Журнал «Вокруг Света» №03 за 1992 год

За поворотом перед нами открывается Грот Большого орла, увенчанный фигурой этой хищной птицы с приоткрытым клювом. Возможно, это изображение орла Римской империи. В двухэтажном гроте вода стекает по обросшим патиной и мохом скульптурам. На нас смотрит женская головка, по распущенным волосам которой сбегают струи воды — она совсем как живая.

А перед входом в мрачный туннель провожает статуя одного из двухсот с лишним пап с поднятой рукой. Статуя предостерегает, намекая на мрачные тайны, которые скрывает солнечный и зеленый ватиканский сад, много чего повидавший за столетия существования папской резиденции...

Толпы верующих в радостном возбуждении проходят сквозь строй швейцарцев, и мы наконец решаемся оставить сумку с консервами на попечение Леши Дмитриева (он потом долго обижался на нас за такой нехристианский поступок). Дородный мужчина в черном смокинге и с бронзовым знаком на двойной цепочке, переливающейся золотом на пластроновой манишке, — один из ватиканских служащих — берет нас под свое покровительство и ведет по проходу в зале прямо к сцене. Мы несколько смущаемся — загорелые, обросшие, в мятой, просоленной во время плавания одежонке — под сотнями глаз, но двигаемся с чувством собственного достоинства вслед за отцом Августином, одетым в рясу, — «советские пилигримы». Мы уже вроде усаживаемся на почетные места, на сцене, как нас снова поднимают и ведут в зал. Все же наш неказистый вид не устроил главного распорядителя. Успокаиваемся где-то в ряду тридцатом и оглядываемся. Лампы дневного света под потолком, в стенах овальные витражи. Огромный зал-амфитеатр тысяч на шесть что-то скандирует, поет, машет флажками. Единственное, что можно разобрать, — это выкрики: «Папа! Папа!»

Справа на сцену выходят кардиналы — вторые после папы лица в иерархии католической церкви — в черных сутанах, подпоясанных длинными, свисающими сбоку алыми поясами, и в шапочках такого же яркого цвета. Эти шапочки — знак кардинальского достоинства, символизирующие готовность кардинала пролить свою кровь в защиту церкви.

С двух сторон в зал входят швейцарские гвардейцы в боевых блестящих доспехах с алебардами и плюмажами на сверкающих шлемах. Значит, вот-вот выйдет сам папа...

Смотрю на пустующий папский трон с бронзовыми ручками и высокой деревянной спинкой и впервые замечаю за ним на стене бронзовый барельеф. Вернее, я видел уже эту композицию, но не разобрался в ней. Вроде бы все на месте: изможденный Христос, парящий то ли над языками пламени, то ли над высохшими деревьями. Он почти улетает от грешной земли, воздев руки ввысь.

Не знаю почему, но эта композиция с Христом не очень трогает меня. Возможно, потому что она чересчур авангардистская (установлена лет десять назад), возможно, суета и напряжение в зале тысяч людей не дают сосредоточиться, задуматься.

Меня также не очень внутренне задело распятие в часовне на «Радио Ватикана». Из этой часовни, как из студии, передают мессы и литургии. На стене висит богатое, из слоновой кости, распятие — подарок Мальтийского ордена. Висит и висит, как обязательный портрет в кабинете.

Для меня доходчивее нехитро расписанные иконки в небольших соборах, перед которыми всегда цветы, зажженные свечи, поминальные записочки. Пусть распятие не из слоновой кости, а грубо сработано из мягкой липы, но в нем должна греть любовь и прилежность человеческая и, конечно, вера.

Перед глазами до сих пор статуя Святого Петра из знаменитого собора его же имени. Церковь, а затем собор были воздвигнуты над его захоронением рядом с цирком Нерона, где при том же Нероне апостол был распят на кресте. И народ до сих пор, как и сотни лет назад, идет к этому месту. Почему же мне запала в память эта статуя? Я заметил, что у Святого Петра правая ступня от миллионов поцелуев совсем стерлась. Такая вера трогает до глубины души.

