Журнал «Вокруг Света» №03 за 1975 год
Шрифт:
Изюминка нашей прогулки по Миссисипи — заезд в прибрежные заводи. С приглушенным мотором, потом толкаясь шестом, мы протиснулись в дебри болот. Тут, в стороне от течения, стоячие мелкие воды сплошь покрывала зеленая корка. Как уснувшие крокодилы, торчали коряги и бревна. Удушливый запах мокрого юга тяжелым пластом лежал на скрытой от солнца воде. Но жизнь тут была. От шороха лодки кто-то спешно бултыхнулся — оставил на ряске черный просвет воды. Тяжелая незнакомая птица с треском, теряя перья, скрылась в зеленом сумраке. Почти по брюхо в воде ходили четыре оленя. Они почему-то без всякого страха встретили появление лодки, дали себя сфотографировать и с достоинством удалились.
— Змеям тут тоже, поди, неплохо живется?
Шедший впереди старик улыбнулся.
— К сожалению, есть... В Луизиане однажды после торнадо наш городок почему-то наполнился змеями. Стрельба стояла такая, что могло показаться: кто-то напал на Соединенные Штаты...
Выбирались мы кверху по нашей просьбе: увидеть земляной вал, укрощавший реку весной. Он оказался сразу же за пойменным лесом и походил на оплывшие, покрытые травкой валы старинных русских городов-крепостей.
Зеленым рубцом вправо и влево насыпь тянулась вдоль леса. А за валом лежала равнина с островками деревьев. Серые негритянские лачуги, полоски хлопковых полей. У самого горизонта в обширной роще белела большая усадьба. А прямо у вала, за легкой проволочной изгородью ходили лошади и коровы. Негритянка сидела на старом поваленном дереве, что-то бережно перебирала и складывала в желтый пластиковый мешок.
Наш провожатый очистил картузик от мокрых волокон мха, набил трубку, шутливо подражая голосу гида, объявил:
— Между прочим, стоим почти на стыке трех штатов! В эту сторону — Арканзас, Луизиана — вниз по течению, а сюда — Миссисипи. Мои жизненные угодья! В одном штате родился, женился, плотничал. В Луизиане сомов разводил и ондатру. В третьем теперь живу. Жизнь — как эта вот трубка — сосешь, сосешь, глядишь, уже все выгорело...
Все старики на земле похожи. Как дети, они хотят участия. Только одни ждут сочувствия недугам и болезням, другие их прячут и сохраняют умение чувствовать радости жизни до последнего вздоха, пусть этой радостью будет хотя бы солнечный зайчик на негнущихся пальцах. Крист Рой (так мы условились называть старика) был из породы этих здоровых духом людей. Простой, открытый, доброжелательный. В любом месте встреча с такими людьми — наука жить. И мы (в который раз!) пожалели о жестком графике нашей дороги. Задержаться было нельзя...
В Гринвиль вернулись под вечер. «Нет, никаких благодарностей! — в один голос сказали тесть с зятем. — Мы это сделали с удовольствием».
Подарки на память — бутылка с пейзажем центра Москвы на наклейке и трубка эстонской работы — были приняты с интересом и удовольствием.
— Грешно отказаться, — сказал тесть, разглядывая курительный агрегат. — Но только, чур, примите и от меня. Восемь лет прослужила...
Старик достал свою трубочку, попросил зятя дать ему гвоздь. Нацарапал на мундштуке какое-то слово.
— Вот. Это вам. А эту я сейчас же набью табачком...
Попрощавшись, мы тронулись из Гринвиля по 82-му шоссе, надеясь к полуночи достигнуть границы штата. В машине как следует разглядели подарок. На трубке старик нацарапал: «Mississippi».
В. Песков, Б. Стрельников
Мельницы в Думбраве
Редкие капли дождя постукивали по листве раскидистых дубов, когда мы вошли в рощу. После Сибиу, приятного уездного города (особенно в старинной его части, где сгрудились яркие невысокие магазинчики и кафе), но довольно шумного, с бензиновой гарью и пылью, в ушах зазвенело от тишины. Только посвист птиц да шорох озерной волны по песку нарушали ее. Прохладный воздух, настоянный на запахах мокрой травы и цветов, хотелось пить.
