Журнал «Вокруг Света» №02 за 1989 год
Шрифт:
— Настал час, чтобы обнаружить автора сей глупой прожектории,— говорит умница и мечтатель капитан-командор Беллинсгаузен.
— Из Коллегии нынче масло для кронштадтского полива получено,— Рикорд, капитан над тамошним портом, ставит на стол председателю невидимые бочонки. Он тужится, поднимая с пола очередной груз, несет его, шаркая и округло расставив руки, прямо к почтенному Никольскому. Тот начинает тонко: «Го-го-го...» Потом весь зал содрогается от хохота и кашля.
Сигарный дым потянулся к распахнутым окнам. За ними собирался дождь. На окна ложился то отблеск солнечных зайчиков от стекол портовых пакгаузов, то тени грозовых туч. Крузенштерн продолжал руководить собранием.
— Полагаю, что господа разделяют озабоченность губернатора Кронштадта. Когда, куда и сколько выливать масла, как заштормит от зюйд-веста.
«Определили:
...Какую меру вылития масла при возвышении воды на 6 футов и более, определить может не кто иной, как подавший проект о предохранении от наводнения сим средством; имя его Департаменту неизвестно, то копию с рапорта в Коллегию от Главного Командира Кронштадтского порта представить Начальнику Морского штаба на его благоусмотрение.
Исполнено 2 сентября 1825 г. Никольский».
Писарь унтер-офицерского чина принял документ для копирования, а совет продолжил свои упражнения по ученой части.
Контора над Кронштадтским портом. 2 октября
Холодный, пронизывающий ветер с юго-запада нагнал в Купеческую гавань порядочное количество воды. Фрегаты, галеты, катера и прочая мелочь, что отлеживалась на невысоких клетях у самого берега, повсплывали. На пирсе — гам и суета. Команды судов по случаю закрытия навигации уже распущены по экипажам. Солдаты из ластовых рот кое-как удерживают суденышки на местах, поглядывая на крепостной флаг Кроншлота. Он трепещется по ветру, и всему городу видно, откуда ветер и какой он силы.
Моллер 1-й в окружении адъютантов, портового начальства, ластовых и экипажных командиров, шкиперов галетов и катеров обходил стенки и пирсы крепости. После обеда все расположились в покоях капитана порта. Теперь надо поучать этих господ «капитанов», что с катеров, рейсовых галетов, корпусных фрегатов (Корпусные фрегаты — учебные корабли Морского кадетского корпуса.) . Сидит в полном параде и шкипер плавмаяка Калимов.
— Вам, господа, надлежит строжайшим образом изъяснить нижним чинам и всем, кто принужден будет разливать масло по морю, что сие дело есть наиважнейшее, от государя императора исходящее. Автор сего замысла полагает, что такое разлитие произведет необыкновенное действие на воду и подъем оной тотчас же прекратится.
Легкий шум, покашливание. Моллер прислушался, ожидая смеха или возражения. Но все было чинно.
На рыжего с огромными бакенбардами лейтенанта Дубасова все посматривали с особым вниманием. На всем пространстве моря от Гогланда до Петербурга его галет № 5 был немало знаменит. Парусное вооружение галета дополнялось, как на катерах, двумя десятками весел, и судно славилось тем, что регулярно ходило от крепости к столице и к эскадре на рейде с завидным поспешанием. Ни ветер, ни мели ему не были страшны. Это совсем не то, что казенные пароходики! Для них и дров не напасешься, и взрываться эти плавучие котлы не прочь, а уж с мели снимать — непременно зови подмогу. У Дубасова команда на подбор. Веслами работают они отменно. Команда же парохода малолюдна, и ходят эти самовары только по тихой воде. Потому на собрании в порту главный — Дубасов. Еще Моллер полагал, что с судов выливать надежнее, чем с берега. Вспомнил Красную горку. Две бедных деревни. Старосту, привезенного в крепость, било от трепета перед сверкавшими золотом адъютантами. Попытка вразумить этого деревенского тирана, что надо снарядить телегу и на ней по такому-то сигналу отправляться к берегу моря с бочонком масла, ни к чему хорошему не привела. Староста твердил: «Украдут масло»,— и более от него моряки ничего путного не услышали. Мужик не понимал, как можно свежее постное масло, то самое, что хохлы привозят на торг по первому санному пути, просто выливать в море.
