Журнал «Вокруг Света» №03 за 1981 год

Лодки сверху выглядели как обычные, но в нижней их части не было выступающих ниже днища винтов. Вместо этого в днище имелась дыра, куда засасывалась вода. Затем эта вода выбрасывалась под большим давлением и с большой скоростью назад. Получался как бы реактивный двигатель, толкающий лодку вперед. Струя могла выбрасываться в любом направлении, заменяя руль и придавая лодке большую маневренность. Но всю удивительность таких посудин я понял лишь тогда, когда их спустили на воду, моторы заработали — и эти большие лодки понеслись по бурунам, над подводными камнями, чуть ли не торчащими из воды.

Гай слишком много внимания уделял гостям, показывал, рассказывал, его уже не хватало на рыбалку. Мы уже думали, что разговоры о лососях — только разговоры, но, когда к вечеру вернулись к остальным, увидели в лодке у Джона Гамильтона и его компаньона несколько прекрасных рыб. Ну а нам, хотя и не удалось поймать рыбу, зато повезло в другом: Гай, увидев на склоне у берега оленя, быстро достал винтовку, причалил к каменистому пляжу и побежал вверх по камням. Через некоторое время раздался выстрел, а еще через полчаса появился сам Гай, который волок небольшого безрогого оленя. Я думал, что это браконьерство, но оказалось, что здесь и олень считается вредным животным. Настолько вредным, что его разрешают стрелять в любое время года, больше того, хозяин земли, на которой убит олень, должен дать охотнику приличное вознаграждение.

На следующий день, в воскресенье, с утра мы снова собрались в доме Гая. Гай жил на берегу небольшой чистой речки. Его домик был окружен с трех сторон деревьями, и я впервые по-настоящему увидел, что делают теплое солнце плюс колоссальное количество осадков. Обычная ольха превратилась в великана с толщиной ствола в три обхвата. Стала она такой лет за тридцать-сорок. Рядом с ольхой соседствовала роща бамбука, росли какие-то удивительные деревья, сплошь покрытые красными цветами. Я познакомился с женой Гая, ее звали Мегги. Невысокая худенькая женщина с лицом королевы Елизаветы с почтовой марки, Мегги занималась тем, что у нас называется домашним хозяйством. Мегги ижена Джона Гамильтона — Хелен умело приготовили оленя, и вторая половина воскресенья прошла весело и непринужденно.

От пяти до шести

Все последующие дни я проводил одинаково. С утра писал отчет о работе на базе, а вечерами бывал у Менерингов. Возвращался домой, в гостиницу, обычно поздно. Мы делили комнату с моим товарищем по зимовке в Антарктиде — американцем, у которого тоже были дела в Крайстчерче. Гостиница засыпала в то время рано. Ведь в ресторан после семи часов вечера посетителей уже не пускали, так как начинал действовать «ночной сухой закон». Вся продажа спиртного, даже пива, прекращалась не только в магазинах, но и в кафе, ресторанах и даже пивнушках — «пабах» — в шесть часов вечера. Говорят, что власти сделали это под давлением избирательниц-женщин, которые не хотели, чтобы их мужчины сидели весь вечер в пивнушках... «Понимаешь, Игорь,— жаловался мне один киви,— у этих женщин совсем нет понимания. Ведь раньше я приходил с работы домой, сидел с женой и детьми часа два-три, занимался хозяйством, а потом шел в паб пропустить, кружечку-другую пива с друзьями. А сейчас со всех ног с работы бегу в паб, прежде чем он закроется. И пью уже не две кружки. Надо, чтобы на весь вечер хватило...»

И действительно, в пивных до шести вечера было полно народу. Время от времени в зале раздавался громкий удар колокола, шум на секунду умолкал, и в тишине бармен объявлял: «Джентльмены, до последнего удара осталось пять минут...» Бармен имел в виду удар колокола. Потом снова удар: «Осталось три минуты...» Наконец еще удар, но оставалась одна минута, в которую каждый мог еще заказать и оплатить хоть десяток кружек и допивать их потом целый час. И вдруг — бом, бом, бом, бом!— «Ласт колл! Ласт колл!» — «Последний удар! Последний удар!» — и все кончалось. После этого действительно не продавалось ни кружки...

Опять Менеринги

Следующий раз я прилетел в Новую Зеландию почти через десять лет. На аэродроме меня встречал лысеющий, седой Гай с еще более похудевшей Мегги. Гай к тому времени был бизнесменом средней руки, одним из тех, которых много в этой стране. У Гая было два пути, чтобы выжить. Или всемерно увеличивать свое «дело», расширять фотолабораторию, ставить производство, продукции на поток или пойти по пути сохранения небольшого предприятия с очень высоким качеством работы.

— До сих пор я удерживаюсь на этом уровне,— говорил Гай, устало улыбаясь.

Каких только разговоров мы не вели с Гаем, каких проблем не обсуждали!.. Оказалось, что последние годы в Новой Зеландии происходит постоянный отток белого населения. Гай считает, что европейцы начинают бояться увеличения веса коренного населения страны — маорийцев, которые становятся все более независимыми и требуют большего участия в управлении страной. Да и процент маорийцев в стране растет. Ведь семьи у них многодетные...

Сам Гай из коренных новозеландцев. Сюда приехал его дед. Он был адвокатом, а все свободное время посвящал путешествиям по новой для него стране, написал о Новой Зеландии несколько книг. Один из высоких пиков Южного острова назван в честь деда Гая горой Менеринга.

«Если только Менеринги в Крайстчерче, то они приедут за мной»,— думал я, когда в стеклянных дверях, соединяющих нашу палату с улицей, появился спортивного вида седой человек, а за ним женщина, которую почти не было видно за огромным букетом цветов.

Это были Гай и Мегги.

— О, дир Игорь! О, дорогой Игорь! Как прекрасно, что мы снова встретились! — запела Мегги...

Тут надо сказать, что английский язык, на котором говорят английские женщины, сильно отличается по конструкции и по произношению от языка, на котором говорят английские мужчины. Он отличается и по ударениям, и по интонациям: «О, дорогой... О, как прекрасно...» Это воспитывается еще в школах, и восклицания, может быть, даже не имеют отношения к реальным переживаниям, но это делает женщину, как сами англичане говорят, так похожей на леди.

— Игорь! — продолжала ворковать без перебоя Мегги.— Нам сообщили, что тебе было бы хорошо погостить где-нибудь, пожить несколько дней среди любящих тебя людей... Когда мы узнали об этом, решили: наша дочь уже замужем, и поэтому дом пуст. Пожалуйста, Игорь, соглашайся... Мы будем так счастливы...

Я согласился и вскоре уже лежал на кожаной кушетке в большой гостиной Менерингов. Почти каждый вечер приходили гости посмотреть на живого советского человека, который пролетом из далекой Антарктики в еще более далекую Россию остановился здесь на время. Я был для них диковинной птицей, случайно залетевшей и задержавшейся здесь с подбитым крылом.

Новая Зеландия — такая маленькая страна, и расположена она так далеко от мест, где в мире происходят основные события, что киви всегда ощущают какой-то голод на причастность к событиям международного масштаба. И видно, одно присутствие русского создавало эффект такой причастности.

По утрам Гай уезжал на работу, а Мегги отправлялась за покупками. Возвращалась она к обеду.

— Игорь,— сказала она однажды,— мой зеленщик спросил сегодня: «Ты не боишься оставаться одна на весь день в доме с этим русским коммунистом?» И я ответила ему: «Если все русские коммунисты такие же, я готова поехать в Россию хоть сегодня же...»