Журнал «Вокруг Света» №03 за 1975 год
Шрифт:
Впереди показался широкий пирс. Освещенный пламенем бушующих на берегу пожаров, он был похож на средневековую городскую стену, которую предстояло взять приступом. Все ближе и ближе его ослизлые, покрытые ледяной коркой бока. Пора сбавлять ход. В машину пошла переданная по телеграфу команда. Утихла дрожь переборок. Но едва угасла инерция разгона, как нос крейсера под напором ветра начало уваливать в сторону. На минное поле!
Мгновенно оценив обстановку, Гущин понял: попытка пришвартоваться левым бортом не удалась. И сразу же возник план: подходить надо не левым, а правым бортом. А для этого следует отдать якорь за линией бонов и, работая машинами «в раздрай», задним ходом прижать правый борт к причалу.
Вновь зазвенел машинный телеграф. Отданы необходимые приказания. Но в этот момент немцы наконец-то разглядели и узнали крейсер и тотчас же обрушили огонь на «Красный Кавказ». По крейсеру била артиллерия, стреляли минометы и танки. Но, подчиняясь командам с мостика, «Красный Кавказ» вошел в проход между молом и волноломом.
— Левый якорь отдать!
Сотрясая корпус корабля, грохочет якорная цепь. Звено за звеном уходит в кипящую от разрывов воду. Якорь на дне. Задним ходом крейсер начинает обратное движение к молу. И хотя ветер по-прежнему с неослабевающей силой ударяет в борт и надстройки, ему не удается сбить корабль в сторону — якорь надежно удерживает «Красный Кавказ» на заданном курсе.
Пирс рядом. С полубака пытаются завести носовой швартов. Но огонь немцев настолько силен, что краснофлотцам боцманской команды приходится работать лежа. Швартов все-таки заведен. Секунды решают дело — нужно во что бы то ни стало подтянуть корму.
Удар! Крейсер получает первое прямое попадание: мина разрывается на сигнальном мостике. Убито три человека. Пожар. Уцелевшие сигнальщики, и среди них раненые, бросаются в огонь. Пламя сбивают брезентами и одеждой, заливают смесью из огнетушителей. Пожар ликвидирован.
...Всего несколько метров отделяют корму «Красного Кавказа» от заснеженного причала, и столпившиеся у трапов десантники с нетерпением смотрят на темную полосу воды, бессильные преодолеть ее. Теряется драгоценное время, а пули и осколки между тем находят все новые и новые жертвы. В эту напряженную минуту краснофлотец Михаил Федоткин, разбежавшись по скользкой палубе, точно выброшенный катапультой, мелькнул в воздухе — и вот он уже на причале. С кормы бросают швартов, Федоткин тут же закрепляет его за пал. Он же принял сходни, и на берег хлынули десантники.
С высоты мостика Гущину отчетливо видна вся панорама боя. На берегу — стена огня: горят цистерны с бензином, в складах рвутся боеприпасы — сюда попал снаряд главного калибра крейсера. Выстрелы и разрывы слились в один протяжный гул; его невозможно перекричать.
Крейсер вновь содрогнулся от тяжкого удара. Попадание!
— Пожар во второй башне!
...Дорого обходятся командирам такие минуты. Дорого обошлись они и Гущину. Пожар в башне, где находились снаряды и запасы пороха, грозил взрывом всему кораблю. Военно-морская история знает немало подобных случаев. Недаром при угрозе взрыва инструкции требуют от командира немедленных действий, обязывают затапливать артиллерийские погреба. Отдай такое приказание Гущин — никто бы не обвинил его. Спасти корабль и тысячи жизней ценой гибели нескольких человек — такой акт оправдывает логика боя. Но командир «Красного Кавказа» отринул уже готовое решение. Если не последовало немедленного взрыва, рассудил он, значит, в башне матросы борются с огнем...
Командир оказался прав. Немецкий снаряд, пробив башню, разорвался внутри боевого отделения. Часть прислуги была убита, другие потеряли сознание от газов и ранений. А на элеваторе подачи в этот момент лежали заряды, или так называемые «картузы», — метровые пороховые пакеты. От взрыва один «картуз» загорелся, пламя вот-вот могло перекинуться на остальные.
