Журнал «Вокруг Света» №01 за 1971 год
Шрифт:
Бороды и усов у Джусто не было — в пятьдесят восьмом они еще не были модны среди двадцатитрехлетних. Он разыскал свою прическу. Недоверчиво хмыкнув, прочел следующее:
«Зачес назад (волосы волнистые). Этой группе людей присущи черты, характерные для большинства человечества. Здесь все зависит от темперамента: зрелость, уравновешенность у одного человека и банальность и безропотность у другого. Или же — как это чаще всего бывает — смесь этих качеств».
«Довольно туманная картинка получается, — подытожил Венци. — Как там? Характерно для большинства человечества... Да и то сказать, откуда бы взяться исключительности в моей физиономии... Если честно, то не я своей жизнью управляю, а она мною вертит как хочет. Но ведь не навсегда «то. И у меня есть характер! Если дело
И Джусто Венци вступил на тропу контрабанды...
У Джусто Венци была одна жизнь. И когда она закончилась смертью в горах, люди, вспоминая о нем, говорили: «Судьба». Верно: не реши тогда Джусто в кафе «Спорт» отправиться на свой страх и риск через границу за кофе, судьба — в тот день или позже — могла бы предоставить ему иные шансы. Об этом и рассказ.
Смерть вторая
«...Довольно туманная картинка получается, — подытожил Венци. — Как там? Характерно для большинства человечества... Вот про этих четырех синьоров, к примеру, такого ведь не скажешь.
У них и лица-то другие. Они себе цену знают. Взять хотя бы того, что сидит ко мне лицом. Ну-ка, что тут про него в журнале написали?
«Усы щеточкой. Обладатели таких усов отличаются чувством независимости, склонны к иронии и сарказму. Им свойственны качества артистичных натур, но ведут они себя большей частью высокомерно и нетерпимо, невольно вызывая несправедливые ответные реакции и антипатию».
Джусто Венци едва дочитал подпись и поднял глаза, собираясь поразмышлять о том, стоит ли завидовать такому малоприятному набору достоинств, как тут же увидел, что обладатель усов щеточкой стоит около его столика и, видимо, собирается подсесть.
— Джусто Венци, не так ли? — спросил человек, не здороваясь.
— Он самый, — чуть замешкавшись, ответил Джусто и на всякий случай обвел глазами зал бара.
Человек ухмыльнулся, перегнулся через стол и продолжил:
— Ты не волнуйся. И не делай таких удивленных глаз. Договоримся сразу: удивляться ты не будешь, потому что если мне что-то о тебе и неизвестно, так только по одной причине — неинтересно. Таких, как ты, много, поэтому я позаботился узнать о тебе лишь самое главное — насколько ты можешь быть полезен и насколько тебе можно доверять.
— Напрасно теряли время... — начал было Венци, но собеседник тут же перебил:
— Если бы я не видел, что ты по-прежнему нервничаешь, то подумал бы, что ты хочешь мне нагрубить. Еще раз говорю: успокойся, нам пора переходить к делу.
Ты помнишь случай с одним глупым парнем, который несколько лет назад ни за понюшку табака погиб в горах? Этот идиот так дорожил своим жалким мешком с товаром, что предпочел отправиться с ним в пропасть. Правда, он прихватил с собой и таможенника...
— Он его не прихватил. Таможенник хотел его спасти и сам протянул руку. Но что вам, собственно, надо?
— А ты, я вижу, в курсе дела! — пропустив мимо ушей вопрос Джусто, продолжили усы щеточкой. — Вот что я тебе скажу: протянул он там руку или не протянул, для меня важно, что оба они протянули ноги...
Усатый откинулся на спинку и, повернув тыльную сторону левой руки к свету, не спеша и не без удовольствия обследовал свои ухоженные ногти.
— Читал я, — продолжил он, наконец, — как расписали этот случай в «Финанцьере» — надеюсь, ты просматриваешь этот орган нашей доблестной таможни? Как там? Что-то вроде того, что «таможенники и контрабандисты, хотя и остаются вечными противниками, никогда не становятся врагами». Дальше еще красивее: «Наша борьба требует взаимного благородства — слышишь, Венци, «благородства»! — не случайно так редки в ней выстрелы. Контрабандист, как правило, невооружен — ведь таково «правило игры», которое известно обеим сторонам». Ну и так далее...
— Не стрелять же из-за мешка кофе, — осторожно заметил Джусто.
