Журнал «Вокруг Света» №02 за 1981 год
Шрифт:
— Вот и в Керичо такая же почва, только она не черного, а красного цвета. Не кажется ли вам, что природа не предусмотрела вашу революцию, а то бы она поступила наоборот — черноземы переместила в Африку, а красноземы в Россию?
— Вы уверены, мистер Смит, что революция не придет в Африку?
— Увы, она уже идет, и значительно быстрее, чем нам хотелось бы.
Впрочем, я не думаю, что от революции, которую совершил Джомо Кениата, компания «Брук Бонд» сильно пострадает.
Дипломатично промолчав, про себя я подумал, что мистер Смит в общем-то верно оценивает путь, выбранный Кенией после завоевания независимости. Крупные иностранные компании по-прежнему процветают в этой суверенной стране. Если говорить о чае, то
Мы заговорили со Смитом о перспективах машинной уборки чая. Я чувствовал себя в известной степени «подкованным» в этом вопросе, поскольку недавно в Кении побывал директор Дагомысского чаеводческого совхоза Краснодарского края У. Г. Штейман, рассказывавший о проблемах чаеводства в нашей стране. О машинной уборке он говорил как о реальном выходе для чаеводов Грузии и Северного Кавказа: проблема в том, что все меньше находится охотников убирать чай руками, ибо работа эта трудная, утомительная. Оказалось, что Смит не хуже меня сведущ в машинном сборе чая, бывал у нас в Грузии, видел все своими глазами и убедился в плюсах и известных минусах машинной уборки.
— Нет, мы не намерены, во всяком случае в обозримом будущем, применять машины на уборке чая. Во-первых, надо перепланировать все плантации, пересадить все кусты, то есть начать все сначала. Слишком дорогое удовольствие. Во-вторых, и это немаловажно, может снизиться качество чая.
Смит подвел нас к чайному кусту и сорвал с верхушки несколько нежных трехлистников.
— Разве самая тонкая машина в состоянии снять с куста этот крохотный пучок? Она неизбежно срежет соседние грубые листья, из которых хорошего чая не получишь. Пустить эти листья в переработку и получить из них чай — это все равно, что заварить веник, кажется, так у вас говорят,
— Говорят, но у нас не хватает рабочей силы.
— Я это знаю, вам без машин не обойтись. А мы еще можем позволить себе роскошь убирать вручную. Кстати, вы заметили, что чай у нас собирают в основном мужчины? Женщины на уборке чая работают лучше, у них тоньше пальцы, движения рук быстрее, но работы для всех не хватает, вот и приходится брать мужчин — кормильцев семьи, хотя платить им надо больше.
— Интересно, сколько же?
— Ну, шиллингов пять-шесть, — несколько стушевавшись, ответил Смит.
Пять шиллингов! Столько в то время стоила пачка американских или английских сигарет! Европейцу трудно представить, как можно на такую мизерную зарплату прокормить семью, как правило, многодетную, ибо рождаемость в Кении одна из самых высоких в мире. Сборщики чая принадлежат к разряду сельскохозяйственных рабочих — наименее оплачиваемой категории наемных трудящихся. От беспросветной нужды спасает клочок общинной земли, но ее остается все меньше: Керичо с его плодородными почвами и благодатнейшим микроклиматом давно стало районом интенсивного развития капиталистических форм землепользования, где общине уже нет места.
Помнится, с Василием Песковым, приехавшим в Кению, мы любовались с высокого нагорья расположенной в зеленой долине и видной как на ладони деревней, сборщиков чая из народности кипсигис. Деревенька, огороженная живым, подстриженным по линейке кустарником, с аккуратными круглыми белыми хижинами под конусными крышами из тростника, так и просилась в кадр. Как потом я выяснил, такие деревни строит чайная компания и сдает внаем своим рабочим. Совсем неплохо! Но таких деревень со сносными бытовыми условиями единицы, построены они на туристских путях как бы напоказ. Глядя на них и зная истинное положение сельскохозяйственных рабочих, невольно вспоминаешь о «потемкинских деревнях», что возводил светлейший князь на пути следования кортежа императрицы Екатерины II.
