Журнал «Вокруг Света» №02 за 1983 год
Шрифт:
Я несколько раз смотрел этот фильм. Вначале показывают сверху прибрежную колымскую тундру. Вслед за парой лебедей несемся мы над синими озерами, над зелеными островками земли. Потом в кадре появляются разодевшиеся в брачные наряды турухтаны. Распушив «воротники», они без устали атакуют друг друга, но драки их шуточное представление, которым нельзя не любоваться.
Тут-то и появляется вертолет. Под рев работающих турбин биологи выбрасывают вещички. Ставят палатку. Размещают электронную аппаратуру. Голосами птиц, записанными на магнитофон, они сзывают из непроходимых кустарников разодевшихся в брачный наряд куропачей — темношеих, с красными гребешками самцов куропаток. И Саша все это комментирует,
Саша говорит в фильме, что были времена, когда орнитологи, отправляясь изучать жизнь птиц, прежде всего подбирали по руке ружье, чтобы безотказно и верно стреляло. Считалось, что, только заполучив в руки птицуt можно ее исследовать. У группы Андреева был иной метод работы: с помощью точнейших электронных приборов, не трогая пернатых, исследовать их жизнь. В этом, на мой взгляд, было главное кредо фильма. Оттого он так и приглянулся людям. Изучать — не стреляя!..
В фильме показано, как Саша снимает птиц диковинным, собственной конструкции фотоаппаратом, похожим на ящик. Проваливаясь по пояс в жидкую грязь, держа этот ящик перед собой, он подбирается к гнезду. И тут я увидел... розовую чайку! Птица не боялась человека, не отлетала далеко от гнезда, а Саша ее снимал и снимал, как будто это и не столь уж большая редкость — снимать розовую чайку. Мне припомнилось, с каким волнением писал о встрече с розовой чайкой Виктор Зак, сделавший первый фильм об этой птице всего лишь десятилетие назад. Сколько он труда затратил на ее поиск, а тут — пожалуйста, вот она. Тогда-то я и решил, что мне непременно надо познакомиться с Андреевым, побывать у него на стационаре.
Потом мне на глаза попалась книга. Брошюра, если уж быть точным, с сухим научным названием: «Адаптация птиц к зимним условиям Субарктики». В ней на примере ряда типичных зимующих в ультраконтинентальных районах Северо-Восточной Сибири птиц рассматривались особенности их экологии и биоэнергетики, а также адаптации к обитанию в экстремально холодных условиях. Автором книги был Саша — А. В. Андреев. Книга предназначалась орнитологам, охотоведам, краеведам, биологам широкого профиля. Хотя я не отношу себя даже к натуралистам, но все-таки попытался изучить этот труд, тем более что автор уже был знаком мне по фильму. И если в фильме я видел его работу летом, то тут представил, как Андреев работает зимой, в мороз.
Вот, скажем, в книге приведен график суточной активности белой куропатки. В скобках указывается, что график составлен на основании ста сорока семи встреч с этой птицей. Далее приводятся подобные графики для тундряной куропатки, каменного глухаря, рябчика, кукши, кедровки, сероголовой гаички, и каждый из этих графиков также основан на множестве личных наблюдений. И это в мороз за сорок, за пятьдесят. Сколько же часов должен был провести Андреев на морозе, стараясь быть малозаметным, а значит, и неподвижным? Думаю, многие сотни... И это поражает.
Но не только активность птиц сама по себе интересовала орнитолога. Ему нужно было понять и доказать, как приспособились они к жизни в таких условиях. С удивительной терпеливостью прослеживает Андреев, как ведут птицы поиск кормов, сколько энергии на это затрачивают, какое расстояние проходят при этом, какое — пролетают. Куропатка, к примеру, сообщает он, «в начале зимы, когда снег в пойме отличается малой плотностью, проваливается при ходьбе на 55—70 мм, имеет нагрузку на след в среднем 13,5 г/см2 при длине шага 16 см». Отсюда следуют соответствующие выводы. Орнитолог исследует, какие корма предпочитают птицы при низких температурах, где отдыхают, как устраивают лунки. Он замечает, что лунки всегда оказываются чуть больше размера самих птиц — чтобы птица могла распушить перо, это предохраняет ее от обморожения.
За наблюдениями ученого следуют рассуждения о биоэнергетике птиц, формулы, формулы. Но смысл в том, что отнюдь не на математической модели, а выполнив ряд интереснейших измерений на оперении и теле птиц, в дуплах, лунках при ночевках, Андрееву удалось подсчитать, откуда у птиц берется энергия для существования.
