Журнал "проза сибири" № 1995 г.

Кедрова будет довольно долго мужественно защищать Язева — пока ее не сломают. Ее увлечение „аллегорией" и ей обойдется не дешево, не говоря уж об обожаемом профессоре.

А что же сам вождь — получил он „рапорт", отозвался как-нибудь на „форму, с эпохой несовместимую"?

Неизвестно, прежде всего, был ли рапорт действительно отправлен по высочайшему адресу или сочинитель удовлетворился самим фактом выплеска охватившего его ликования.

Если же рапорт был все-таки отослан в ЦК, то... почему на его автора сразу не надели смирительную рубашку или наручники?

Отнеслись к сочинителю как к безобидному „чайнику", юродивому, на упражнения которого не стоит и реагировать?

Или все-таки передали бумагу в органы безопасности — мало ли что еще придет в сумасбродную голову любителя „аллегорий"?

Отношения „главнокомандующего синусов" с верховным главнокомандующим (или наоборот) не зафиксированы. (А, может быть, эти документы еще не найдены).

Личные, так сказать отношения. А обезличенные — более чем.

4. „Мы имеем внутри института „одиноких" людей..."

Грамота жизни преподается сверху. Партийные низы отзывчиво ликвидируют безграмотность.

30 июля 1947 года. Закрытое собрание коммунистов НИВИТа обсуждает закрытое письмо ЦК ВКП (б). С установочной речью выступает секретарь партбюро института.

Сильников: „Закрытое письмо ЦК ВКП (б) по делу Клюевой и Раскина — документ большой политической важности. Это есть продолжение указаний ЦК ВКП (б) в таких постановлениях, как о журналах „Звезда" и „Ленинград", о репертуаре драматических театров, о кинофильме „Большая жизнь", в ответе товарища Сталина на письмо полковника Розина.

Низкое раболепие перед буржуазной культурой,' которая насаждалась в России царским правительством, осталось еще большим грузом в незначительной части нашей интеллигенции.

Чем иным можно объяснить, когда коммунист Язев рапортует тов. Сталину в несозвучной эпохе форме, по опыту западно-европейского астронома Кеплера.

В мистической форме собрал всех греческих богов, вплоть до развратной Венеры, и в заключение подписался командующим западно-сибирскими синусами и косинусами. Когда в его трудах эпиграфом взята выдержка времен рабовладельческого общества философа-стоика Сенеки — воспитателя Нерона. Причем признаком авторитета Запада он во всеуслышание заявил, что я свою книгу направляю за границу в научное общество, хотя эта работа не получила апробирования в СССР. (А защита докторской? А публикация? А оценка на научной конференции? — З.И.)

Ведь не секрет для нас с вами, что мы имеем внутри Института „одиноких" людей — врагов советской власти, которые проводят антисоветскую агитацию, стараются дискредитировать наши партию и правительство, подорвать нашу страну изнутри, а мы слабо реагируем на это и проходим мимо.

Товарищи, у нас очень много товарищей, которые были участниками Великой Отечественной войны, и можно слышать такие разговоры: за границей крестьянин живет лучше, чем у нас, там к каждой усадьбе асфальтированные дороги. Очень часто можно слышать лестный отзыв со стороны научных работников о заграничном лабораторном оборудовании, товарах и разных мелких предметах обихода. Это показывает слабость идеологической работы..."

Да, „верхи" пренебрегли рапортом Язева как поводом для судьбоносного постановления — Ахматова и Зощенко более подходили для острастки забывающегося народа. Но прозревающие „низы" вдохновенно рванули в охоту за собственными ведьмами. Июльское партийное собрание записывает в решении: „Профессор Язев заявил, что он послал свой труд за границу. Этот поступок профессора Язева требует особого рассмотрения".

После отпускной паузы очередное закрытое партийное собрание обсуждает очередное закрытое письмо ЦК.

2 октября 1947 года. Третьим выступает хозяйственник.

Терехин: Один из наших преподавателей потребовал у меня выписать ему лучшую оберточную бумагу — для того, чтобы послать свой труд за границу. Наши студенты, не разобравшись в существе, видя внешность, восхищаются иностранными паровозами. Это говорит о плохой идеологической работе.

Ладкова: Не знаю, почему выступающие здесь товарищи не назвали факты, имена носителей низкопоклонства. Доцент Карпова преклоняется перед культурой японских студентов. Разве это не преклонение перед Западом, когда книга профессора Язева отослана за границу, когда на ней стоит эпиграф философа-стоика Сенеки?

Бирюков: В проекте постановления партийного собрания основным пунктом должен пройти вывод прошлого партбюро о виновности Язева в низкопоклонстве.

Язев: Меня снова бьют и шельмуют, опять поднимают старое. Терехин довел меня до того, что я не могу заходить к нему в кабинет и вообще в учебную часть. Моя работа не была отослана за границу. Об этом я заявляю со всей ответственностью. В этом вопросе есть нечестность, некоторые поступают не как большевики.

Терехин: Я говорил, что профессор Язев требовал лучшую бумагу для посылки своей книги за границу. Потом прислал лаборанта, который снова повторил, что бумага нужна для отправки книги за границу. Я ведь не сказал, что книга послана.

Гельский: В связи с тем, что вопрос об ошибках Язева поднимается уже неоднократно и до сих пор до конца не доведен, предлагаю на ближайшем собрании подробно и раз и навсегда покончить с этим.

Из Решения: „Факты низкопоклонства и угодничества перед заграничной культурой имеют место в нашем Институте. Профессор-коммунист Язев о своем научном открытии докладывает товарищу Сталину в форме пародии на приказы Верховного Главнокомандующего по образцу западноевропейских буржуазных ученых, а эпиграфом к своей книге взял выдержку философа-стоика времен рабовладельческого общества Сенеки, не найдя ничего подходящего в трудах великих людей своей Родины..." И — т.д. С заключением: „...требует особого рассмотрения".

Читатель и почитатель Кеплера и Сенеки, не отрекшийся от них перед лицом своих суровых „товарищей", окончательно, по-видимому, лишает кого-то сна и покоя. Если враг не сдается...

3 декабря 1947 года. Партбюро НИВИТа рассматривает персональное дело коммуниста Язева.

Секретарь сообщает: „В партбюро поступило заявление о том, что коммунист Язев скрыл от рекомендующих его в партию товарищей (таких-то — четыре фамилии, — З.И.) и от партийных организаций свою политическую деятельность в период колчаковщины".

Вот тебе и Сенека, синус его в косинус.

Гроза переходит в смерч.

5.„Ошибся, рекомендовав Язева в партию..."

Кончается 47-й. А на партбюро НИВИТа оживает 1918-й.

Это в какой же охотничий раж надо войти, чтобы перелопатить жизнь немолодой жертвы до зари туманной молодости!

И не зря. Молодость пришлась на революцию, а там — только тот и безгрешен, кто не родился. Да и над ним, нерожденным, витают тени виноватых предков.