Собрание сие тоже не очень понимало происходящее. Но боязнь наказаний делала господ кондукторов, сервайеров (Сервайер — шкипер (капитан) малого судна в офицерском чине.), шкиперов, штурманов, унтер-офицеров решающей силой в любом, самом безнадежном деле. Их ум и пытливость сводилась не к обдумыванию, а к быстрейшему исполнению
без рассуждения: для добра или во зло вся их спорая работа. Эта бездумная армия исполнителей, готовая самой себе вырыть могилу, была более страшной силой, чем любой тиран. Шкипера-кондукторы с корпусных фрегатов «Урания» и «Малый» уже через полчаса стали без всякого повода твердить «рады стараться», хотя о деле еще понятия не имели.
— Милейший Петр Иванович,— сказал, обращаясь к Рикорду, Моллер 1-й,— вы уж распорядитесь. Научите этих мореходов деланию опыта, как надлежит по инструкции, а мне невмоготу.
Рикорд приступил к делу немедля, для чего собрание отпустил до завтра, а к себе призвал главных в сем деле людей. Это — наблюдающий за кронштадтским футштоком геодезии прапорщик и его два писаря в унтер-офицерском чине. «Не велика обуза, коли не отягощать голову заботами, что занятие глупостью есть дело бесчестное. В глупости, особливо такой беспокойной, великой смысл заложен. Не сотворишь глупость — не отстранишься от людей, ею промышляющих. Ленивые — поработают, строптивые — остепенятся, творившие глупость замолкнут на какое-то время». Про себя Рикорд шутил и каламбурил, а коварная дума про исход опыта покоя не давала. Сочинитель, озаботивший весь флот, не столь прост, коли предлагал масло лить при возвышении воды максимальном. Ибо лей в сей момент масло или что другое, вода пойдет на убыль непременно. В умысле неизвестного автора Рикорд сразу увидел дерзкий и насмешливый вызов здравому умозаключению. «Да бог с ним, с автором,— напоследок подумал Рикорд,— к тому свежему маслу, что отпустила Коллегия для опыта, нужен свежий хлебец. Не забыть бы сказать о сей проказе этому разбойнику Дубасову. Тот вмиг поймет. Главное, чтоб вида не подали, что лицедейству полагается отвечать по-скоморошьи».
Между тем начальник Рикорда вице-адмирал Моллер 1-й в тот же день с нарочным на казенном адмиралтейском пароходе отправил пухлый пакет с копиями инструкций шкиперам галетов и прочим, участвующим в опыте, и свой рапорт.
«Главного Командира Кронштадтского порта вице-адмирала Моллера 1-го
РАПОРТ
Начальнику Морского штаба Его Императорского Величества.
Предохранить Санкт-Петербург от наводнения посредством вылития поеного масла я признаю не имеющим никакого вероятия, но за всем тем полагаю произвести предназначенные опыты над действием масла; а как в Кронштадте возвышения воды на 6 футов в иные годы совсем не случается, то не угодно ли будет Вашему Превосходительству позволить сделать сии опыты при возвышении воды на 4 фута сверх ординарной; масла же поеного вылить на опыт... по пяти фунтов с каждого места, а с брандвахтенного фрегата «Быстрого» с обоих бортов по пяти фунтов.
Моллер 1-й, 2 октября 1825 г.».
Такая конкретность породила новую и бурную бумажную волну.
Начальник Морского штаба адресовал рапорт Коллегии. Та на одном из заседаний сделала определения для начштаба, Департамента и кронштадтского командира. Для Исполнительной экспедиции был дан указ. Он был продублирован этой экспедицией для всех будущих «поливателей» моря и дополнен сочиненными по этому случаю инструкциями. В «места вылития» масла по сигналу о возвышении воды должны направиться назначенные люди. В тех же местах надлежало припасти бутыли с пятью фунтами масла (основные и запасные).
Мы опускаем детали о том, как в Хозяйственной экспедиции начали изготовлять оплетку для бутылей с маслом и подыскивать подходящие емкости. Для этого понадобилось испросить разрешение на получение рогожи и ивовых прутьев, найти умельцев, наполнить бутыли маслом и разнести их в «места вылития». По сигналу с петербургского футштока (что во дворе Адмиралтейства в канале) к вершине адмиралтейского шпица поднимался сигнальный белый флаг, а ночью белый фонарь. Сигнал этот, как мы помним, служил одновременно сигналом тревоги для жителей столицы.
Телефонов в ту пору не было, потому фигура курьера, посыльного была наиглавнейшей. Зимой и летом пешие, конные, санные разъезды всевозможных посланников отношений, частных писем, строгих указов, приглашений на обед и нежных объяснений заполняли город. Самое большее три часа требовалось для доставки бумаги в пределах города пешему курьеру. Конный или экипажный посланец был вдвое проворнее... Итак, опыт, благоусмотренный самим императором, наконец был готов осуществиться. Оставалось лишь дождаться самой беды, то есть наводнения, чтобы тут же отвратить оное путем вылития масла...