Журнал «Вокруг Света» №03 за 1983 год

1 октября навсегда исчезнет понятие «Зона Панамского канала». Начнется поэтапная передача под суверенитет Панамы портов, шоссейных и железных дорог, административных и жилых зданий, школ, больниц, сооружений одиннадцати (пока что только одиннадцати) из ныне существующих четырнадцати военных баз. Панамская сторона будет верна положениям нового договора, никакие маневры противников перемен не помешают этому справедливому и законному процессу.

Всем ли был хорош новый, тысячи раз воспетый и столько же раз раскритикованный договор? Генерал Омар Торрихос на митинге в Панаме признал, что в нем есть пункты, которые «могут быть отвергнуты любым панамцем». Он имел в виду и растянутые до 31 декабря 1999 года сроки вывода американских войск и баз из Зоны, и предоставление военным кораблям США права «быстрого и ничем не обусловленного прохода через канал», и наличие в договоре положения, допускающего «на неопределенный период» американское вмешательство в случае, если нейтралитет канала, по мнению Вашингтона, окажется под угрозой; то есть, говоря словами самого генерала, ставящего страну «под защитный зонтик Пентагона». В то же время, отстаивая подписанные им документы, Торрихос отмечал, что без таких условий, которые он назвал «камнем в ботинке», договор не имел бы ни малейшего шанса на ратификацию в американском конгрессе.

«Двадцать три года нам придется терпеть этот «камень»,— сказал в те дни генерал.— Но это лучше, чем нож, нацеленный в сердце».

В ночь на 1 октября Панама не ложилась спать. Ровно в полночь вспыхнул гигантский фейерверк над горой Анкон. Эта гора ранее находилась на территории Зоны и была недоступна для панамцев. А в шесть часов утра громкий перезвон колоколов и звуки фанфар возвестили начало победного марша народа.

В те праздничные дни мне очень хотелось повидать моего друга Сесара. напомнить ему слова, сказанные в аудитории Национального института.

Да, Сесар дожил до этого дня. Для настоящих панамских патриотов наступал новый период борьбы за установление полного суверенитета над всей Зоной канала, за превращение своей родины в подлинно свободное и независимое государство.

Я искал Сесара, но на все расспросы получал один ответ: «На празднике его не будет. Он уже работает в Зоне».

Сесар снова там, где нужнее всего, снова на переднем крае.

Панама — Лима — Москва А. Кармен, соб. корр. «Комсомольской правды» — специально для «Вокруг света»

Деревня в саванне

М ы поехали в деревню Тубале, что километрах в двухстах от Бамако, столицы Мали, по совету кинорежиссера Иссы Траоре, участника Ташкентского кинофестиваля 1982 года. Кстати, из столицы, с курсов русского языка, отправляли туда же и кинопередвижку.

По трассе Бамако — Сегу довольно быстро прокатили сто двадцать километров до поселка Фана, где уговорились встретиться с Иссой Траоре.

Довольно скоро мы добрались до Диоила — последнего на нашем маршруте крупного поселка с лавками и автозаправочной станцией. Траоре поводил нас по поселку, потом объявил неожиданно:

— Виктор, нужно ехать как можно быстрее. Бамбара не любят поздних гостей.

— Мы готовы.

— Нельзя ехать в деревню без подарков.

— Они у нас есть.

Саванна сузилась до полосы света впереди машины. Дорогу перебегали куропатки и зайцы. Машину швыряло на колдобинах, ветки хлестали по кузову. Внезапно из темноты донеслись какие-то странные звуки.

Резкая остановка. Доносятся голоса, взрывы хохота, и в УАЗ втискиваются трое юношей в набедренных повязках, вязаных черных шапках, с большими холщовыми сумками через плечо и деревянными мечами на боку.

Они снова издают крик, который уже звучал в ночи, и хохочут.

— Адама, что это?

— Не знаю, Виктор... По-французски юноши не говорили.

Киномеханик Адама заговорил с ними на бамбара — они весело ему отвечали. Адама сокрушался, что понимает не все: здешнее наречие отличается от столичного.

Тубале встретила нас кромешной тьмой. Электричества нет, и жизнь в малийской деревне замирает рано. Да и тяжелый крестьянский труд к концу дня валит с ног, хотя с первыми лучами солнца — снова в поле.

Исса был расстроен и чувствовал себя неловко.

— Я же говорил,— шептал он мне,— бамбара не любят поздних гостей.

Юноши унеслись в темноту, оглашая деревню воплями. Вдали возникли лучи фонариков, и к машине приблизились тени. К ним приветливо обратился Исса, кивая на меня. Тени оказались пожилыми крестьянами, которые по очереди пожали мне руку.

По немыслимому лабиринту глиняных стен, подсвечивая дорогу фонариками и предупреждая о неровностях почвы, нас привели во дворик с навесом, усадили на соломенную циновку, поднесли большую кружку воды.

Наконец в ближайшей хижине затеплилась керосиновая горелка и показался худой старик в колпаке.

Наклонившись ко мне, Исса прошептал:

— Это Тьебле Тогола, главный знаток обычаев.

Старику вынесли циновку, и он уселся напротив нас.

Исса горячо заговорил на бамбара, часто повторяя слова «Москва» и «Ташкент». Старик кивал головой, изредка что-то ворча и глядя в сторону. Исса вновь что-то горячо говорил, показывая на привезенные подарки.

Однако положение оставалось неопределенным. Пришел пожилой мужчина в белой круглой шапочке — староста деревни Фаболи Тогола и вскоре вместе со стариком куда-то исчез.

— Почтенный Тьебле недоволен поздним приездом, — горестно сказал Исса. — Ночью приезжать не принято. И чтобы гость говорил о здешних людях только хорошее, его нужно принять со всеми почестями, а это невозможно сделать ночью. Поэтому сейчас соберется совет старейшин, и решит, принимать ли нас на ночлег.

— А как же закон гостеприимства, Исса?

— Закон гостеприимства очень важен, но в этих местах существует не менее важный закон: чтобы не обременять хозяев ночными хлопотами, умей рассчитывать время.

Нас провели на площадь. Юноша в набедренной повязке принес за нами циновку, на которую мы вновь уселись.

На краю площади укреплены два бревна, вроде громоздких гимнастических брусьев. На верхнем сидят старики, упершись ногами в нижнее.

Их авторитет и власть здесь абсолютны.

Вновь слышим слова «Москва» и «Ташкент» в горячем рассказе Иссы. Старики кивают головами, разглядывают принесенные на площадь подарки. После короткого совещания Фаболи Тогола произносит речь, в которой теплые слова приветствия к гостям сочетаются с пожеланиями хорошо провести время в деревне.

Нам отводят новую, очень чистую пристройку в доме Тьебле Тогола. На глинобитном полу расстелены соломенные циновки.

— Нам оказывают честь, — говорит Исса. — Я рассказывал им, что ты из великого города в великой стране, которая много нам помогает. Я говорил о том, что видел вашу страну собственными глазами, был в Москве и Ташкенте и убедился, что в вашей стране живут хорошие люди. Старики посоветовались и решили, что гость из такой хорошей страны — хороший гость, и разрешили нам остаться. Кстати, как мне сказали, у них завтра заключительный танец церемонии инициации мальчиков, и мы приглашены на него. Это событие в стране — чрезвычайно редкое явление, а потому вдвойне интересно.