Журнал Наш Современник №5 (2003)

В этом плане мне представляется весьма подозрительным факт двусмыс-ленного — в духе тех же двойных стандартов — отношения либерального истеблишмента к феноменам национализма и этноцентризма. В целом националистическая “архаика” отрицается как проявление “агрессивного национализма”, но там, где возможно ее использование для подрыва многонациональных государств — актуальных или потенциальных оппонентов американского гегемонизма, — она прямо поощряется идеологически и политически. Националистический сепаратизм в свое время использовался Западом в борьбе против СССР, сегодня он используется против Российской Федерации, Индии, Китая... А вот что касается такого политического понятия, как народ, то здесь дискредитация осуществляется последовательно и неизменно. Понятие “народ” выведено за пределы современной нормативной лексики в качестве совершенно одиозного. Понятно, почему: в этом понятии прямо выпячено социальное содержание, противоположное классовому инте­ресу тех, кто инициировал новейшую гражданскую войну богатых против бедных. И ровно в той мере, в какой это понятие не приемлется новыми хозяевами мира, поставившими себе на службу компрадорски настроенных “индивидуалистов” Евразии, оно подлежит защите, обоснованию и обога­щению в качестве ценностной основы политической культуры массового демо­кра­тического сопротивления.

Вот она, искомая идентичность осажденной и “огораживаемой” народной массы, расширившегося “третьего мира”: народ, с акцентом на социальный (классовый) смысл этого понятия. (Я вынужден акцентировать этот нереспек­табельный по либеральным меркам смысл, так как понятием “народ” сегодня беззастенчиво клянутся все номенклатурные приватизаторы в бывших советских республиках: они позиционируют себя националистами, чтобы скрыть классовое своекорыстие своих “реформ”.) Цвет кожи, разрез глаз и даже культурно-религиозные различия в этом контексте отступают на второй план по сравнению со сходством социального положения жертв глобальных огораживаний. Понятие “народ” ныне глобализируется, выходя за нацио­наль­ные и “цивилизационные” (в смысле “плюрализма цивилизаций”) границы. Отныне все непривилегированные народы Азии, Африки, Латинской Америки (равно как и отгораживающейся от атлантизма Европы) имеют весьма веские основания причислять себя к единому народу — общности, осаждаемой теми, кто организовал глобальный крестовый поход ненасытного меньшинства, стремящегося приватизировать все ресурсы планеты. Речь идет о необходи­мости своевременного освоения таких понятий, которые политически затребо­ваны для глобального народного сопротивления глобализму номенклатурных узурпаторов. Интернационализация богатых, ныне составляющих партию глобальной гражданской войны, идет полным ходом. Бывшей коммунисти­ческой и гэбистской номенклатуре советского пространства ни ее происхож­дение, ни воспитание не помешало найти общий язык с номенклатурой совре­менного Запада, направляющей ход “рыночных реформ” и “модернизации” в странах рухнувшего “второго мира”. Непримиримые борцы с “буржуазными пережитками” внезапно превратились в непримиримых к социалистическим “пережиткам” радикалов либерализма, адептов естественного отбора и невмешательства государства в экономическую и социальную жизнь. Они все откровеннее выступают единым фронтом с атлантистами, осуществляющими свою приватизацию не в национальных, а в глобальных масштабах. Под шумок речей о возрождении России (Украины, Польши, Чехии и т. п.) они помогают атлантистам захватывать стратегические позиции и ресурсы “своих” стран, которые они давно уже не считают своими, ибо отечества не имеют. В то же время им выгодно отвлекать народное внимание от социальных проблем, катастрофически обостряющихся по их вине, и переключать на проблемы национальные, на вопросы культурной специфики, разжигать этнические расколы и настроения ксенофобии.

