Журнал Наш Современник №5 (2001)

Шолохов в беседе с К. Приймой дополнил то, что он рассказывал в 1930 году М. Обухову, - оказывается, Шолохов не только посещал Сенина в тюрьме, но позже познакомился и с его делом: "Дело есаула С. я хорошо знал и изучил его. Конечно, с известной долей художественного обобщения и вымысла и дал его в образе есаула Половцева".

Как видите, такова была методология сбора материала Шолоховым: он внимательно изучал личность, характер, обстоятельства жизни прототипа своего героя, с тем чтобы с помощью художественного вымысла создать обобщенный характер.

Этим путем, как мы убедились, он шел не только в ситуации Сенин - Половцев, но и в ситуации Харлампий Ермаков - Григорий Мелехов, в ситуациях со многими реальными людьми, которые стали прототипами его героев.

Плешаковская мельница

Краеведение оказывает неоценимую помощь литературоведению - особенно в случае необходимости литературоведческой и текстологической "дактилоскопии", на предмет прояснения или уточнения проблемы авторства.

Именно краеведение чаще всего с особой дотошностью и пристальностью исследует подчас скрытые нити, связывающие автора и его героев с той географической и жизненной средой, в которой родилось, возникло произведение - в нашем случае "Тихий Дон". Именно они стремятся, часто по крупицам, собирать "бесценный и безвозвратно уходящий от нас материал" о жизни и творчестве писателя, уроженца их родных мест, - с пониманием, что "это дело ответственное! все до мелочей должно быть выверено, документально подтверждено, все должно иметь неоспоримые доказательства".

Это - слова, выражающие принцип подхода к сбору и изучению материала о жизни писателя, истории его произведения, принадлежащие одному из самых известных краеведов Дона Г. Я. Сивоволову, который, кстати, не только родился, но и прожил всю свою жизнь в станице Каргинской на Верхнем Дону. Его усилиями много зафиксировано и сохранено об истории "Тихого Дона", творчестве Шолохова для будущего поколения.

"Свой поиск прототипов я начал с исследования того окружения и той среды, в которой жил писатель. Как известно, М. Шолохов в станице Каргинской с небольшими перерывами прожил около пятнадцати лет дореволюционного и послереволюционного периода. Здесь прошли его детские и юношеские годы, здесь накапливалось и осмысливалось все увиденное, услышанное и пережитое, формировалось его мировоззрение как человека и как писателя. На его глазах происходили исторические события огромной важности. Он жил среди казаков, иногородних, купцов, знал их повседневные дела и заботы, слышал их голоса, угадывал поступки, любовался красотами донской природы, впитывал в себя народную мудрость.

Сбор данных об интересовавших меня казаках шел по признакам: кто где жил, чем занимался и, самое главное, - чем напоминал шолоховского героя. Разумеется, все данные тщательно "просеивались", уточнялись у старожилов, перепроверялись по документам. В центре внимания оставалось то, что имело прямое отношение к роману - к тому или иному действующему лицу, а также и событию, ведь, занимаясь прототипами "Тихого Дона", я имел в виду прототипы не только персонажей, но и отраженных в романе событий.

Поисковую работу облегчало то, что я знал многих старожилов (а они меня), мне охотно помогали, над моими вопросами думали, при повторных встречах и беседах рассказывали всплывшее в памяти".

Хотел бы особо подчеркнуть эту неожиданную формулировку: "...занимаясь прототипами "Тихого Дона", я имел в виду прототипы не только персонажей, но и отраженных в романе событий". Мы считаем это уточнение исключительно важным. Почему?

Да потому, что краеведы, ведя свой поиск, исследуя жизненный материал, как бы повторяют на новом, более сниженном уровне тот самый путь, который когда-то уже прошел автор.

Автор "Тихого Дона", как и любого другого реалистического произведения, не создавал его по принципу "бога из машины", не конструировал роман из головы, но брал информацию из жизни, обогащая ее своей мыслью и чувством, жизненным, духовным и душевным опытом, то есть прошел путь, в чем-то похожий на тот, которым идут краеведы и исследователи творчества Шолохова, путь сбора материала, расспросов, бесед с огромным количеством людей, имевших отношение к событиям, о которых решил написать, изучения печатных источников, привлечения резервуаров собственной памяти. Это огромная работа, сложный интеллектуальный и даже чисто физический труд.

Возникает естественный, причем первоначальный, изначальный вопрос: кто, если не М. А. Шолохов, мог пройти весь этот многотрудный путь постижения сложного жизненного материала, посвященного жизни казачества и его трагедии, связанной с Вешенским восстанием? Кто - кроме Шолохова, помимо Шолохова - мог выйти на Харлампия Ермакова, явившегося главным прототипом Григория Мелехова и свидетелем и участником трагических событий гражданской войны на Дону? Кто - кроме Шолохова, помимо Шолохова - из писателей, предлагаемых нам в качестве авторов "Тихого Дона", имел хоть какие-то отметки пережитого опыта и собственной памяти о трагических днях Вешенского восстания, гражданской войны на Дону?

От ответов на эти вопросы в значительной степени зависит и решение проблемы авторства.

Мы считаем неопровержимо доказанным, что не существует другого человека, который, преследуя литературные цели, имел бы хоть какое-нибудь отношение к Харлампию Ермакову, хоть как-то был связан с ним, а также с другими казаками, жителями Вешенского края, участниками Вешенского восстания на Дону, который "собирал" бы в Вешенском округе материал для романа о гражданской войне на Дону, который биографически был бы связан с целым рядом прототипов героев и персонажей романа "Тихий Дон".

Понятие "прототипа" применительно к "Тихому Дону" далеко от привычного понимания этой дефиниции. Строго говоря, речь идет не о "прототипах" или - не просто о "прототипах", но о реальных исторических лицах, являвшихся для Шолохова не просто "прообразом", но, в первую очередь, - источником познания о недавних исторических событиях - мировой или гражданской войны. И более того, истоком народного "предания", генетическим источником знания о главном предмете его творчества - жизни, труде, быте, исторической трагедии казачества.

В этом случае взаимосвязь - автор - характер - прототип - настолько прочна, что ее не разрушить никакими искусственными приемами. Представим на мгновение, если в связке: Шолохов - Григорий Мелехов - Харлампий Ермаков убрать Шолохова и подменить его кем-то, кто не был лично знаком с Харлампием Ермаковым, или вынуть из этой связки самого Ермакова, - то романа "Тихий Дон" не будет, потому что не будет в итоге Григория Мелехова. Ибо по отношению к Григорию Мелехову Харлампий Ермаков не просто прототип, который передал герою "Тихого Дона" какие-то черты внешнего облика или "служивской" биографии, - он еще и мощнейший аккумулятор целенаправленной и неукротимой духовной энергии, которая, пройдя через "душу живу" М. А. Шолохова, и вызвала к жизни могучий в своих трагических противоречиях характер Григория Мелехова.

Проблема прототипов - как персонажей, так и отраженных в романе событий - настолько важна для романа "Тихий Дон", "укоренена" в роман, что ее трудно, практически невозможно вычленить из анализа произведения в качестве изолированной независимой темы. Говоря о Григории Мелехове, о Вешенском восстании или событиях империалистической войны, мы одновременно стремимся исследовать и прототипы шолоховских героев и событий, изображенных в романе, степень и качество проникновения в них.