Но потрясает в соборе Святого Петра — «Пьета» Микеланджело в первой капелле правого нефа. Трудно представить, что мастеру было всего 24 года, когда он изваял эту скульптурную группу из белоснежного мрамора.

Вечно юная Мария держит на коленях снятого с креста Христа. Такая скорбь в ее склоненной голове, печальной фигуре, что это сдержанное горе потрясает всех. Оплакивание Христа. Когда маньяк варварски покалечил статую молотком, на место трагического происшествия сразу прибыл папа Павел VI и плакал у разбитой статуи. Сейчас она в прозрачном футляре из пуленепробиваемого стекла.

... На дорожках ухоженного, благоухающего ватиканского сада невольно приходят на память известные изображения страдающего Христа в Гефсиманском саду — смертно тоскующего, одинокого человека, чувствующего свою гибель, но идущего ей навстречу ради спасения людей. Присутствия духа Иисуса, однако, не чувствуется в ватиканском ухоженном саду. Но это так, к слову...

Внезапно в зале вздымается шумовая волна, обвал аплодисментов. Подняв глаза на сцену, я вижу, как по ней неторопливо передвигается, слегка сутулясь, высокий человек в белых одеждах и усаживается на папский трон. Папа Иоанн Павел II. Издали ему не дашь 70 лет с хвостиком. Биография папы — Кароля Войтылы — довольно известна. Единственное, на что хочется обратить внимание, так это то, что трехдневное голосование в Сикстинской капелле на конклаве кардиналов удивило весь мир, тем более католический. Впервые за несколько веков папой стал не итальянец, впервые за всю историю католической церкви поляк, да еще (тогда) из социалистической страны. А для наших читателей будет небезынтересно узнать, что папа — заядлый путешественник, побивший все рекорды своих предшественников. Он сорок раз побывал на всех, кроме Антарктиды, континентах, преодолев путь, превышающий расстояние от Земли до Луны. За ним еще один рекорд — по количеству покушений на него. Возможно, поэтому нас и задержали с консервными банками.

Пока папа усаживается и берет из рук помощника, сидящего чуть сзади на стуле, листочки для выступления, епископы, сменяя друг друга, читают у микрофона отрывки из Евангелия. После них папа произносит свой текст — это духовные размышления — в микрофончик, торчащий из ручки трона.

Все идет точно по сценарию. Кардиналы приветствуют группу делегатов-католиков из какой-либо страны, а папа затем читает что-либо на темы догматов веры. Например, о будущем царстве божием. Причем, как известно, папа владеет несколькими языками, поэтому он произносит свои выступления на разных языках, чем покоряет зал, вызывая аплодисменты.

Наконец Иоанн Павел II начинает говорить по-русски, правда, с сильным польским акцентом.

И вот он произносит долгожданные нами слова:

— Дорогие друзья! Приветствую русских паломников на лодках. (Мы сразу встаем, и весь зал начинает хлопать.)

— Дай Бог вам успеха в ваших начинаниях. Да благословит Россию Господь Бог!

Мы садимся, весьма покрасневшие от всеобщего внимания, волнение сжимает горло. Все-таки не шутка — нас благословил сам папа римский. Такое бывает не часто.

Зал уже читает «Отче наш» на латыни. Все начинают проталкиваться к проходам. Ждут сошествия папы в зал. В одном из проходов быстро устанавливают металлические щиты. Там где-то движется понтифик, но его невозможно разглядеть из-за толпы. Многие вскочили на скамейки, скандируют: «Па-па! Па-па!» Воодушевление достигает крайних пределов... Люди с покрасневшими, возбужденными лицами стараются протиснуться как можно ближе к проходу, чтобы поцеловать папе руку, коснуться его, дотронуться хотя бы до одежды. Полное обожествление «наместника Бога на земле».