Журнал «Вокруг Света» №03 за 1977 год

«Я потерпел страшную катастрофу, загоревшись в воздухе. Пассажир мой сгорел, я же, изуродованный, выжил, пролежав в одном из госпиталей Турина шесть месяцев» (X. Славороссов. Автобиография).

Прервем на время цитирование источников... Катастрофа была действительно страшной. Перевернувшийся горящий самолет накрыл Славороссова и придавил ему могу. И он, как сам пишет, «сломал часть своей уже обгоревшей ступни» и отполз в сторону...

И вот вышел из госпиталя инвалид, твердо решивший — буду летать! Славороссов уезжает из Италии, и его имя опять появилось среди участников авиационных соревнований. Перед самым началом первой мировой войны газеты вновь сообщили о гибели Славороссова на Венском авиационном митинге, который проходил на аэродроме Аспери. Газетчики поторопились вновь — Славороссов остался жив!

«...Я устроился гастролирующим пилотом в фирме «Кодрон и Моран», летая от случая к случаю на Тех и других самолетах, постепенно завоевывая себе положение. Но вдруг разразилась война. Все французские летчики записались добровольцами в армию, то же сделал и я. Меня назначили в 1-й Авиационный полк в Дижон, а после перевели в школу в Бурже, где я сдал экзамен на военного летчика.

В Бурже я встретил знакомого мне еще по Парижу русского летчика Акашева...» (X. Славороссов. Автобиография).

...Это был тот самый Константин Акашев, которого в России не взяли в авиацию по причине политической неблагонадежности. Он и в самом деле был революционером, бежал за границу из туруханской ссылки. Вернувшись на родину, Акашев работал на заводе Лебедева, активио участвовал в Октябрьской революции, а затем был одним из организаторов советской военной авиации, начальником Главвоздухофлота. (Там же, в Бурже, познакомился Славороссов еще с одним русским летчиком-добровольцем, Эдуардом Томсоном, питомцем Московской школы пилотов, бежавшим из Германии, где был интернирован в начале войны. А вообще Славороссову везло на встречи. Его механиком, начиная с первых дней службы во французской авиации, был русский шофер Константин Айсбург. Кто он, как попал во Францию, пока еще установить не удалось. Имя этого человека я узнал только теперь, читая автобиографию Славороссова.)

«Французы быстро перекрестили нашего героя в «Славо» — так его звали друзья-летчики. Прославленный летчик-рекордсмен Жюль Ведрин, по происхождению тоже русский, говорил мне: «Если я когда-нибудь знал русских людей, отмеченных огненной страстью к воздуху. Славо был одним из первых в их числе. Почти все его полеты на фронте отмечены этой страстью, небывалой, исключительной храбростью. Он доказал это своим подвигом осенью первого года войны» (Э. Меос. Из письма сыну X. Славороссова).

В феврале 1915 года Славороссов увольняется из французской армии и возвращается в Петроград. Поступив на самолетостроительный завод Лебедева, Славороссов, как он сам пишет: «Заведовал сдачей иностранных самолетов типа «Морис Фарман». Одновременно я восстановил школу Аэроклуба. Тут, помимо официальных учеников, я нелегально выучил летать матросов Томашевского и Пасикова, а также солдат Гульбе и Захарова». (Ученики не посрамят Славороссова. А. И. Томашевский — один из первых авиаторов, награжденных орденом Красного Знамени в годы гражданской войны.)

Славороссов давно мечтал об образовании. По семейным обстоятельствам оказавшись в Томске, он сдал экстерном экзамены за реальное училище и поступил в Политехнический институт. Там же после освобождения города Красной Армией вступил в нее добровольцем и вскоре был откомандирован в Москву для продолжения учебы. Так Харитон Славороссов стал слушателем института Красного Воздушного Флота (ныне Военно-воздушная инженерная академия имени профессора Н. Е. Жуковского).

