Журнал «Вокруг Света» №02 за 1974 год
Шрифт:
В общем, все шло своим чередом, но тут идею Пономарева словно решила проверить на прочность сама природа. Внезапно пришло большое апрельское солнце, снег стремительно стал скатываться с берега, и сквозь него проступал холодный жесткий песок. Тюленям стало неуютно в вольере, они ползали по песку, отыскивая остатки снега, и колкие песчинки забивались в шерсть.
Два дня шел аврал. Сначала пробовали перегонять серок, будто овец, помахивая на них прутиком, в еще заснеженные вольеры. Но тюлени, почувствовав свободу, норовили быстро убежать к морю. Тогда пришлось их таскать на руках, а ноша не из легких, каждая серка за тридцать килограммов. Таскали поздно вечером все, кого могли найти в Золотице, таскали и авторы открытия. Но и сегодня солнце не уходило с неба, и в остальных загонах быстро
Второй соавтор, Николай Касьянов, старший инженер Министерства рыбного хозяйства СССР, целый день стоял у мездрильной доски, орудовал широким ножом-клепиком и учил молодых золотицких парней обрабатывать тюленьи шкуры. В клеенчатом длинном фартуке, деловито-степенный, больше смахивающий на мастерового, Касьянов умел создать вокруг себя благожелательную атмосферу, ибо труд этот был близок и понятен ему. Сколько смеха и шуток вызвал Касьянов у рабочих на этой многотрудной работе в мездрильном цехе, где густой воздух наполнен тяжелыми запахами тюленьего жира, соды и постоянной сырости!
А третий соавтор, Геннадий Нестеров, чуть флегматичный биолог с Командорских островов, очутившийся вдруг у Белого моря, также до позднего вечера не покидал подопечных, наблюдая в вольере за их настроением.
Вот и двенадцать ночи, но заботы не гаснут. У Касьянова по-прежнему на уме работа: он лежит в кровати и, захлебываясь словами, вспоминает, что сделано за день и что предстоит выполнить завтра. Он возбужденно жонглирует очками, и мне становится боязно, как бы он не разбил их.
А Пономарев Касьянова не перебивал. Он сидел на стуле, раскинув погрузневшие ноги. Снял толстые очки, и глаза оказались совсем не круглыми, не птичьими и не строгими. И по тем длинным морщинам, что так глубоко залегли вокруг глаз, видно было, как чертовски устал за эти дни Пономарев.
Потом он сказал: «Как хотите, а я спать. Устал, как пропащая лошадь». И только повалился в кровать, прогнув пружины до самого пола, как тут же провалился в тяжелый беспокойный сон. Я заснуть не мог долго и невольно слышал, как бормотал и вскрикивал Пономарев: видно, и во сне он что-то обдумывал.
А ранним утром, где-то часов в шесть, сквозь пелену сна я слышал, как вставала гостиница.
«Золотицкий эксперимент» закончен.
На состоявшемся в Ленинграде очередном Международном пушном аукционе особенно высокую оценку получили серки, выращенные в вольерных условиях. Предложенная покупателями цена намного превосходила первоначально установленную.
Сейчас на «тюленеводческой» ферме около поморского села Койды на доращивание помещены несколько тысяч хохлуш. Это уже не эксперимент.
В. Личутин
Архангельск — Зимняя Золотица
Дерзкие боран
Сололо — небольшое, шатров на двести, селение, уютно разместившееся среди зеленых холмов, заходящих сюда с эфиопской территории. На языке габбра название этого селения означает «место многочисленных водопоев». Вокруг Сололо действительно много колодцев, а следовательно, народу здесь живет множество. Там и здесь встречаются мелкие, но постоянные стойбища, по холмам бродят обильные стада. В самом Сололо есть даже нечто вроде водопровода, по которому вода с холмов бежит в бетонированную яму, откуда местные жители берут драгоценную влагу.
Самый крайний север Кении — небольшая полоска шириной в какие-нибудь десять километров вдоль границы с Эфиопией, куда более обжитая, чем пустынные районы внутреннего севера.
