Журнал «Вокруг Света» №04 за 1972 год
Шрифт:
Суббота, 7 мая. День обещает быть жарким. Над горизонтом нависли тучи. Повсюду песок: дюны простираются далеко на юг. Мы начали готовиться в путь около полудня. Монголы-погонщики поят верблюдов, подгоняют седла и смазывают мазью кровавые раны на боках животных. Шерсть скатывается под седлом, и от постоянного трения стирается кожа. Раны увеличиваются и становятся открытыми, и тогда лечение почти невозможно. Около двух часов дня весь караван в три колонны начинает марш по направлению к югу. Пройдя пояс дюн, простирающийся до края горного кряжа Гоби, караван идет по необъятной, покрытой гравием равнине. Черная поверхность каменной пустыни сверкает таинственными опаловыми оттенками. В раскаленном воздухе дрожат миражи — озера, острова с берегами, поросшими зеленью.
Впереди три дня пути по безводной пустыне, и люди и животные каравана уныло идут по едва заметной
И снова черный гравий Гоби. Верблюды движутся мерным шагом, уныло покачивая головами, как будто ищут конца пути по каменистой пустыне.
Мы пытаемся пройти как можно больше. Как величествен бывает рассвет и закат в пустыне! Вдруг закат начинает сверкать темно-пурпурными красками, и необъятная равнина искрится ослепительным багровым светом. Еще несколько секунд интенсивного яркого блеска, затем краски постепенно исчезают, и огромное пространство пустыни погружается в темно-лиловую тьму. Появляются звезды на удивительно темном небе. В атмосфере, почти полностью лишенной влажности, звезды кажутся необычайно яркими, словно тысячи ламп, горящих вокруг невидимого алтаря. К одиннадцати часам восходит луна и мягким голубоватым светом освещает пустыню — мертвое сердце Азии, — покрытую гнетущим черным камнем. К полуночи караван останавливается, разбиваются палатки, и верблюдов привязывают недалеко от лагеря.
Цайдам
13 сентября 1927 года. Произошло ожидаемое столкновение. День был пасмурный, и тяжелые тучи нависли над горами. Караванная тропа шла по правому берегу реки Нейджи. Между плывущими облаками, туманом и возвышающимися горными вершинами время от времени можно было видеть снежные пики и ледники горного хребта Марко Поло. В этот день колонна экспедиции шла обычным порядком: впереди колонны — небольшой головной отряд под командой европейца, затем руководитель экспедиции с остальными членами и несколькими монголами, за ними следовали мулы, груженные легкой поклажей. На некотором расстоянии за мулами шла колонна верблюдов с тяжелым багажом. Колонну верблюдов охраняли несколько вооруженных всадников под командой одного из европейцев. Как только мы достигли северного склона перевала Элис-дабан, то увидели, что по тропе, левее нашего маршрута, стремительно скачут всадники. Кто они? Может быть, они пытаются выйти во фланг? Много вопросов промелькнуло в уме, но размышлять было некогда. На огромной скорости всадники неслись к экспедиции, и гулкий топот копыт их лошадей зазвенел в воздухе. Все они были вооружены современными винтовками, саблями, и у некоторых были пики. Наш проводник, монгол, бледный и перепуганный, отчаянно жестикулируя, бросился назад к реке с криком «Аранган! Аранган!» («Бандиты!»). Он был единственный из присутствующих, покинувший свой пост; все остальные проявили большую смелость и стойкость духа. Столкновение казалось неизбежным. Руководитель экспедиции приказал нам занять боевую позицию на вершине холма. Головной отряд, прикрывавший колонну, оттянулся к главным силам. Все заняли свои позиции. Было слышно, как заряжают винтовки. «На расстоянии трехсот ярдов мы будем стрелять!» — прокричал полковник, командовавший боевой частью экспедиции. И вражеские всадники дрогнули.
Еще несколько мгновений, и они остановились беспорядочной массой. Мы видели, что сабли вкладывались в ножны. Несколько человек спешились и начали между собой какую-то оживленную перебранку. Наша непоколебимость показала бандитам, что они имеют дело с хорошо вооруженным караваном и что их нападение на нас на открытой местности приведет к большим потерям. Поэтому они остановились и направили в наш лагерь несколько человек для переговоров. Мы вышли вперед, а в качестве меры предосторожности наши всадники окружили отряд. Никогда в своей жизни мы не видели таких бесчеловечных, грубых лиц. Большинство из них оказались молодыми людьми, вооруженными саблями и современными винтовками. Старик с седой бородой был предводителем шайки. Они
пришли с повинной. Превосходство нашего огнестрельного оружия заставило их изменить первоначальное решение.После непродолжительной остановки мы снова отправились в путь.
