Журнал «Вокруг Света» №02 за 1980 год
Шрифт:
Сколько же таких памятников усеяло землю чехов и словаков!
Где бы мы ни были — в Праге, Брно, Братиславе, Карловых Варах, — всюду мы видели памятники советским воинам-освободителям, ходили по улицам, названным их именами. Но в Праге есть одно место, которое нельзя миновать. Кладбище на Ольшанах. Посреди него навечно застыла гранитная фигура советского солдата с автоматом в руке.
...Вымотанная отступлением немецкая часть уцепилась за чешскую речушку и, окопавшись, не сдавала рубеж. Фашисты огрызались танковыми контратаками. Лобовая броня этих тяжелых машин была слишком толста
Нелегко тащить орудие через болотистую низину. Мокрые, ободранные до крови руки срывались с металла, от напряжения дрожали ноги, кто-то зачерпнул голенищем болотной жижи из рытвины. Солдаты оступались, падали, но упрямо толкали пушку вперед. Когда за низкорослым кустарником мелькнул просвет, разом остановились. В тишине громко падали капли с орудийного щитка да слышалось тяжелое дыхание людей. «Опушка! Давай устанавливать...» — сказал чей-то голос.
Через несколько минут донесся шум моторов; ближе, ближе слышно лязганье гусениц. Сквозь ветки было видно, как уверенно идут танки, покачиваясь и вздымая за собой пыль. На секунду бойцы замялись: попасть надо было с первого выстрела, иначе танк сомнет расчет. Саша шагнул к пушке, пригнулся к ней — чуть дрогнул орудийный ствол, следя за бортом громыхающего чудовища. Выстрел...
Танк вспыхнул, крутанулся на одной гусенице, перегородив дорогу остальным. Дальше уже было легче.
...Об этом случае рассказал пражским рабочим Петр Савелов. Пять братьев Савеловых воевали в Отечественную, двое погибли. Петр, сын полка, дрался на Ленинградском фронте, ходил в разведку, брал «языков», служил в роте автоматчиков и даже играл на трубе в полковом оркестре. Но рассказывал он сейчас о брате Александре, награжденном орденом Славы III степени за подвиг, совершенный на чехословацкой земле.
— И для меня, — говорит Петр, — этот памятник в Ольшанах — памятник моим братьям...
...Человек бежит по горной троне, хватая ртом воздух. Сил больше нет — падает. Шатаясь, поднимается и снова бросается вверх по склону. Смертельная опасность гонит его вперед, новые силы дает жажда свободы. Перед его глазами оружие и множество рук, поднимающих его на борьбу. Человек с карабином в руках крадется меж соснами, целится, стреляет во врага. Полиэкранный фильм множит вооруженного человека — это народ восстал против фашистов...
На этот фильм в музей Восстания в Банска-Бистрице — городе, где был штаб партизанского движения, — мы пришли с молодыми словаками прямо с митинга дружбы словацко-советской молодежи.
Музей Восстания стоит над городом, отсюда видны горы; и сам музей напоминает взорванную скалу или разорванные оковы. Тихий звон слышится у входа — вечная память павшим и слава живым героям. Как только перешагиваешь порог музея, сразу замечаешь фотографии, с которых смотрят улыбающийся советский и чехословацкий капитаны. Мужественно сражались интернациональные отряды. Рядом со словаками и чехами стояли насмерть русские Емельянов и Николаев, болгарин Бушков, поляк Униковский, француз Жан Мазе.
Мы рассматривали автоматы, защитную одежду, а вот ручной печатный станок. В центре восстания выходила газета, работало словацкое Свободное радио, существовал передвижной театр, даже с автобусом. Возник целый фронт, и гитлеровцам пришлось бросить в горы несколько дивизий...
