна. Более того, от национализации естественных монополий, и прежде всего топливно- энергетического комплекса, мелкие и средние предприниматели–частники только выиграют, поскольку государство будет продавать им топливо и электроэнергию по низким фиксированным ценам, тем самым поощряя своего национального товаропроизводителя. Проиграет от национализации только небольшая кучка сверхбогатых олигархов и их челядь (связанные с ними продажные чиновники, журналисты, политики, охранники и т. п.) Но значит ли это, что данная, относительно малочисленная в масштабах страны прослойка выйдет на баррикады и начнет вооруженную борьбу с целью удержать в своих руках нефтяные промыслы, электростанции и прочие стратегические производства, которые во многих странах мира, в отличие от России, являются собственностью государства? Вряд ли: и сил, и смелости не хватит. Ведь в глубине души они и сами понимают, что они — воры, что живут на “халяву”, что воспользовались благоприятным случаем и украли общенародную собственность.

Или, может быть, на защиту права нуворишей самолично пользоваться и владеть естественными монополиями подымется ограбленный ими народ (который промолчал даже тогда, когда его лишили трудовых сбережений, месяцами не выплачивали зарплату, отключали электроэнергию и отопление в домах)? Или армия, живущая впроголодь, ринется спасать олигархов? Или, может, российские офицеры (крайне нерегулярно получающие мизерную зарплату, гибнущие в Чечне, стынущие от холода вместе со своими семьями в неотопляемых квартирах в военных городках) будут лить свою и чужую кровь за право кучки мошенников жить в баснословной роскоши, за их “мерседесы”, виллы на Средиземном море и счета в зарубежных банках? Кто, собственно говоря, примет участие в этой прогнозируемой либеральными СМИ “гражданской войне”, кто с кем будет воевать? Правда состоит в том, что никакой гражданской войны в результате национализации не будет и народ только бы поддержал действия президента, если бы он решился на подобные шаги. Миф о “гражданской войне” необходим для запугивания легковерных, и цель его состоит в том, чтобы увековечить нынешнее положение вещей. Ну, а что же все-таки предпримут олигархи, если национализация все-таки состоится? Ответ совершенно ясен. Попытаются удрать за рубеж к своим заграничным банковским счетам, а уже будучи там, на Западе, начнут раздавать интервью западным СМИ о “нарушении прав человека и законов свободного предпринимательства” в России и т. д. Западные правительства, МВФ и Мировой банк выступят с осуждающими заявлениями, скорее всего откажут в новых кредитах. Но стоит ли этого бояться? Кредитов и сейчас не дают, а размеры тех, что уже дали, просто ничтожны по сравнению с оттоком капиталов из России, который в результате национализации естественно резко сократится. Необходимо только не бояться отстаивать свои интересы и понимать, что западный империализм не всесилен, о чем свидетельствует успешное противостояние ему со стороны целого ряда развивающихся государств, не обладающих и сотой долей той военной и ресурсной мощи, которая имеется у России. В конечном счете, все зависит от силы духа и уверенности в своей правоте. К сожалению, именно этих качеств нам, русским, в настоящее время явно не хватает.

Священник Д.Дудко • Поэма о моем следователе (Наш современник N4 2001)

Священник Дмитрий Дудко

Поэма о моем следователе

Умер мой следователь. Вздрогнул я, как-то неожиданно перекрестился. Я, гонимый и преследуемый, дожил до 78 лет, а он, наверно, 50-ти умер. А я мечтал встретиться с ним за дружеским столом, вспомнить, как говорили за следственным. Теперь — не придется.

Что такое был для меня мой следователь? Не совесть ли моя?

Вы, может быть, захотите усмехнуться, вспомнив советское время, как вели следствие. Пристукнут кулаком, еще и заматерятся:

— Ах такой-сякой, признавайся! Иначе знаешь, что с тобой будет, что мы из тебя сделаем окрошку.

Это, что ли, совесть?

А мне вспоминается, как мой следователь говорил: “Вы не знаете, какой я ваш друг”. Откровенно скажу, я не совсем верил, что он мне друг. Даже, может быть, и совсем не верил.

Ну какой он друг? Им нужно меня осудить!

А вот теперь так не выговаривается.