У этого района свой особый колорит, резко отличающий его от остальных частей Кении. К востоку и северу от Сололо кончаются земли, контролируемые племенем габбра, и начинается территория народа боран. Когда-то они обитали в районе Рога Африки (1 Рог Африки (Африканский Рог) — принятое в географии название Сомалийского полуострова, глубоко выдающегося
на восток в форме рога,— Прим. автора.), затем, несколько веков назад, откочевали в северную Эфиопию, а уже в начале нынешнего века вторглись в Кению. В Эфиопии живет около двух миллионов боран, а в Кении — лишь тридцать пять тысяч. Кенийские боран продолжают рассматривать Эфиопию как свою родину, подчиняются султанам и вождям, живущим по ту сторону границы, посещают эфиопскую территорию для участия в своих ритуальных церемониях.
Я ходил по тропам, связывающим жилища боран в кенийском селении Сололо, все время ловя себя на мысли, что нахожусь в Эфиопии. Прежде всего поражал внешний вид строений. Те боран, которые жили в Сололо постоянно, строили себе глинобитные хижины; те из них, кто лишь временно останавливался в «месте многочисленных водопоев», раскидывали шатры, крытые шкурами.
Стены и хижин и шатров были разрисованы то примитивным орнаментом, то схематичным изображением животных. Выцарапанные на шкурах жирафы и львы удивительно походили на древние наскальные рисунки, а орнамент, состоящий из последовательного чередования кругов различной величины, напоминал загадочные рисунки, виденные мною на скалах близ гор Кулал. В некоторых жилищах висят огромные, до трех метров в длину, настенные ковры. Их делают из козьих шкур, поверх которых нашивают бисер и аппликации из кусочков разноцветного меха. По стенам развешиваются также праздничные кожаные наряды женщин боран, богато орнаментированные бусинками и ракушками, и изукрашенные бисером пояса. Такая страсть к украшению жилищ характерна для Эфиопии. В Кении я ничего подобного раньше не видел.
Ну а что касается одежды, то, встреться мне боран где-нибудь на улицах Найроби, я бы никогда не поверил, что это кенийский житель, а не гость из Эфиопии. Мужчины боран — худые, с гордои осанкой и точеными лицами, дерзким взглядом и длинными носами, кажется, служат олицетворением той части человечества, которая причисляется антропологами к эфиопской расе. Как и у большинства эфиопов, их одежда состоит из огромного куска однотонной, обычно светлой материи, обмотанной вокруг стройного тела и ниспадающей складками. Отправляясь в путь, боран сооружают себе на голове огромную белую чалму с залихватски выпущенным концом, развевающимся по ветру. Под чалмой скрыта довольно элегантная прическа: посреди головы волосы подстрижены ежиком, а длинные пряди по бокам укладываются в некое подобие шара. В дни торжеств, особенно в период ритуального праздника гадамоджи, боран разрисовывают себе лица красными знаками.
Женщины боран столь же красивы, но в противоположность мужчинам кротки и миролюбивы. Их единственная одежда — белая юбка. Руки, грудь и шею они оставляют открытыми — и мне кажется, лишь для того, чтобы показать, как красиво играют на их красноватой бархатной коже украшения из белого металла. Характерное украшение женщин боран — огромные толстые браслеты, чаще гладкие, реже украшенные спиралевидными насечками или орнаментом, представляющим собой чередование кружков. На каждую руку надевают по десять-двенадцать браслетов от запястья до локтя. В отличие от других племен боран все еще предпочитают серебро и презирают олово, алюминий и другие легкие металлы. Килограмма два серебра — обычный «наряд» женщины боран. На толстый волос, выдранный из жирафьего хвоста, нанизывают серебряные бусы и овальные или квадратные камешки. Камешки добывают вдоль берегов озера Рудольф, но вытачивают, как, впрочем, и все украшения боран, в Эфиопии.
Женщины большинства кенийских племен бреют голову, предоставляя нудное занятие плести косички юным воинам — моранам, имеющим вдоволь свободного времени. Боран — одно из немногих кенийских племен, чьи женщины украшают свои головы сотнями тоненьких черных косичек, ниспадающих до плеч и красиво обрамляющих их длинные, как будто отлитые из червонного металла шеи. Глядя на их библейские лица и красноватые полуобнаженные тела, украшенные тускло поблескивающим серебром, я всегда почему-то думал о том, что так, наверное, выглядела красавица Шеба, эфиопская царица, пленившая самого Соломона.