Журнал «Вокруг Света» №02 за 1975 год
Шрифт:
12 августа 1974 года. Красное море действительно удивительное. Вода чистая-чистая. В ней кораллы, морские ежи, коралловые акулы, которых местные жители за невиданную свирепость прозывают «кальб-эль-бахр» — «морскими собаками», ядовитые змеи, сказочной расцветки рыбы, дельфины... А мы все скучаем по облакам, по снегу, по дождю. Когда же домой?!
15 августа 1974 года. Ровно месяц, как мы в Суэцком заливе. Из тридцати — восемнадцать штормовых дней. Всю душу они нам вымотали: в шторм производить траление нельзя. Шторма нам весь график поломали. Если бы разрешили, пошли бы тралить и в шторм.
21 августа 1974 года. На счету отряда семь мин. А поставлено наверняка несколько десятков. На двух «Сириус» (Либерийский танкер, рискнувший пройти по Суэцкому заливу до начала траления.) подорвался. Всего
3 сентября 1974 года. Вот и на нашей улице праздник — утром мы подорвали мину. Ребята виду не показывают, но чувствуется — каждый доволен, каждый в душе гордится собой...
15 сентября 1974 года. Тревога! Подорвался на мине тральщик Свиридова. Боль за ребят мечом по сердцу полоснула. В считанные минуты снялись с якоря, вышли в море... К счастью, мина взорвалась рядом — тральщик пострадал, но жертв нет. А если бы взрыв произошел под кораблем?!
Нет, рано мы заскучали по дому — работы тут еще достаточно. Не можем ведь мы допустить, чтобы после нас кто-то тут подорвался!»
...Распрощавшись с моряками; мы на автомобилях уносились в Каир. Выбрались на бетонку, и сразу же далеко впереди, там, где шоссе упирается в горизонт, показалось... озеро. Или бассейн чистой воды. Или просто дорога была только что вымыта и сверкала на солнце. Конечно, влагой там и не пахло. Обычный мираж, точнее, подобие миража: воздух над ровным покрытием раскаляется, и вследствие преломления лучей света создается впечатление свежевымытости.
Как бы то ни было, а благоустроенность дороги давала знать: приближаемся к столице. И мне подумалось: через день-другой мы будем снова в Москве, а сколько еще мужества и самоотверженности потребуется от каждого из тех, кто выполняет благородную, гуманную миссию в далеком Красном море. Я еще раз вспомнил неестественную живописность воды в заливе. Окидываешь его взглядом, и не верится, что под этой красотой таится смерть. Правда, мое неверие имело реальную основу. Я знал: скоро Суэцкий залив избавится от своей смертоносности. Но не потому, что он «слишком красив для этого», а совсем по другой причине: советские моряки с успехом завершат свою опасную работу.
П. Студеникин, спец. корр. «Правды» — для «Вокруг света»
Хургада — Каир — Москва
От редакции: Когда эта статья была уже получена, стало известно: отряд военных кораблей под командованием капитана 1-го ранга А. Аполлонова закончил боевое траление. Суэцкий залив свободен для прохода судов.
К людям ради людей
Сегодня в нашем клубе доктор исторических наук профессор Р. Ф. Итс рассказывает о работе этнографа История этнографических экспедиций в нашей стране насчитывает уже почти два с половиной века и берет начало с 1-й Академической экспедиции — сухопутного отряда Великой Северной экспедиции 1733—1743 годов. В составе ее работали Г. Ф. Миллер, И. Г. Гмелин, С. П. Крашенинников, Г. В. Стеллер, Я. И. Линденау и И. Э. Фишер. В задачу экспедиции входило изучение народов Сибири и Дальнего Востока. Материалы, собранные выдающимися учеными России, и сегодня представляют собой огромную научную ценность. На протяжении почти 250 лет не прекращались в России и СССР этнографические полевые работы по изучению народов своей страны и зарубежных стран. С ростом этнографических знаний оттачивалась методика полевых исследований, которая закреплялась многолетней практикой. И естественно, я не берусь рассказать в журнальном очерке полностью о работе этнографов. Я хочу сказать о том основном, что никогда и нигде не исчезает из этой работы, где бы ни находился исследователь: в поле, за письменным столом. О цели и смысле профессии.