Великое тибетское нагорье
6 октября 1927 года. Экспедиция отправилась в путь очень рано, с тем чтобы до полудня добраться до Шенг-ди, где можно было у местных кочевников закупить запасы продовольствия. Долина реки, по которой проходил наш караван, стала шире, и на прилегающих склонах гор виднелись стоянки кочевников с отарами овец и стадами домашних яков. Пройдя семь миль по удобной дороге, внезапно мы увидели группу людей, стоящих на тропе. Оказалось, что это были полицейские, которые имели строгое предписание остановить экспедицию и послать сообщение верховному комиссару Хора, находящемуся в Чунаке. Большинство — неопрятные молодые люди без оружия. Вместо сабли у одного из них был за поясом рог антилопы. Начальник отряда изо всех сил старался показать свои добрые намерения: он высовывал язык и показывал большой палец, упрашивая нас задержаться всего только на один день в Шенг-ди, чтобы дать ему время отправить рапорт о нашем прибытии верховному комиссару.
Мы решили остановиться, так как намерены были вступить в страну спокойно, считаясь с требованиями полицейских сторожевых охранений.
Все местное население пришло в наш лагерь, молодые люди с длинными взлохмаченными волосами, ниспадающими со лба, одетые в овчины, отороченные полосками черной материи, в высоких тибетских сапогах, изготовленных из грубой домотканой материи и кожи. У некоторых лица были намазаны черной пастой, чтобы защитить кожу от зимнего ветра. Начальник отряда, успевший надеть на себя новую овчину, пришел в наш лагерь и начал составлять рапорт.
28 октября. Тяжелые тучи нависли, утро холодное и туманное. Чуна-ке представляет собой унылую картину: всюду снег и мрачные черные тибетские палатки. Кочевники покинули Чуна-ке, и невозможно стало доставать в достаточном количестве топливо и корм для животных. Отправили письмо, адресованное лично Далай-ламе.
На следующий день опять — 20 градусов. Юго-западный ветер, временами идет снег. Ночью несколько волков подбирались к нашему лагерю, но собаки всякий раз отгоняли их. Мы попросили разрешения стрелять по волкам, но начальник нам отказал, так как в Тибете стрелять в животных строго запрещается.
Стаи голодных собак бродили в окрестности, время от времени они нападали на людей. Целые стаи грифов кружили над лагерем. Их наглость была столь велика, что они утаскивали продукты из палатки, где находилась кухня, и даже уносили чашки. Огромные птицы пожирали туши животных, оставленных проходящими караванами.
...31 октября. Термометр показывает — 25 градусов по Цельсию. Нашим изголодавшимся караванным животным в день скармливаем только один фунт зерна, травы нет совсем. Верблюды катастрофически теряют силы. Ночью голодные животные бродят по лагерю. Мы заметили характерную особенность у лошадей и у мулов. Перед смертью они неизменно пытались войти в палатки, как бы отыскивая более защищенное место Утром мы находили их мертвыми.
...7 ноября. Мороз усилился, и термометр показывает — 40 градусов. Несколько человек страдают от сильной простуды, которая, по свидетельству врача, легко может перейти в воспаление легких, если нам придется еще оставаться здесь. Монголы с трудом передвигаются, распухли лица, руки и ноги.
...16 ноября. Профессор Н. Рерих заболел и должен оставаться в постели.
...24 ноября. Самое холодное утро, которое мы пережили у Ворот Тибета, — 45 градусов. Стаи голодных собак становятся серьезной угрозой — они напали на наших людей, вышедших из лагеря. В этот же день растерзали три овцы. Ночью было невозможно спать от их беспрерывного воя и лая. Они подбирались к палаткам и таскали продовольствие. Местное население говорит, что необычный снегопад — наказание, посланное за непонятное поведение правительства Тибета по отношению к экспедиции.
...28 ноября. Пришел начальник и принес письмо от верховного комиссара. После обычных вежливых фраз верховный комиссар просит извинить его за то, что он не отправил письмо Далай-ламе. Он возвратил письмо... Было ясно, что верховный комиссар избавляется от ответственности и не в состоянии дать исчерпывающий ответ от имени правительства. Мы немедленно отправили посыльного с сообщением о намерении отправиться сразу в Нагчу для переговоров относительно нашего дальнейшего пути в Индию.
...7 декабря. Из Нагчу прибыл солдат и привез наше письмо обратно нераспечатанным.