— Карателям удалось окружить один из отрядов. У него было красивое название «Высокие Татры». Сейчас туман, трудно разглядеть пик Кривань, у подножия которого располагался штаб. Партизаны не давали житья фашистам: спускались в долину, подбирались к железной дороге, взрывали составы. Многие эшелоны с немецкими солдатами и боеприпасами не дошли на Восточный фронт.
Это рассказал
мне Мирослав Женишек, который мог отыскать в горах любую тропку хоть с завязанными глазами, готовый всегда прийти на помощь людям, попавшим здесь в беду. Он разговорился, как только наша «татра» выбралась из молчаливых улочек Попрада, где за заборами изредка попадалось светящееся окно.Зима пришла в Татры рано, и тихие ели согнулись под снегом.
Мы проскочили мимо домиков Старого Смоковца. В редеющем тумане внезапно возникла стена Высоких Татр. Машина остановилась, и Мирослав, легко выпрыгнув из нее, пошел вперед. Я охватываю взглядом его высокую, худощавую фигуру, смотрю, как ловко он идет, слегка сутулясь, по склону, и вспоминаю снова кадры фильма о словацком восстании.
— Партизаны спустились по этой дороге с гор, — кивает Мирослав вперед, — она называется Дорогой Свободы. А внизу, в Попрадской долине — партизанское кладбище. Там похоронены капитаны Раша и Моравко, храбрые командиры из отряда «Высокие Татры», они отстреливались до последнего патрона. Над могилами партизан, на скальной стене посажено горное дерево, которое живет века. Все, кто приезжает в горы, приходят сюда почтить память солдат, погибших за свободу.
— И еще, — говорит Мирослав, — смотрите...
Мы видим, как в тумане проступают голубые вершины.
— Одна из них Рысы, а за ней польское село Поронино, где жил Ленин. Оттуда он любовался нашими Татрами.
О горе Рысы я услышал впервые в Пражском музее В. И. Ленина, на выставке «Ленин и рабочее движение в Чехословакии». Но только в ленинском музее в Братиславе мне рассказали о том, что на горе Рысы установлен барельеф В. И. Ленина.
Для этого молодые чехи и словаки прошли по крутым тропам Высоких Татр, хранящих память о мужестве и братстве наших народов...
В. Александров
Усто Салим с сыновьями
С тариков было трое. Они стояли на обочине дороги. Один из них поднял руку с длинным, загнутым крюком посохом, и шофер остановил наш маленький автобус. Абдумалик соскочил на дорогу и осторожно, с почтением помог старцам забраться на высокую подножку.
Они церемонно поздоровались с шофером и со мной и лишь потом сели. Одеты они были в новые, стоящие колом черные чапаны, перевязанные в поясе вискозными платками. Старцы были настолько древние, что уже с трудом угадывался их возраст; наверное, только очень важное дело могло заставить столь почтенных людей отправиться в путь.
Шофер спросил стариков, куда их подвезти, и Абдумалик перевел мне ответ:
— Едут в небольшой кишлак, это по пути. На похороны — умер усто. Хороший был плотник.
«Усто» — по-таджикски «мастер». Человек, не только поднявшийся в своем ремесле до самых вершин, но и привнесший в него что-то свое, особенное. Это не самородок-одиночка — у настоящего усто всегда есть ученики; не возраст, а профессиональное мастерство дает право на почетное звание. Когда-то оно присваивалось старейшими мастерами на общем собрании цеха. Этому предшествовали долгие годы ученичества. Как правило, учениками были дети самих мастеров или односельчан — так в течение веков создавались династии народных умельцев, и целые кишлаки, а то и города, становились известны благодаря искусству населявших их мастеров. Так, название Ура-Тюбе стало своеобразной фирменной маркой, гарантией качества кузнечных изделий, а Ворух — гончарных, Исфара же и ее окрестности прославились искусством резчиков по ганчу (Ганч — среднеазиатское название гипса, точнее, материала, который получают при обжиге породы, содержащей гипс. Водный раствор молотого ганча быстро схватывается и легко формуется.)