Журнал «Вокруг Света» №01 за 1989 год
Шрифт:
Поедем в мэрию. Перед смертью Тиро интересовался архивами мэрии и префектуры. Он занимался историей. Вполне возможно, нужные ему документы связаны с его занятиями. Нельзя ничего оставлять без внимания...
Стоянка на рыночной площади была заполнена машинами до отказа. Ларден нашел место на улице Тор, рядом с кабаре «Ла Кав». Судя по тому, что сказал дежурный сотрудник, Бернар Тиро интересовался административными документами, относящимися к 1942—1943 годам. Нам принесли все материалы, которые просмотрел Тиро. Это были договоры, торговые сделки, протоколы совещаний, ворох бумаг с печатями, подписями, датами, цифрами. Ничего интересного. Если бы у нас был хоть какой-то след! День обещал быть нелегким. Я не нашел ничего существенного, если не считать отчета о сборе годового налога на собак в районе Тулузы в 1942 году. Ларден откопал связку документов Военного
На другой день нас принял в префектуре месье Лекюссан, директор административного архива. Старый человек с лицом, изборожденным морщинами, да к тому же еще с протезом на искривленной ступне. Он проводил нас к стеллажам с документами. При ходьбе его туловище наклонялось влево, но в момент, когда голова едва не упиралась в железные стойки шкафа, протез стучал о паркет, и архивариус принимал вертикальное положение. Его покачивание сопровождалось едва слышным ворчанием.
— После вашего телефонного звонка, инспектор, я просмотрел досье, которые изучал убитый. Все они на букву Д. Старье, которого здесь предостаточно. Я отложил документы. Они на моем столе, там вам будет удобнее работать. Я полностью в вашем распоряжении.
Он тихонько прикрыл дверь и вышел, сопровождаемый постукиванием протеза.
— Удобный стук: мы будем точно знать, когда он подслушивает под дверью.
Шутка привела Лардена в хорошее настроение. Он взял первую связку бумаг и углубился в ее изучение.
«Дезинфекция», «Делегация», «Деньги», «Детство»...
Административные документы мало чем отличались от предыдущих. На этот раз они относились не только к Тулузе, но и ко всему департаменту Верхняя Гаронна. Вскоре мы знали назубок проблемы ассенизации в Мюре и в Сен-Годоне, ознакомились с жалобами коммун Монтастрюк и Легевен по поводу реконструкции национальных дорог № 88 и 124. Случайная классификация документов вела нас от смешного к трагичному. Так записка префекта требовала разогнать муниципалитет города Лантье под тем предлогом, что его члены собирались в заднем зале таверны. В следующем письме те объяснили, что в помещении мэрии течет крыша, и потому они собираются в другом месте. Но им ничего не помогло: префект остался при своем мнении и разогнал советников.
«Депортация» рассматривалась администрацией так же, как и другие рядовые задачи. Казалось, чиновники заполняли списки именами лиц, подлежащих ссылке, с той же тщательностью, с какой выдавали талоны на уголь для населения или для школ. В пожелтевшей телеграмме от 29 сентября 1942 года, прикрепленной скрепкой к картону и подписанной Пьером Лавалем (Пьер Лаваль (1883—1945) — французский политический деятель, премьер-министр марионеточного правительства Виши в годы оккупации Франции гитлеровцами. Был судим и расстрелян после Освобождения.), администрации рекомендовалось не разъединять семьи, которые увозили в ссылку. Текст уточнял, что «в связи с волнениями, вызванными этим варварским мероприятием, мне удалось получить от немецкой армии разрешение на то, чтобы детей не отделяли от родителей, а отправляли вместе с ними».
Пачка циркуляров, подписанных буквами АВ, претворяла эту директиву в жизнь. От призывов к гуманности — к отправке в печи Бухенвальда и Освенцима!
Я передал Лардену папки «Детство» и «Деньги», а сам погрузился в бюрократические глубины папки «Дезинфекция»...
Продолжение следует
Перевели с французского А. Игнатов и М. Макаровская
Радиограмма с пропавшего судна
Владимир Сидоренко — радист по профессии, воевал на Балтике, был связистом на торпедных катерах. Уже многие годы он работает с архивными документами, открывая читателям неизвестные эпизоды Великой Отечественной войны.