Состав слушателей был весьма своеобразным: вместе с бывалыми авиаторами — участниками гражданской войны — учились в академии вчерашние выпускники трудовой школы. Первыми питомцами академии стали боевые летчики — орденоносцы Сергей Козлов, Карл Стоман, авиамеханик Назаров, Харитон Славороссов, которому было далеко за тридцать. С понятным почтением смотрели на них юные сокурсники — Михаил Тихонравов, ставший одним из первых создателей ракет и космических кораблей, Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской премии, профессором, в будущем такие крупные ученые, как Борис Горощенко, Владимир Пышнов...

В архиве музея академии мне показали копию диплома Славороссова за номером 17, окончившего ее в 1925 году «по инженерному факультету». Со званием «военного инженера-механика воздушного флота» Славороссов был откомандирован в Добролет, где он по совместительству работал, еще будучи слушателем академии.

Умер Харитон Никанорович в 1941 году.

А в заключение я хочу рассказать о фотографии (фото на стр. 45), которую принес старший летчик-наблюдатель Евгений Павлович Смирнягин, тоже служивший в Добролете.

— Боюсь утверждать точно, какую должность тогда занимал Славороссов, — рассказывает Смирнягин, — но с этим прославленным летчиком и прекрасным инженером мне приходилось часто сталкиваться в начале двадцатых годов. Молодежь тянулась к Харитону Никаноровичу не только из-за его славного прошлого — мы были покорены его доброжелательностью, он умел все очень спокойно объяснить, если надо, помочь, без проволочки решал технические вопросы. Обаятельный был человек.

...И вот однажды, — продолжает Евгений Павлович, — на нашем подмосковном аэродроме произошла авария. У летчика Бориса Андреевича Иванова в воздухе разрушился мотор; оторвался носок вала вместе с пропеллером. Опытнейший пилот, участник гражданской войны, Иванов сумел посадить самолет.

Разбираться в аварии прибыл Славороссов, а вместе с ним был и старший моторист Миша Водопьянов...

— Водопьянов?!. Тот самый?..

— Да, Михаил Васильевич Водопьянов, Герой Советского Союза, знаменитейший летчик... Но начинал он в авиации с моториста и работал у Славороссова. А у меня в этот день была с собой фотокамера. И я снял этот самолет, около которого стоят Славороссов с Водопьяновым...

На следующий день мы вдвоем отправились в подмосковное село, где живет на берегу озера Бисерное герой арктических трасс, покоритель Северного полюса.

Михаил Васильевич очень обрадовался встрече со старым товарищем.

— И за фотографию спасибо... Удружили. Это ведь не только моя молодость. Всей авиации нашей... Верно говорят, что история авиации кровью летчиков написана. На чем летали... Без связи, без радио, приборов с гулькин нос... Чутьем больше... Ну и расшибали лбы... Я, можно сказать, трижды рождался заново... Ведь этот самолет мы прозвали «Конек-горбунок», потому что собирали его сами и из деталей самолетов самых различных типов. Мало машин было, а учиться на чем-то надо... Летчик Василий Николаевич Хиони был знаком с конструкторским делом и поднял в авиамастерских энтузиастов. Первую машину собрали в 1923 году. И знаете, получилась хорошая, устойчивая машина, больше ста двадцати километров давала. Всего их сделали тридцать. От бедности, конечно, но послужили «горбунки» хорошо. Летчиков учили, потом для сельскохозяйственных работ приспособили, поля опыляли...

А эту машину мы потом со Славороссовым заново собрали. Таких инженеров, как Славороссов, в нашей авиации тогда было не так уж и много — летчик замечательный, сам был мотористом, механиком, да еще образование какое получил. Для него в самолете или моторе никаких секретов не было. Я у него большую школу прошел, с благодарностью вспоминаю... Очень хорошо, что вспомнили его, нельзя таких людей забывать, пионеров авиации русской.

...Да только ли русской?..

Юрий Гальперин

Скиф из долины Саглы

Археологическая экспедиция Тувинского научно-исследовательского института при раскопках курганов скифского времени сделала уникальные открытия. О первых результатах лабораторного исследования находок рассказывает начальник экспедиции, кандидат исторических наук А. Д. Грач.

Как и всякое «государство», Тува археологическая имеет свою «столицу». На высоте 2600 метров над уровнем моря в долине Саглы на площади в 40 квадратных километров рассыпаны — как бусы порванного ожерелья — 19 тысяч курганов.