Журнал «Парус» №88, 2021 г.

Художественное слово: проза

Георгий КУЛИШКИН. Жменя. Рассказ.

Улыбчивой и благодарной памяти нашего тренера Вячеслава Николаевича Жменько

В борцовском кругу его звали Жменей, а мы, гномы, – Вячеславом Николаевичем.

За глаза, важничая, – Славиком.

Его широкие шишковатые скулы, выпирающие над впалыми щеками, были неровно грановиты, словно откованы. Наверное, эти скулы и были причиной того, что их обладатель, невысокий и худенький, виделся нам, его первенцам, могущественным.

Мы обитали на антресолях спортивного зала, как бы на втором этаже. Подойдя к дощатому ограждению, можно было увидеть, как внизу играют в баскет или волейбол, а у стены усердствуют гимнасты. В дальнем от нас углу находился помост штангистов, где кучковались любители культуризма. Было что-то девчачье в их картинном таскании железа перед зеркалами и в разглядывании самих себя, хотя, признаться, нас и помучивала зависть при виде их искусно наработанных тел.

– Не завидуйте, – сказал нам Славик. – Это не мускулы, это мясо!

– Чего-чего? – откликнулся рельефно вылепленный, рослый красавец. Работая на публику (на медсестричку, которая, выглянув из травмопункта, стояла у косяка отворенной двери), он как раз принимал у зеркала выигрышные стойки. – Что ты там промямлил, доходяга?

– Сказал, что ты чемодан с говядиной!

– Замухрышка! Я тебя обниму – ты пополам переломишься!

– Да? А ты поднимись к нам, на ковре и пообнимаемся!

Качок красиво уронил верхние конечности, которые не улеглись вдоль тела, а зависли на отлёт, подпираемые крыльями спинных мышц.

– Нет, ты слыхала, Светик? – поделился он с сестричкой своим искренним недоумением.

Та понимающе округлила глаза.

– И это ж он не в первый раз нарывается! – рельефный красавец театральным жестом призвал в свидетели своих собратьев по созиданию плоти. – Но люди из соображений высокого гуманизма щадят его, не дают осрамиться перед новым поколением…

– Опять ля-ля! – задиристо и звонко перебил наш тренер.

– Светик, ну ты посмотри на меня! Я же его двумя пальцами…

– Ну, вот и покажи, как это! Или тебе самому не интересно узнать, какой мощи ты в себя накачал? – заманивал Славик. – Я же не драться тебя зову – мирно повозимся. Ковер мягкий, падать не больно…

– Ну, чур, потом не плакаться, сам напросился! – объявил качок, с ленцою сходя с помоста и направляясь к нам на антресоли.

Когда красавец, отдуваясь широкой грудью после пятнадцати преодоленных ступеней, рядом со Светой и впереди всех своих поднялся к нам и приблизился к забияке Славику, у меня пересохло во рту – столь явным представилось близящееся поражение нашего тренера. Ужас неотвратимого позора, втройне обидного из-за того, что бесчестие ожидает и Славика, и самоё нашу борьбу, глубоко проник в душу. Да, наша борьба, конечно же, сильнее культуризма, но только… только вот выходящий сейчас от нас на ее защиту пребывает совсем не в той весовой категории, какая необходима. Совсем, совсем не в той!

С улыбкой, показавшейся натянутой, наш тренер сбросил спортивный костюм и остался в борцовском трико, великоватом для него и сразу подчеркнувшем его худобу. Не худобу даже, а какую-то худосочность, щуплость, некую очевидную в сравнении с противником немочь. Это настолько бросалось в глаза, что смутило даже качка – безобидного в принципе парнягу, чуть-чуть тщеславного, но беззлобного.

– Ладно! – всплеснул он примирительно ручищами. – Я тебя больше вдвое… Пободаться с кем-то из ваших тяжей – это бы да, а так оно выйдет нечестно.

– С тяжем? – откликнулся Славик ершисто. – С тяжем как раз и было бы нечестно – тот сильно бы обидел. А я – чуть-чуть…

Он немного переигрывал, похоже. Мы отчетливо понимали, что он набивается сейчас на вовсе не обязательную для него схватку, поражение в которой грозит ему потерей лица.

– Ай, Моська, знать, она сильна!.. – фыркнул чужак.

Оставив разговоры, Славик дотянулся ладонью до его статной шеи и, зазывая бороться, поддернул пришлого на себя.

Культурист неторопливо сгреб нашего тренера в охапку. Славик настолько потерялся в его лапищах, что мне захотелось закрыть глаза, а лучше бы – прямо сейчас сбежать отсюда, чтобы не стать свидетелем неминуемого бесчестия. Не очень-то усердствуя, с некоторой щадящей оглядкой качок стал подламывать Славика под себя. Перевитые мускулами его руки походили на кольца удава, который вознамерился удушить беззащитного человека.

Наша, борцовско-мальчишеская половина зрителей задавленно примолкла – каждый из нас был сейчас там, вместе с попавшим в страшную давильню учителем.

В этот момент из колец послышалось кряхтение.

– Медведь… – прокряхтел едва различимый в тяжких объятьях Славик. – Медведь… – просипели остатки вытесненного из него воздуха.

Но вдруг, откуда ни возьмись, из изобильного мускулатурой комка выпростался бледный локоть, нацеленный острием в лицо силача.

Названный медведем с неудовольствием заворчал и ослабил захват. Потом, обозленный, увернулся от колючего локтя и двинулся вперед, желая стиснуть противника плотнее. Но Славик начал пятиться, всё убыстряя отступающие шажки. И вдруг, когда чужак почти уже гнался за ним, молниеносно крутнулся, подсаживаясь, вытолкнул набегавшего качка бедрами вверх, а руками рванул книзу его шею и руку. Это было то самое «бёдрышко», которое мы уже начинали разучивать.

Со стороны могло показаться, что наш тренер, едва различимый в лапищах противника, тут совершенно ни при чем – верзила как бы сам по себе подскочил, перепрыгивая Славика и верхней своей частью укладываясь под него. Ноги великана, описав в воздухе внушительную дугу, впечатались в маты со звуком выбивалки, хлестко ударившей по ковру.

Секунду, в течение которой опрокинутый приходил в себя, Славик использовал на то, чтобы впиться, присосаться к нему захватом. И, сработав ногами, улечься под правильным прямым углом к телу качка.

Верзила кинулся выворачиваться, накатываясь на Славика, но тот знал, зачем укладывался точнехонько поперек возможных движений соперника – перекатиться в эту сторону у качка не было никакой возможности. Тогда изо всех своих силищ пришлый крутанулся в обратную сторону – и, пожалуй, перевернул бы нашего тренера, подмяв под себя, если бы тот, уперевшись головой в ковер и балансируя повисшими в воздухе ногами, всё же не удержал его, приговаривая сквозь стиснутые зубы:

– Врешь, не уйдешь…

Отчаянно стремясь разорвать мертвую хватку, в которую угодил, культурист мог делать только то же самое – выворачиваться вправо или влево. И он перевинчивался туда и обратно, постепенно теряя силы. Наконец, смирившись, пал на лопатки.

Мы, пацанва, выдохнули с облегчением и расслабили свои плечишки, спины, ноги, челюсти – всё, что до крайней степени было напряжено в нас, мысленно боровшихся вместе с учителем.

– Один – ноль, – небрежно, будто не сделал ничего особенного, объявил Славик, вставая.