— Правильно, милый, стрелять не стоит — согласно кивнул усатый. — Только тут есть две оговорки. Во-первых, пользуясь выражением таможенников, не стоит стрелять «как правило». А во-вторых, из-за одного мешка. Но по мешку сейчас промышляют считанные единицы.
Так сказать, романтики контрабандистских тропинок. И некоторым деловым людям эти романтики, скажу тебе откровенно, просто поперек горла встали. Лишний шум только создают. — Верно, для убедительности усатый при этих словах провел ладонью по горлу.Помолчали. Усатый, подставив под щеку ладонь, разглядывал Джусто. Наконец, прищурился и сказал:
— Вот сидишь ты, Джусто Венци, и, верно, думаешь, куда я клоню. А я между тем хочу доказать тебе, дорогой, всего лишь простую истину: сейчас у нас в Италии 1964 год. Ты знаешь, сколько мы получаем кофе из-за кордона? Только в провинции Вальтелли тысячу мешков, по сорок килограммов в каждом, ежедневно! Ты, кажется, знаком, с местными фабриками по обработке кофе — их шесть. А в провинции Сондрио — еще тридцать пять! Подумай-ка, можно ли перетаскать необходимое количество кофе на спинах таких вот горных козлов, как тот погибший глупец? Я знаю, ты парень сообразительный и сразу же скажешь: нет. Я даже знаю, что ты уже понял, что заниматься контрабандой в одиночку в наше время неперспективно. Одного ты не знаешь: как же все-таки делается настоящее дело. Но я тебе расскажу; мне почему-то кажется, что тебя это заинтересует.
— Что ж, я не против послушать. — Венци все еще пытался сохранить независимость, но его попытка отодвинуть от себя этим замечанием непрошеного собеседника оказалась не слишком убедительной.
Усатый в ответ лишь хмыкнул.
— Может, тебе неизвестно, — продолжал он серьезно, — но пятьсот двадцать один километр итало-швейцарской границы в основном представляют собой воображаемую линию, пересекающую горные хребты и гладь озер. Лишь на семидесяти двух километрах этой линии установлена металлическая сетка. Эти семьдесят два километра нас в основном и интересуют. Ведь чаще всего именно они расположены вблизи шоссе — потому и разгорожены.
Главная фигура в нашем деле — спаллоне (1 Спаллоне — дословно «заплечник» — Прим. авт.). Правда, имя это он сохранил по традиции. И вполне возможно, иному романтику затяжных горных переходов покажется унизительным новая роль спаллоне — она ведь больше напоминает незамысловатую должность носильщика. Но есть в ней и свое преимущество: спаллоне должен пройти, а вернее пробежать, всего метров триста. Короче — самую границу. И обрати внимание — под прикрытием! Ведь прежде чем караван тронется, вперед к границе уходят специальные, как мы говорим, «эстафеты», оснащенные переносными радиопередатчиками. Если все спокойно, они подают сигнал, и группа носильщиков преодолевает сто пятьдесят метров до сетки, где уже устроен лаз, да еще примерно столько же до автомобилей, которые, как только груз уложен, тут же трогаются с места и на хорошей скорости гонят к базе. Причем на всем пути или со склонов гор, или с вертолетов те, кто сидит в машинах, получают по радио от групп обеспечения информацию о положении на дороге... По-моему, неплохо организовано, как считаешь? — закончил усатый и щелкнул, прикуривая, зажигалкой.
— Даже не верится, — сказал в ответ Джусто, чтобы хоть что-то сказать.
Он уже хорошо понимал, каков будет следующий вопрос. И когда этот вопрос был действительно задан, Венци поспешил ответить:
— Я подумаю...
— О чем тут еще думать? Или тебе что-то неясно?
— Да нет, так-то оно вроде все ясно.
— Вот и прекрасно. Тогда обсудим условия...
Джусто Венци поначалу принимал участие в основном в операциях на реке Треза. Эта маленькая горная речка течет как раз по границе с Швейцарией. Ширина ее всего пять метров, точно посередине установлена металлическая пограничная сетка. В указанное время на шоссе, подходившем вплотную к реке, появлялся фургон. Венци с напарником быстро перегружал его содержимое — килограммов пятьсот кофе или сигарет, упакованных в водонепроницаемые мешки, — на небольшой плот. Затем они входили в реку и толкали плотик к середине, где к этому времени третий участник группы успевал проделать нужную брешь в сетке. Картина в точности, лишь зеркально перевернутая, повторялась на итальянской стороне. Товар грузили на машину, стоявшую в полукилометре, и та срывалась с места.