Этнографическая работа в поле окружает особой романтикой профессию этнографа. Но прежде чем избрать ее, задай себе вопрос: способен ли ты быть полезен людям, способен ли ты уважать и ценить привычки, дела других, поначалу, может быть, и не очень понятных тебе людей? Профессия этнографа требует самопожертвования, доброжелательства, высокого гуманизма и ответственности за собранные материалы и выводы, которые должны служить людям во имя дружбы
и братства народов.Я вспоминаю один, казалось бы малозначительный, случай, который чуть было не стоил нам полевого сезона. Группа кетов, которую мы изучали, жила на одном из притоков Енисея. Нас приютила у себя чрезвычайно приветливая, добрая украинская семья, живущая на правом берегу. Семья была небольшая — родители шестидесяти лет и двое взрослых сыновей. Родители были пенсионеры, сыновья работали охотниками и рыболовами в кетском колхозе, что располагался на левом берегу Енисея. Один из сыновей и возил нас на лодке по стойбищам. Семья жила в рубленом доме, где в горнице были постелены половики, а на сундуках — белоснежные с вышивкой дорожки. Некрашеный пол всегда блистал чистотой, хотя на улице было слякотно и глина приставала комьями к подошвам сапог. Все было хорошо и спокойно в наших взаимоотношениях. Мы ожидали приезда археолога — надо было копать кетские могильники. Археолог — очень молодой парень — приехал днем. Радушная хозяйка пригласила его в дом выпить молока. И археолог вошел в горницу прямо в грязных сапожищах, оставляя на половике комья глины, уселся на белоснежную дорожку, покрывающую сундук. Хозяйка все же спокойно дала ему стакан и пошла за кринкой. Она была слишком деликатна, чтобы сделать гостю хотя бы замечание. А парень поднял стакан на свет: на нем остались разводы от воды, насыщенной известняком.
— Стакан-то грязноват, — невозмутимо заявил он, затем достал платок и стал вытирать его.
Хозяйка несла кринку, но руки ее дрожали, а глаза были полны слез. Только через три дня удалось упросить наших друзей простить эту обиду, о которой уже говорило все село как о событии неслыханном.
...Этнографическая работа в поле начинается задолго до дня отъезда, за письменным столом. Нельзя отправляться за тридевять земель, не узнав, что сделано до тебя, какие проблемы известны больше, какие меньше. Жизнь так быстра, ее темп столь существенно отражается на переменах в традиционном хозяйстве и культуре, что явление, бытовавшее в прошлом, можно уже не встретить сегодня и сделать ошибочный вывод.
Это очень важное требование для этнографа, отправляющегося в путь, — оставить дома представление, что наука начинается с него самого, что до него никто ничего толком не сделал. Зараженный подобной «звездной болезнью» исследователь может пренебрежительно отнестись к трудам предшественников и неожиданно повторить, а не дополнить их материал. В багаже этнографа всегда должны быть выписки из других работ, словарь (требование знания языка изучаемого народа — важное условие, однако как трудно в наш век быть полиглотом!) и много чистых блокнотов. Даже если этнограф поехал только за сбором материала, например, о семейно-брачных отношениях, он не имеет права не записать и того, что увидел в хозяйственной деятельности народа, те эпические сказания, которые услышал в минуты отдыха или торжественных церемоний. Может ведь случиться и так, что эта поездка на долгие годы окажется последней, и, когда приедут другие, они уже не смогут всего этого увидеть или услышать.
И здесь нельзя не сказать об обязательном для этнографа качестве — умении вести беседу. Мало знать, о чем нужно спросить или как спросить, — надо быть уверенным, что получаешь наиболее точный ответ, точную информацию. Так может случиться, если правильно сделан выбор информатора. В любой среде есть многоуважаемые и малоуважаемые люди — те, кто пользуется авторитетом за ум и знания, и просто болтуны, пустобрехи. Вступать в контакт с первыми — добиться успеха, со вторыми — провалить дело. Кстати, чаще всего первых труднее разговорить. Но ведь известно, что легкий путь не самый верный путь.
...Озеро Мундуйка — большое заполярное озеро в Сибири. В длину оно больше 50, в ширину 30 километров. Летом на озере промышляют рыбаки Курейского кетского колхоза, но зимой и ранней весной здесь стоят всего два жилища — на противоположных берегах. Бревенчатые избушки с плоской крышей, без сеней, с одной комнатой и железной печкой посредине. В одной живет восьмидесятилетний кет Федор Агафонович Серков с женой, сыном и племянницей, в другой, на дальнем берегу, шестидесятилетний кет Николай Михайлович Ламбин с женой. Мы, два этнографа, поселились в избушке у Ламбина. Это была наша вторая экспедиция на Мундуйку. В прошлом году мы познакомились и с Серковым, и с Ламбиным. Тогда, летом, мы пробыли у курейских кетов больше трех месяцев. Вместе с ними рыбачили, многое узнали, но не сумели записать неповторимые легенды и сказки этого почти загадочного народа, которые, как нам сказали, в неисчислимом количестве знал Федор Агафонович Серков.