18 июня 1941 года на приемном радиоцентре Балтийского государственного морского пароходства в Ленинграде нарастало беспокойство. Молчали пять судов, прибывших в порты Германии. У причалов Штеттина, Данцига и Любека: «Хасан», «Волголес», «Магнитогорск», «Каганович», «Эльтон». С подходом к берегам Германии связь с советскими транспортами внезапно прекратилась. Ни одно судно не вышло из немецких портов и не дает о себе знать! А из Ленинграда согласно плану цепочкой, одно за другим идут все новые суда, груженные пшеницей. На пути в Германию пароход «Днестр». Только что вышли из
Лениграда курсом на немецкие порты теплоход «Вторая пятилетка» и пароход «Луначарский». Заканчивают погрузку другие суда. В эфире по-прежнему слышны наши транспорты, идущие только на запад, только на запад, и ни одного советского судна на восток! Нашим судам встречаются лишь немецкие транспорта, плывущие на восток с войсками и зачехленной брезентом военной техникой. Фашисты через порты Финляндии подбираются к границам СССР. Германские суда исчезли из всех советских портов. Некоторые, не выгружаясь, повернули домой...Данциг, 19 июня 41-го года. По окончании разгрузки пароход «Магнитогорск» готовился к выходу в Ленинград. На судно поднялся немецкий чиновник с красной повязкой на рукаве. Чиновник объявил: «Фарватер минирован англичанами, «Магнитогорск» задержать в порту». На судне этот немец не первый раз. Когда «Магнитогорск» еще только швартовался, он в сопровождении еще одного чиновника и солдата, вооруженного автоматом, уже стоял на стенке. Поднявшись на судно, он вызвал радиста и капитана, затем вдвоем с помощником опечатал рубильники включения радиостанции и выставил у дверей часового. «Кто включает функштатьон, будет строго наказать! Отвечайт за сохранность пломб капитан и радист! Невыполненный приказ — солдат стреляйт!»
В прошлый рейс «Магнитогорска» пленные французы и англичане, разгружавшие судно, предупреждали команду: «Скорей уходите и больше не возвращайтесь. Боши собираются воевать с вами». Несмотря на то, что у красного здания пароходства в Ленинграде об этом вполголоса рассказывали многие моряки, побывавшие в портах Германии, говорить открыто опасались, дабы не прослыть провокаторами и паникерами, к которым не было пощады.
Только за один рейс в Германию пароход «Хасан» встретил тридцать четыре немецких транспорта, следующих с войсками в Финляндию.
Капитан парохода «Днестр», вернувшийся из Швеции, зашел в политотдел пароходства сказать о своей тревоге. Шведы заявляют: «Вы не боитесь, что немецкие войска, которые длительное время копятся в Финляндии, как лавина, обрушатся на вас?» Начальник политотдела обозвал Богданова паникером, пригрозил арестовать. Наверное, говорил не от себя, а под давлением свыше. Ему это было известно давно. При попытке доложить выше ответили — паникер...
Команда «Магнитогорска» догадывалась: немцы задерживают выход умышленно. Капитан Савва Георгиевич Дальк решил сообщить в пароходство и предупредить другие суда о грозящей опасности. Однако с опечатанной радиостанцией и часовым у ее двери, не говоря уже о риске провала и жестокого наказания, сделать это было чрезвычайно сложно. На совещании в каюте капитана, где находились помощник по политической части и секретарь судовой партийной организации, радист Юрий Стасов предложил план операции.
...Матросы должны будут отвлечь часового от дверей радиорубки, а Стасов с готовыми и зачищенными проводами и инструментами заберется в рубку. Затем соединит запломбированные рубильники и включит коротковолновый передатчик на волне вечернего вызова Ленинградской радиостанции — 48 метров. Время включения передатчика должно быть приурочено к началу сеанса связи Ленинграда с судами в море. Перед работой приемником радист обязательно проверит точность установки волны передатчика. Проверка хотя и займет лишних полторы минуты, но она необходима. Во время пломбирования радиостанции немцы могли умышленно или неумышленно изменить волну излучения передатчика. Тогда планируемая операция окажется бессмысленной. Вместо Ленинграда и советских судов радиограмму примут только нацисты! Сообщение не должно включать ни кодовых позывных, ни названия судна, ни адреса, кому оно направлено. Но содержание его, переданное открытым текстом, должно быть однозначно понято вахтенным радистом Ленинграда и радистами советских судов в море. Почерк работы Юрия Стасова на ключе наши радисты знают, а вместо позывных он использует свое имя — Юра, которое также им известно. По этим признакам операторы приемного центра догадаются, кто и откуда передал радиограмму.
— Для соединения рубильников проводами вам не потребуется помощь механиков? — спросил капитан.
— Нет,— ответил Стасов.— Если фашисты застанут в рубке меня одного или передачу запеленгуют и расшифруют, вину возьму на себя. В противном случае они обвинят в заговоре всю команду. Единственная моя просьба к механикам — поддерживать нормальное напряжение судового электрогенератора во время передачи.
«Справится»,— решил капитан, глядя на интеллигентное волевое лицо радиста. Капитану было известно о высокой его квалификации.