Журнал «Вокруг Света» №02 за 1989 год
Шрифт:
Я поинтересовался у местного учителя, откуда взялась голубоглазая собака. Он рассказал, что уэленцы-старожилы поговаривают, будто такие собаки приходят в поселок по льду с Аляски. А сам он полагает, что это потомки тех ездовых псов, которые выживали, когда погибали многие полярные экспедиции первооткрывателей. Соединяясь в вольные стаи, они охотились на нерпу, тюленя, оленей, птиц, мелких животных и, спариваясь с поселковыми собаками, оставляли свое потомство.
В Уэлене мы с Афанасием осмотрели всех ездовых собак и щенков, но голубоглазых среди них тоже не оказалось. Нам ничего не оставалось, как, добыв пару упряжек, отправиться в Инчоун.
На этот раз мы были без Миши Зеленского. Его отозвали в Лаврентия, куда приехали японские кинематографисты, и Миша был нужен как переводчик. Но с каюром нам снова повезло: Яков Вуквутагин был одним из лучших каюров в Уэлене. Имея мотонарты «Буран», он тем не менее содержал две собачьи упряжки. Яков любил собак. И книги. Особенно по археологии. Познакомившись, мы тут же договорились, что кое-что из книг я ему пришлю из Москвы. В пути я спросил его:
— Скажи, Яков, тебе приходилось ездить когда-нибудь на голубоглазых собаках?
— А как же! Приходилось,— ответил он.— У отца была одна такая упряжка. Хорошие были собаки. Но уж, если зверя учуют, не остановишь... Видно, предки их добывали себе корм сами. Я даже побаивался их. Одна такая натасканная собака могла остановить белого медведя и не дать ему уйти. А сейчас целая свора не всегда способна на это.
— Ну а в Инчоуне, как ты думаешь, не осталось голубоглазых? — спросил я, еще на что-то надеясь.
— Не знаю,— ответил Яков.— Я давно не был там, надо посмотреть...
В Инчоун приехали к вечеру. Управляющий отделением совхоза Валентин Федорович Мирошниченко оказался человеком гостеприимным и пригласил нас с Афанасием к себе в домик. Вуквутагин и второй каюр, попив чаю и отдохнув часок, тронулись в обратный путь. А мы остались ночевать, договорившись, что в Уэлен вернемся на инчоунском транспорте.
Утром, после завтрака, мы сразу спросили Мирошниченко, есть ли в их поселке ездовые собаки с голубыми глазами. Валентин Федорович подкинул в печку несколько поленьев, закрыл дверцу и ответил:
— Я здесь недавно, точно не могу сказать. Одно знаю, в прошлом году была эпидемия чумки, и у нас погибло больше сотни лучших собак. Осталось ли что-нибудь от элитных, не знаю... думаю, вряд ли... А вообще-то упряжек 15—20 у нас в поселке еще найдется, но голубоглазых среди них я что-то не замечал. Вы пройдитесь по поселку, посмотрите нашу звероферму, косторезку, а я поговорю с владельцами собак...
Вернулся Мирошниченко с хорошей вестью.
— Есть! Нашел! — сказал он, улыбаясь.— Целых семь штук... щенки... и все голубоглазые.
От радости я чуть не расцеловал Валентина Федоровича.
— Пошли! — кивнул он.— Хозяин ждет вас и даже готов подарить щенка для дела...
К владельцу щенков мы не шли, а летели. Нашим будущим благодетелем оказался лучший в Инчоуне охотник — Антон Кымыровтын. Как только мы вошли в сени, я тут же увидел на подстилке серую с короткой шерстью суку и семь щенков. По масти тут была целая гамма: чисто черные, черные с белым, коричневые с рыжим, а один красавец был абсолютно белым, как песец. Одно их объединяло: у всех щенков были нежно-голубые глаза.
«Наконец-то!» — подумал я и попросил Кымыровтына показать кобеля, отца щенков.
Хозяин проводил нас за дом, к сараю, и мы увидели среди прочих ездовых собак этого красавца. Он был серой с белыми пятнами масти и очень добродушный. Дал себя погладить, хотя видел нас в первый раз.— Откуда он взялся? — спросил я хозяина.
— Пришел,— ответил Кымыровтын.
— Как пришел? — не понял я.
— По льду... Оттуда,— он показал рукой в сторону Аляски.
И тут я все понял. Как иная рыба возвращается к местам, где она появилась на свет, так и голубоглазых собак тянет на родину их предков. Чтобы проверить свою мысль, я спросил Кымыровтына:
— Скажи, Антон, а были еще случаи, чтобы голубоглазые собаки приходили по льду? Или это единственный?
— Конечно, были,— ответил он.— Еще старики говорили, что голубоглазые собаки приходили к ним по льду. И в наши дни приходят. Если бы не эта эпидемия, их у нас было бы много. А сейчас только мои остались...
— Скажи, Антон,— спросил я, когда мы возвращались в домик,— а сука у тебя из хороших собак?
— Передовиком ходила... Очень умная, из наших, чукотских...
Перед тем как проститься, мы договорились с Антоном, что в нашей будущей экспедиции по Чукотке примет участие и он со своей упряжкой. Мирошниченко тут же дал свое согласие отпустить Кымыровтына.
На прощанье все вместе сфотографировались на улице со щенками на руках, обменялись адресами. А через полчаса мы уже были в пути. В сторону Уэлена нас вез попутный вездеход. Мы сидели в закрытом кузове, возле ящиков с рыбой, каждый наедине со своими мыслями. У моих ног, в большой коробке из-под печенья, на куске старой оленьей шкуры ворочались два голубоглазых комочка — подарок Антона Кымыровтына. Узнав, что мы собираемся возродить на Чукотке ездовую собаку и подбираем породистых щенков для селекции, он сделал этот подарок от чистого сердца. И мы понимали, что это нас ко многому обязывает.
п-ов Чукотка
Владлен Крючкин, наш спец. корр.
Наводнение
Окончание. Начало в № 1 за 1989 г.
Архивное дело, с которого никто не стряхивал пыль
Апартаменты Адмиралтейского департамента. 8 мая 1825 года
Теплые ветры из Лифляндии струились над столицей. Темнел снег на Неве, и наплавной Исаакиевский мост, протянувшийся от Сенатской площади к Академии, выгнулся дугой в сторону устья. Однажды, когда под напором льда затрещали береговые кусты свай, канаты в центре моста разомкнули. Лед хлынул в образовавшийся пролет и прижал звенья моста, устроенного на больших деревянных баржах, к гранитным парапетам Невы. В один из таких теплых весенних дней советники стояли у окон и наблюдали за смелым удальцом, на ялике пробиравшимся среди льдин. В такие дни это мог быть лишь посыльный Коллегии или фельдъегерь царского двора. Значит, на Васильевский кому-то послана срочная депеша. Пловец миновал раздвинутый льдами мост и вскоре выбрался на берег прямо у здания Морского корпуса. Взволнованные происшедшим, а скорее весной, так рано заявившей о себе, советники расселись в свои кресла. Никольский зачитывал ответ Коллегии.