Журнал «Вокруг Света» №01 за 1980 год
Шрифт:
— Яан, а вы сами участвуете в реставрации города? — спросил я.
— У меня очень интересная работа... В городе нашли древний колодец, хотим восстановить его. Делаю проект, но материалов мало. Есть только одна старая открытка с изображением колодца, и то слепая... — Яан, немного подумав, добавил: — Хорошо бы вам встретиться с начальником инспекции по охране памятников архитектуры города Таллина Расмусом Кангропоолем, учился он в Ленинграде, знает нашу историю, любит старину... Подождите, я позвоню ему...
Когда Яан вышел из будки телефона-автомата, вид у него был невеселый.
— Кангропооля на месте нет. Я передал его людям о вашем желании
У первого же дома в строительных лесах Яан остановился:
— Вот дом в стиле неоклассицизма, рядом необарокко, таких домов в Таллине мало. Типичному эстонцу по характеру ближе все скромное, ненавязчивое и ясное. Если он, например, бывает на юге, то говорит, вернувшись, что там много безвкусного, лишнего. Помню, в детстве мне нравилось только привычное, то, что окружало постоянно. Потом поездил и убедился: везде можно найти много прекрасного...
— Яан, — сказал я, — на мой взгляд, это обычный дом. Что в нем замечательного?
— Обратите внимание на верхние орнаменты: над каждой деталью работал, думал человек...
Полагая, что по телефону легче отказать или перенести встречу, я решил пойти на площадь Ратуши без предупреждения.
Открыв дверь, сразу с улицы шагнул в просторное помещение. Расмус Кангропооль стоял посреди комнаты и разговаривал с людьми, сидящими за столами. На скрип дверей он сразу же повернулся и без всякой паузы, протягивая руку, сказал:
— Кажется, вы хотели со мной встретиться? — Он пропустил меня вперед и указал на свою дверь.
Кабинет Кангропооля оказался на ступеньку выше общей, передней комнаты, через которую мы и вошли в еще более просторное помещение. Оно освещалось окном, выходящим на улицу шириной в два шага. Одна створка была открыта, и с улицы доносились редкие шаги горожан. Предложив мне сесть, он прошел за мощный дубовый, с зеленым сукном письменный стол, который занимал четверть кабинета. Я же засуетился на ковре у стола, пока не понял, что должен сесть в тяжелое, обитое кожей кресло в отдалении у стены рядом со старым сундуком.
Кангропооль сидел в прекрасном кресле с высокой ровной спинкой и чувствовал себя непринужденно. Черный кожаный пиджак, поношенный ровно настолько, чтобы не выделялся среди остальных предметов. Белоснежная «водолазка» сияла чистотой снега. Красивая голова, не седая, нет, в меру длинные волосы, с осмысленной небрежностью зачесанные на пробор, скорее были цвета светлой стали. Казалось, он, как хороший дизайнер, создавая собственный кабинет, спроектировал в нем и себя, свое место в старинном интерьере. Все здесь располагало к неторопливому разговору.
Хозяин выжидательно посмотрел на меня, потом встал, подошел к печке и снова вопросительно глянул на меня.
— Кстати, печь — XIX век, — вдруг сказал он, — изразцы на ней витебские... Ломали один дом, я увидел их, перенес сюда. Когда у меня неважное настроение, смотрю на эти солнечные изразцы, и, поверьте, настроение улучшается. — Расмус Кангропооль помолчал и, видимо, желая дать понять, что пора приступить к делу, закрыл створку окна. Кабинет сразу же погрузился в тишину. Я сказал, что успел походить по Таллину и видел, что реставрационные работы ведутся в основном в средневековом центре города. И в Нижнем и в Верхнем...
— Вы верно заметили, — сказал Кангропооль. — Но, я думаю, эту тему надо начать с вопроса, в чем ценность Старого города?.. Сто пять гектаров, тридцать пять застроено домами плюс бастионы и земляные укрепления. И мы хорошо понимаем, что не все эти памятники старины исключительно ценные, хотя есть и такие. Не секрет, что лучшие образцы архитектуры находятся в других городах. Но там мы не найдем той особенности, которая есть в Таллине. До наших дней дошла без изменения вся сеть старых улиц. Нет ни одной пропавшей улицы. Нет и ни одной новой... Это редкое явление.
Расмус Кангропооль сел в другое, тоже старое, с кожаной обивкой, кресло, стоящее в нише окна. Некоторое время он смотрел на площадь и снова вернулся к разговору:
— Вот мы с вами сидим в одном из помещений аптеки магистрата. Эта аптека упоминается в документах 1422 года. Фундаментальные стены стоят с тех пор. Аптека непрерывно действующая. А окно это упирается в небольшой жилой дом ремесленника. Когда-то его владельцем был золотых дел мастер из Кракова... Не удивляйтесь, что я с такой легкостью говорю обо всем этом, в Таллине у нас есть компактный архив, описки горожан, их имущества, есть закладные акты недвижимости. По этим книгам можно определить любого хозяина любого дома, начиная с XIV столетия. Например, о доме ремесленника можно прочесть, как на торжище такого-то дня и года его продали такому-то человеку... А из документов XIII века вы сейчас сможете узнать, что любой, кто хотел строить дом, приходил в магистрат, брал колышки, шнур, обозначал место, где хотел строить, и возводил дом, не переходя линию, утвержденную магистратом. Но он должен был заручиться согласием соседей, а те, естественно, не хотели, чтобы новый дом был больше... Каждый искал выхода на улицу, потому-то таллинские фасады узкие, а улицы длинные... Хотя нам с вами все это кажется примером примитивного законодательства, но это и увековечило существующие улицы и дома.
Интересно, — продолжал Кангропооль, — что уже в конце XIV века магистрат запретил строительство деревянных домов. Так город стал каменным. И последний крупный пожар датируется 1433 годом. Это очень давно. Можно сказать, пожаров вовсе не было... И еще один парадокс, — сказал он. — В XVII- XIX веках Таллин был относительно бедным городом. У Риги, например, были более прочные связи с Российской империей. Но раз так, в Риге вы найдете много улиц-модерн XIX столетия с пятью-шестьюэтажными домами, как в Ленинграде. А из таллинских домовладельцев мало кто мог следовать веяниям нового времени. И бедность принесла, как видите, нам пользу: старина сохранилась до наших дней почти без потерь...
Об этом же утром мне говорил и Яан в Вышгороде. Разглядывая древние стены, тихие каменные дворы, откуда ветер выдувал сухие осенние листья, он едва слышно обронил: «Здесь хорошо гулять с девушкой...» Останавливаясь перед свежевыкрашенными административными зданиями, соседствующими с древними, заросшими мхом стенами, и переводя взгляд с одной эпохи на другую, Яан рассуждал: «Розовое, желтое в сочетании с белым — настоящий классицизм... Здесь, на Вышгороде, жило много богатых, они постоянно перестраивали свои владения по моде. У нас, реставраторов, вызывают добрые чувства те горожане, что были бедными и не могли переделывать свои дома...»
Вспоминая прогулку с Яаном, я мысленно спустился в Нижний город, к улицам с теснящимися друг к другу узкими фасадами, с двух-трехступенчатыми каменными лестницами. Бросалась в глаза свежесть покраски, и оттого, что цвета домов не повторялись, они больше не казались одной глухой стеной. У меня возник вопрос: свои ли прежние цвета возвращали домам? И спросил об этом Кангропооля.
Прежде чем ответить, он выдержал паузу, как могут выдержать эстонцы.