Потом Смит показал фабрику по переработке листа; она одна из старейших в этом районе, но
оборудование на ней самое современное, включая электронику. Все здесь рассчитано так, что убранный утром лист в тот же день перерабатывается и практически никаких потерь нет. Кенийский чай, по словам Смита, почти не страдает болезнями и высоко ценится на мировом рынке. В его вкусовых достоинствах меня убеждать было не надо: каждый год в течение семи лет, приезжая в отпуск, я привозил в подарок московским друзьям кенийский чай, и лучшего сувенира они не желали — так всем полюбился этот ароматный, цвета червонного золота напиток. Кстати, кенийские чаеводы высоко оценили качество краснодарского чая, образцы которого привозил с собой У. Г. Штейман. Мне запомнилось «чаепитие» в Кенийской ассоциации развития чая, представляющей интересы мелких африканских фермеров. Словно священнодействуя, африканские знатоки маленькими глотками отпивали красный ароматный напиток с предгорий Кавказа и с трудом верили, что этот прекрасный чай вырастили не на экваторе, а где-то между 43-м и 44-м градусами северной широты.По пути на озеро Туркана наша маленькая экспедиция не отказала себе в удовольствии испить чая в «Коричо ти отель». Сидя под тентом, мы любовались плантациями, спускавшимися к горной речушке и вновь поднимавшимся на противоположном холме. Из объяснений мистера Смита я забыл упомянуть о том, что большое значение имеет продуманная посадка деревьев строгими полосами, расчертившими чайные плантации: создавая тень, деревья оберегают чайный лист от ожогов солнца. Для посадок отбирают определенные породы по такому принципу: когда одни деревья роняют листву, она появляется на других, чтобы в любое время года плантации находились в тени. Причем, как подчеркивал Смит, это целая наука.
В то время как мы философствовали о щедрости земли, сполна вознаграждающей человека за его разумные труды, о взаимозависимости и взаимосвязанности в природе того же чайного листа, солнца, дождя, высоты деревьев, дающих тень, наш Географ высмотрел на соседнем кусте бугенвилии хамелеона и начал со всех сторон «расстреливать» его из своих многочисленных фотокамер, восклицая при этом: «Какой великолепный экземпляр, вы себе не можете представить, объехал пол-Африки, а такого вижу впервые!» Хамелеон действительно производил впечатление своим крупным размером, расцветкой и, я бы сказал, важностью. По всей видимости, это был самец трехрогого хамелеона Джексона. Одно не нравилось Географу — хамелеон не менял свою окраску, хотя эта его способность вошла в поговорку. Добиваясь необходимого эффекта, мой экспансивный спутник почти вплотную подносил объектив к глазам хамелеона, стараясь напугать его. Но тот лишь вращал их в разные стороны независимо друг от друга, сохраняя невозмутимое спокойствие.
Манипуляции Географа вокруг хамелеона привлекли всеобщее внимание, и вскоре к нашему столику подошел метрдотель и от имени менеджера сказал: «Попросите, пожалуйста, бвану (Господин (суахили).) кончить фотографировать. Хозяин извиняется, но говорит, что хамелеон уже устал». Географ убрал камеры, отыскал менеджера отеля, принес извинения за беспокойство, доставленное хамелеону, но спросил все же, почему тот ни разу не изменил окраску.
— Видите ли, сэр, — ответил менеджер, — хамелеоны меняют окраску, когда сильно испугаются. Очевидно, вы не напугали моего хамелеона. Вот если бы рядом появилась змея...
Овиди, ставший свидетелем разговора с менеджером, искренне, с удовольствием смеялся и надолго запомнил эту сценку. Когда в дороге нам приходилось что-то «выколачивать» — ночлег ли в хижинах, зарезервированных туристами, ведро ли воды на последней бензоколонке на краю пустыни, еще что-либо «дефицитное», он неизменно говорил: «А жаль, что не захватили с собою змею». А вообще у Овиди и Географа были отличные дружеские отношения.