Журнал «Вокруг Света» №01 за 1977 год

Роберто Росель Вильяробо — секретарь местной организации молодых коммунистов Кубы. Живое, веселое лицо его энергично и, как мне показалось, слегка торжественно. Так и положено ветерану: на ударной стройке Роберто уже полтора года.

— У нас пять ударных строек, — рассказывает Роберто. — Заканчивается строительство комбината азотных удобрений возле города Нуэвитас, что значит «новая жизнь». Его помог построить Советский Союз. Вторая стройка — это обновление целого горнорудного района в провинции Орьенте, там реконструируется вся шахтная система, строятся два завода по производству никеля. Еще две стройки молодежи — это цементные заводы в Сьенфуэгосе и Мариеле. Они возводятся с помощью ГДР.

И все-таки наша стройка — главная, — продолжает Роберто. — Мы прокладываем железную дорогу длиной около тысячи километров, пересекающую весь остров. Она соединит два крупных города Кубы.

Начальник бригады Примо Дельгадо Лопес, отхлебывая ледяной сок манго, рассказывает о стройке подробно и охотно.

— Не удивляйтесь, но железная дорога между этими городами уже существует. Правда, строилась она давно и не отвечает современным требованиям. Максимальная скорость 60 километров в час, полотно жиденькое, в кривые не впишется ни один большегрузный состав. Вот почему решили проложить новый, спрямленный путь, рассчитанный на максимальную скорость поездов — 150 километров в час. Пришлось отказаться полностью и от старых насыпей, и от старых мостов. Мы практически строим железнодорожный путь заново. Наш участок — длиной в 21 километр — идет по территории провинции Камагуэй. Строят его две группы строителей: на переброске грунта 86 человек, на наведении мостов 75. У них 7 бульдозеров и 19 самосвалов.

Вся стройка должна быть закончена в 1980 году. Проект новой дороги составлен совместно с советскими специалистами. Вот, собственно, и все необходимые вам данные, — заканчивает Примо Лопес. — А теперь — в дорогу! Посмотрим стройку.

Раскрывается перед нами нелегкая трасса дороги. Влажные деревья, переплетенные лианами... Погруженные в болото стволы, проросшие стремительной зеленью... Тропическая мешанина торжествующей флоры, веками в изобилии поглощавшей свет, тепло и влагу... Не случайно на двух десятках километров этого строительного участка 36 мостов и водоотводных труб. Возле обрывистой насыпи торжественно кружат бульдозеры, глухо кашляет дизельный молот, заколачивая сваи в топкий уступчивый грунт. Там возводится первый мост. Сейчас сухой сезон. Но пойдут дожди, и мутные потоки хлынут наперерез железнодорожному пути. Судя по размерам моста, потоки эти обладают незаурядной мощью.

— За полгода наши ребята уже перебросили полмиллиона кубометров земли — наращиваем насыпи, — говорит Роберто. — Нам очень хочется не задерживать укладчиков пути. Они подстегивают нас. Эти ребята проходят болота и водные потоки по нашей насыпи — кладут шпалы и рельсы...

Чуть спала дневная жара, замер рев моторов.

Группа строителей штурмом берет старенький грузовик — едут за 30 километров в вечернюю школу. И так четыре раза в неделю, после работы садятся они за парты, осваивают и школьные программы, и профессии дорожников...

За вагончиками — отчаянно темпераментная тренировка в бейсбол. Закованные в кожаные латы в пластмассовых шлемах, с забралом, надвинутым на лицо, бейсболисты проворно ловят в тяжелую ловушку на левой руке резиновые мячи, посылаемые деревянной битой.

Вечером мы сидим с Роберто на пальмовом стволе; слышны голоса джунглей, звенят цикады, глухо ухают неведомые птицы. Огромный беспредельный купол неба опирается на потемневшие кроны пальм, на крыши домиков, на оранжевые тела бульдозеров, уткнувшихся в песчаный склон.

Проявляется незнакомый звездный рисунок — над горизонтом встает Южный Крест.

Роберто, откинувшись назад, смотрит в небо и мечтательно говорит:

— Как много общих звезд! Я думаю, если сегодня ребята посмотрят на звезды в Сибири, пересекутся ли наши взгляды?..

Василий Захарченко

Добрый колдун

Гроза ворвалась в Акпаси на наших плечах. Она гналась за машиной последние полсотни километров, забегала с боков, подстегивала яркими всполохами пока еще беззвучных молний. Пронзительная голубизна неба мутнела прямо на глазах, как будто кто-то неосторожным движением поднял из глубины серо-свинцовый ил грозовых облаков. Наконец тучи над нашими головами распоролись с сухим треском, и по запыленному ветровому стеклу зашлепали редкие тяжелые капли.

Встречали нас не просто радушно, а прямо-таки восторженно: ведь вместе с нами пришел столь желанный в сухое время года дождь. И то, что он лил весь день почти без перерыва, еще более укрепило уверенность местных жителей в нашей к этому причастности. Мы — это восемнадцатилетний круглолицый веселый парень Бруно Аджи и я. Бруно собирался на каникулы к своему отцу, а я взялся довезти его из Котону — главного города Народной Республики Бенин — в Акпаси, ну и — чего греха таить — напросился в гости.

Старик почти год не видел сына, но встречает его сдержанно, без особых нежностей. Бруно, склонив голову и опустившись на одно колено, приветствует отца. Тот жестом разрешает ему подняться и сразу, протянув руку, делает широкий шаг мне навстречу: «Добро пожаловать!» По словам Бруно, его отцу, Лауру Аджи, должно быть за шестьдесят, но время словно бы обошло стороной этого высокого, худощавого человека, и только несколько глубоких морщин да едва заметный седой ежик на бритой голове говорят о его возрасте.

Молодым парнем Аджи-старшего забрали во французскую колониальную армию, где он целых двадцать пять лет прослужил в «сенегальских стрелках» — так назывались подразделения, сформированные из африканцев. В них сгоняли крестьян из стран Западной и Центральной Африки, облачали в сине-красную форму, обучали нехитрой науке убивать и умирать, защищая чуждые интересы метрополии. От тех лет у Аджи-старшего осталась бессонница, небольшая пенсия и прозвище Самсан — так в Западной Африке называют старых солдат.

Дом Самсана стоит на самой околице, он построен недавно, и его оцинкованная крыша сверкает зеркалом на фоне крытых соломой глинобитных хижин. Эта крыша — предмет откровенной зависти соседей и... тайного сожаления самого Самсана. Дело в том, что к полудню она раскаляется, как сковорода, и дышать под этим сверкающим великолепием просто невозможно. Но, как гласит французская поговорка: «Ноблес оближ»... — «Положение обязывает»... А на сиесту Самсан предусмотрительно уходит отдыхать к одной из трех жен, чьи хижины крыты по-простому, соломой. Поэтому и меня поселили не в самом доме, а в маленькой пристройке, где стояли стол, два стула и как раз хватило места для моего спального мешка.

В местном кодексе приличий есть нерушимое правило — гостя не полагается прятать от соседей и знакомых; зачем бы он ни приехал, его надо показать и представить всем. Тем же вечером Самсан и Бруно повели меня к вождю. И вот мы сидим в полутемной «приемной», обмениваемся вежливыми фразами со степенным сухим стариком — главным человеком деревни Акпаси. С развешанных по стенам фотографий пристально смотрят какие-то суровые люди — очевидно, родители и родственники хозяина. Расклеенные повсюду вырезки из журналов выдают тайную страсть вождя — это снимки футболистов и боксеров.