Перед лицом такой стратегии богатых узурпаторов народам разросшейся периферии (центр сжимается, периферия расширяется, что по-своему выражает действие закона концентрации капитала) настоятельно необходимо осознать себя единым народом, имеющим общие социальные интересы и общего классового противника. Впереди у нас — неудержимая экспансия новой социальной идеи, под напором которой вся морфология постмодер­нистской “телесности”, все национальные, расовые, культурно-антропологи­ческие различия людей, успевшие стать объектом политической эксплуатации и стилизации пресыщенных, должны раствориться, уйти в тень, на периферию массового сознания. Разве народ России не осознавал, вопреки стараниям компрадорской партии “внутренних атлантистов”, что американские бомбар­ди­ровки Югославии — это удар по нашим общим интересам и позициям? Разве он сегодня не отдает себе отчет в том, что объявленная американская война Ираку — это “урок”, преподанный всем сопротивляющимся, это отвоевание очередного плацдарма в глобальном наступлении новых привати­заторов на планету? Следовательно, демократически солидаристское, интер­националистское, классово ориентированное сознание — вот основание новой коллективной идентичности народов, один за другим подвергающихся давлению глобальных экспроприаторов.

У осажденных народов должны сформироваться общая идеология сопротивления и общие средства социальной самозащиты. В рамках такой солидаристской логики прорисовывается образ единой революционно-демократической партии и единого социального “государства бедных”, противостоящего “гражданскому обществу” богатых, организуемому на началах социал-дарвинизма. Ясно, что на сегодня и такая партия, и такое государство выглядят пока еще как невидимый “град Китеж” или невидимая церковь, существующие в тайниках народного сознания, но не в действи­тельности. Но мировая история, по меньшей мере со времен явления Христа, организована так, что устойчиво пребывающее в глубинах народного сознания “тайное”, содержащее “правду-справедливость”, в конечном счете непременно становится явным, наполняется силой и действенностью.

Здесь напрашивается ряд уточнений. Технологии умышленного “этно­центризма” сегодня в основном используются в бывших советских респуб­ликах. Национализм этих республик до сих пор активно поощряется Западом, более или менее справедливо полагающим, что он носит антирусский характер (следует ожидать, что при малейшем изменении его вектора — в сторону, например, антиамериканизма, он немедленно попадет под запрет). В России же приватизаторы экспроприируют население “этой” страны не только по материальному, но и по символическому счету: лишая его национальной гордости и национальной идентичности. Это делается потому, что коллективная идентичность народа как субъекта большой истории может стать опорой эффективного сопротивления.

Сегодня оппозиционные западному империалистическому влиянию государства на Востоке проектируются на основе “идеологии национализма”. Такая идеология сегодня представляет ловушку для антиатлантической оппо­зиции хотя бы потому, что заслуживает справедливых упреков в игнори­ровании новых закономерностей глобального мира. Но в рамках имманентной критики (не со стороны, а с учетом внутренних задач самого сопротивляю­щегося национализма) следует выделить другое: национализм мешает соли­дарности осажденных, формированию их совместного интернационального фронта. Другой, не менее существенный изъян национализма — забвение социальной доминанты, подменяемой архаическим этноцентризмом.

Категория “народ” свободна от этих изъянов. Поистине актуальнейшей задачей современной оппозиционной (господствующему либерал-амери­канизму) теории является содержательная разработка этой категории, выявление ее социальных, политических, культурных потенций. Будущая государственность бедных, противостоящая и “пиночетовским” диктатурам богатых, и их социал-дарвинистски ориентированному гражданскому обществу, несомненно явится административно-политической проекцией категории “народ”. Ясно, что актуализация этой категории предполагает резкое смещение акцентов с ценностей “формальной демократии”, заворожившей сознание новейшего либерального истеблишмента, на реальные социальные ценности, тестированные в массовом опыте повседневности. Умопомрачение сознания, охватившее интеллигенцию и всякого рода “средний класс”, поис­тине достойно удивления. Люди, всерьез утверждающие, что строят “правовое государство”, одновременно допускают невыплату законной заработной платы миллионам бесправных тружеников по многу месяцев подряд — и все это умещается в единой либерально-демократической голове, и голова от этого не болит! Население целых стран вернули к социальной ситуации по меньшей мере 200-летней давности — к эпохе работных домов XVIII века, и на этом фоне либеральное “крикливое меньшинство” продолжает твердить об успехе “демократических реформ” и приглашает массы разделить его восторги. Ясно, что речь идет о прямой утрате чувства реальности со стороны тех групп, которые заполучили монополию на решения (что ж в этих условиях они способны решать?!).