Если вспыхнут они — пожар распространится до самого погреба, и тогда гибель корабля неминуема.Первым очнулся комендор Василий Покутный. У моряка не было ни сил, ни времени, чтобы откатить тяжелую броневую дверь и выбросить «картуз». И Покутный, обжигая руки, выхватил заряд из элеватора и лег на него всем телом. Пожар заметили. К башне бросились электрик Павел Пилипко и комендор Петр Пушкарев. С трудом протиснувшись через аварийный лаз, они отдраили дверь, и уже воспламенившиеся заряды, шипя, полетели на палубу. Матросы срывали тлеющую проводку, гасили загоревшуюся краску на стенах. Когда на помощь подоспели краснофлотцы аварийной команды, пожар в основном был потушен.
А на самом дне корабля, отрезанные от всех системой водонепроницаемых дверей и переборок, зная о нависшей угрозе, краснофлотцы зарядного погреба приготовились пожертвовать собой. Командир отделения погребных Иван Крипак вставил ключи в трафаретки клапанов орошения и ждал приказа к затоплению... Всего четыре минуты продолжалась драма во второй башне, но эти минуты тянулись нескончаемо долго и были полны высочайшего напряжения.
Было уже совсем светло, когда закончилась высадка десанта. С минуты на минуту могла появиться немецкая авиация.
— Отходите! — был получен приказ.
Выбирать якорь было некогда. Расклепали цепь, и «Красный Кавказ», лавируя среди разрывов, направился к выходу из порта.
Самолеты догнали крейсер уже в море. Они с ожесточением бомбили «Красный Кавказ» целый день, совершив более 25 одиночных и групповых налетов и сбросив на корабль 70 бомб. Но ни одна из них не попала в цель. Подавив «на прощание» немецкую тяжелую батарею на мысе Иван-Баба, крейсер взял курс на Туапсе.
Кончался день 30 декабря 1941 года. Вокруг «Красного Кавказа» на десятки миль ревело штормовое море. Управлять израненным крейсером было трудно. Волны перехлестывали через борт, сильно качало, но все собравшиеся в этот час на юте не замечали ни холода воды, ни качки.
«Красный Кавказ» хоронил погибших. Хоронил в море, как предписывал старинный матросский обычай. Зашитые в парусиновые койки, с грузом в ногах, лежали на корме двадцать три человека из экипажа крейсера, погибшие при штурме Феодосии.
Застыл с винтовками почетный караул...
В Туапсе крейсер осмотрели ремонтники. Тринадцать снарядов и пять мин крупного калибра причинили кораблю немало разрушений. В корпусе зияло восемь пробоин, были разбиты машинные телеграфы и переговорные трубы. Словом, требовался срочный ремонт, и его предполагалось начать в ближайшие часы. Но неожиданно был получен семафор: «Сниматься в Новороссийск». 1 января наступившего 1942 года «Красный Кавказ» отдал якорь в Цемесской бухте. Откровенно говоря, никто на корабле, в том числе и его командир, не предполагал, что крейсеру предстоит новое задание — состояние корабля исключало всякий дальний поход. Но беседа с контр-адмиралом Елисеевым поставила все точки над «и».
— Пойдете снова в Феодосию, Гущин, — сказал начальник штаба. — Знаю ваше положение, но у нас нет выхода. Феодосии срочно нужен зенитный дивизион. Нечем прикрывать порт. А туда сейчас идет транспорт за транспортом с войсками. Грузитесь немедленно.
129 миль до Феодосии. Нордовый ветер до восьми баллов. 17 градусов ниже нуля. На борту «Красного Кавказа» 1200 красноармейцев, двенадцать 85-миллиметровых зенитных пушек, 1700 ящиков со снарядами, десять автомашин, два трактора-тягача. Когда на рассвете 4 января крейсер прибыл в Феодосию, технику пришлось вырубать изо льда — он толстым слоем покрывал палубу и надстройки.