— Что я вам говорил, — улыбнулся Октавиан Русу, наш доброжелательный провожатый, — быть в Сибиу и не завернуть в «древнюю страну
Думбраву» — значит лишить себя большого удовольствия....В юрком автомобильчике Константина Попа мы скользим в зелени дубрав, застывших над туманной далью озера, проплывают мельницы с размашистыми крыльями, избы с нахлобученными соломенными крышами, мастерские с замысловатыми деревянными колесами и валами.
— Музей румынской народной техники занимает сто гектаров, выставочных аллей более четырех километров, — экскурсионным тоном наперебой сообщали работники музея, по-крестьянски обстоятельный Константин Попа и живой, остроумный Николае Сасу. — Можем вам показать, как крестьяне мололи зерно и делали керамику, пилили лес и красили шерсть, сбивали масло и обрабатывали камень.
— В давние времена эти хозяйственные постройки со всеми простейшими механизмами, приводимыми в действие водой и ветром, домашним скотом и человеком, находились во многих местах нашей земли, — продолжает неторопливо Константин. — Когда-то, спускаясь с Карпат, путники встречали диковинные технические устройства на всем протяжении долин рек Сомеша, Олта, Муреша и Прута. По дороге к Добрудже и сейчас попадаются ветряные мельницы, гончарные, шорные мастерские, кузницы. Начиная с 50-х годов нашего века в долинах карпатских рек было найдено более 5000 старинных механизмов. В их поисках сотрудникам музея ремесел в Думбраве помогают каждое лето студенты-историки из Сибиу. Планы пока выполнены наполовину, часть отведенной территории еще пустует, но уже теперь в музее под открытым небом можно познакомиться с 10 тысячами экспонатов.
— Осмотреть все это «государство» мы не успеем, давайте взглянем на хозяйство одного зажиточного крестьянина из Олтении, — предлагает Константин.
Машина остановилась у старой лесопилки-жоагэра, водосток которой был приспособлен также для вымачивания льна и конопли. Рядом — гигантские деревянные молотки для трепки льна.
Неподалеку журчит ручей, вода падает на лопасти вертикального колеса, вместе с ним вращается шерстяная ткань, вымывается водой, становится мягкой, как шелк. Это выльтоаре — установка для обработки ткани. Над ручейком помост, на нем в сарайчике круглобокая печь, рядом большой барабан, внутри которого на деревянных кольях намотана ткань. Разжигали огонь в печи, вращался барабан с мокрой тканью, которая обрабатывалась паром. И ткань выходила из этой парилки уплотненная, добротная. Потом ее наматывали снаружи барабана, он снова вращался — ткань расчесывал укрепленный снизу деревянный гребень...
Лежит перед нами на деревянной лавке изделие крестьянских рук. Тонет ладонь в чистейшей, длинноворсой шерсти. Мыли, вымывали ткань, расчесывали, красили — полыхает она перед глазами желтым, зеленым, алым чистым цветом.
Следуя от механизма к механизму, в полную меру ощущаешь труд и изобретательность, вложенные не одним поколением в изготовление сотен необходимейших приспособлений. Видишь, как веками шлифовалось каждое орудие, обретая новые качества. Даже неопытному глазу заметно, что истоки конструкций многих современных машин и инструментов берут свое начало от принципов действия этих приспособлений. Как тонко человек чувствовал природу столетия назад! Не зная простейших законов физики, разгадывая многие природные явления, он умело использовал их на деле...
Уже возвращаясь, мы не смогли миновать небольшой мельницы, приподнятой на четырех столбах, с двумя горизонтальными колесами. Такие мельницы строили в горах, где стремительно бегут неглубокие ручьи и речки и поток сильно бьет в лопасти колес. А в долинах, на плавне текущих реках, на мельницах ставили вертикальные колеса. На широких реках деревенские умельцы мастерили плавающие мельницы: на плотах, на судах...
Чего только не придумывал хитроумный крестьянин! В музее довольно полно представлены три раздела: переработка сельскохозяйственных продуктов (от консервации молока до производства цуйки); обработка сырья (древесина, металл, глина); изготовление и обработка тканей (с помощью мельничных молотилок, чесалок, мялок). Научные работники собираются создать еще и четвертый раздел — самые разные старинные транспортные средства.