Когда-то Р. Арон, мэтр либерализма эпохи холодной войны, написал о марксизме как “опиуме интеллигенции”. Сегодня либерализм стал опаснейшим опиумом интеллигенции, уводящим от реальности и прямо подрывающим способность наркотизированного пропагандой сознания замечать грозные социальные проблемы. Ввиду этого категория “народ” как “гештальт”, как рамка восприятия социальной действительности является в полном смысле слова спасительной для заплутавшего сознания. Пора прямо заявить, что нынешняя либеральная критика понятия “народ” скрывает социальную и нравственную недобросовестность тех групп, которые решили обустраивать свое благополучие любой ценой, и в первую очередь ценой разрыва всяких общественных обязательств. Ныне требуется новый поворот в общественной теории, связанный с легитимацией категории “народ”. В известном смысле эта категория реставрационная — в смысле восстановления веса критериев нравственности и социальной справедливости, отвергнутых адептами нигилистического постмодерна. Но — не только реставрационная. Данная категория, принадлежащая творческой реинтерпретации, способна поднять общественную мысль на высоту современных задач. С одной стороны, эта категория противостоит асоциальному индивидуализму, фактически разру­шившему настоящее гражданское общество с социальной кооперацией, солидар­ностью и самодеятельностью. С другой — она противостоит национализму и этноцентризму, всем неоязыческим уклонам в “кровнородственную телес­ность”, в огораживание большого социального пространства исключительно для соплеменников.

Не только либеральный индивидуализм сегодня препятствует большим совместным инициативам и развитию коммуникативных способностей современного человека. В этом сомнительном деле с ним неявно сотрудничает и его видимый антипод — национализм. Во многих случаях современный нацио­нализм представляет собой превращенную форму нигилистического индивидуализма, отказывающегося от всех социальных обязательств и социального видения как такового. Категория “народ” в ее современном применении возвращает нас в картину мира, открытую модерном и Просве­щением. Все помнят литературную повесть о “маленьком человеке” из народа, достойном сострадания и сочувствия. Но демократический модерн, взятый в его социально-политическом измерении, не довольствовался традиционным христианским сочувствием. Он предложил способ категориальной органи­зации “маленьких людей”, наделения их коллективной социальной волей и коллективным самосознанием. И как только это произошло, “маленькие люди” из объекта господской политики и господской истории стали превращаться в субъектов, кующих собственную судьбу. Так был открыт способ массового социального производства истории — проектирования желаемого будущего!

Нынешнее старательное разложение категории “народ”, производимое постмодернистскими “деконструкторами”, отнюдь не всем открывает перспективу свободного индивидуалистического самоутверждения. Для большинства оно открывает перспективу нового превращения в беспомощных “маленьких людей”, только на этот раз уже не встречающих никакого сочувствия у общественности, прошедшей социал-дарвинистскую, “рыночную” выучку. Категория “народ” способна возвратить “маленьким людям” утерянный рычаг модерна — готовность коллективно объединяться и сорганизовываться для эффективного отпора узурпаторам. Более того, эта категория сообщает “маленькому человеку” способность видеть и узнавать себя в большой “глобальной” истории нашего времени. “Народ” как специфическая коор­динационно-коммуникационная форма позволяет “маленьким людям” различных стран и континентов узнавать свое родство, общность своей судьбы, сходство встающих перед ними задач. “Народ” есть способ глобали­за­ции отверженных — превращения их в самосознающую интернациональную общность, способную преодолевать национальные, идеологические, культурные барьеры и сообща отвечать на вызов глобализирующейся элиты, связанной своей круговой порукой.

Говоря откровенно, главным препятствием на пути осознания общности судеб и задач народов Евразии, к которым принадлежит и наш народ, являются не столько барьеры национальной “ментальности”, различия культурного словаря и верований, сколько собственно социальный барьер. Русским случается эгоистически интерпретировать этот барьер в терминах своей индустриально-урбанистической развитости: мы, русские, принад­лежим к городскому просвещенному обществу, тогда как некий “Восток” или “Юг” — ближнее зарубежье — к аграрной архаике. Украинцы, в свою очередь, склонны выделять себя по надуманному признаку особой “принадлежности к Европе”, тогда как в чертах своего бывшего старшего брата разглядывают компрометирующие признаки угро-тюркской “ублюдочности”.