В книге приводятся уникальные фотографии птиц, снятых при сильных морозах, да еще ночью. Рябчики, гаички, куропатки
прячут в оперении головы, становясь похожими на шар, — так они защищаются от мороза. И это тоже установлено на основе тщательных измерений. Все эти снимки Саша сделал все тем же, похожим на ящик фотоаппаратом, сконструированным им самим.Рассматривая затем рисунок, изображающий опыт по измерению температуры в снежных лунках, которые делают рябчики для ночлега, прочитав в подписи, что для этого использовалась специальная «упряжь с термодатчиком, кинокамера с электромагнитом, часовой механизм, батареи, лампы, электротермометр», я решил, что дело тут не обошлось без совета и помощи Арсения Васильевича Кречмара — известнейшего орнитолога и мастера на всякие выдумки. Несколько лет назад, когда я был в Магадане, мне рассказали, что в институте появился человек, который в поле не работает. За него все экологические наблюдения, вплоть до измерения температуры яйца под насиживающей птицей, выполняют фотороботы. Этим человеком, конечно же, оказался Арсений Васильевич. Он возглавил лабораторию, куда, как выяснилось, и пошел работать Саша Андреев. В своей книге, в самом начале, Андреев благодарит многих людей за оказанную помощь; здесь же он выражает благодарность и А. В. Кречмару, «совместно с которым и при поддержке которого были разработаны некоторые экспериментальные методики».
...С Сашей я встретился лишь недавно — он прилетел в Москву на вручение премии. Удалось уговорить его заглянуть на часок ко мне домой. Я обратил внимание, что люди, привыкшие жить в тундре, попадая в городские дома, обычно как-то съеживаются, держатся не очень уверенно. По-моему, то же произошло и с Сашей. Вроде бы и узнаю его — те же вьющиеся волосы, те же каштановые усы, что я видел в фильме, но глаза смотрят исподлобья, настороженно. Тут-то я понял, что надо доставать карту...
Работа по адаптации птиц к зимним условиям была закончена. Теперь Саша изучал, почему большинство видов птиц летит гнездиться на Север, как они к этому там приспосабливаются. Поэтому много времени проводил в болотистых тундрах колымской низменности.
— Поначалу мы работали неподалеку от Стадухинской протоки, в низовьях Колымы, — склоняется он над картой. — Вот Черский. Но пробыли мы тут недолго. Здесь и застали нас киношники. Палатка наша стояла в Харалчинской тундре. Работали втроем. В помощниках у меня были Женя Хлебосолов, молодой и азартный охотовед, прилетевший в Магадан из Рыбинска, и Валентин Николаевич Хлесткий. Это старый северянин, не раз проверенный полем. Он на все руки мастер. И прибор исправить, и обед сварить, рыбку засолить — все может. Объектов для наблюдения нам хватало, но жить в палатке долгие месяцы, и так на протяжении нескольких лет, — неудобно.
На речке Коньковой отыскали избу. Брошенную. Жил в ней когда-то старик охотник, да умер. И мы решили переселиться туда. Всем хороша была изба, но в ней мы оказались напрочь оторванными от института, от людей. Надо было пройти десятки километров по болотистой Харалчинской тундре, одолеть Стадухинскую протоку, чтобы выйти к Афоне — одинокому рыбаку. И тогда на его лодке можно было добраться до Черского. Взять письма, газеты, отправить телеграмму. Вначале, обрадовавшись человеческим условиям жилья, мы крепились, терпели, но тут произошел случай, подсказавший, что место для работы нам надо подыскивать новое.
Свалился Николаич. Основательно. И пришлось мне бегом отмерять километры, чтобы вернуться с вертолетом. Вывезли Николаича вовремя, а мы с Евгением сели за карту, стали решать, где следует обосноваться лагерем. И решили, что лучше всего разместиться на речке Большая Чукочья. Там две фактории есть, а нам можно встать между ними. И вертолеты к ним часто летают, и в случае чего рация у них есть.
Погрузились на «казанку» и отправились в путь. Спустились по Коньковой, вышли в Восточно-Сибирское море. Берега здесь низкие, илистые, отмели длинные, тягучие. В такую попадешь при отливе, из лодки не вздумай выходить — засосет. И как раз на такую отмель попали. Не моряки же мы! Ждали несколько часов, пока прилив не поднял лодку. Приятного, надо сказать, мало испытали. Когда лодка опять на волнах закачалась, Женя говорит: «Пошли мористее, срежем угол и от встреч с меляками избавимся». Пошли. Но тут льды нас зажали. Настоящие, дрейфующие. Таких я никогда и не видел...