Журнал «Вокруг Света» №04 за 1972 год
Шрифт:
И все-таки полярные эскимосы были редким исключением. Ни один народ, ни одно племя на Земле никогда не жили в течение долгого времени в условиях абсолютной изоляции. Какие-то связи с соседями, даже когда их разделяют воды морей, пески пустынь или непроходимые джунгли, какие-то связи, пусть слабые и прерывистые, существовали всегда. Даже австралийцы за много веков до появления европейцев познакомились с помощью индонезийцев с керамикой и металлами и переняли у них ряд полезных изобретений. И чем больше у каждого народа связей с внешним миром, чем шире они и разностороннее, тем быстрее совершается его развитие, потому что культура его обогащается чужими достижениями, потому что ему не приходится тратить силы на изобретение того, что уже было однажды изобретено. Так обстоит дело в принципе. На практике все гораздо сложнее...
Встреча двух народов — это одновременно всегда и встреча двух культур, зачастую весьма несхожих и далеких друг от друга,
Первая закономерность гласит, что контакт всегда бывает двусторонним, но более сильному воздействию подвергается та из культур, которая является более отсталой. Это ясно и без пояснений. Индейцы Америки подарили Европе и картофель, и табак, и каноэ, но гораздо больше, и хорошего и плохого, приобрели от европейцев сами.
Вторая закономерность заключается в том, что чем больше разрыв в уровне развития между различными народами, тем труднее взаимодействие между ними. И наоборот: оно гораздо многограннее и интенсивнее, если такого разрыва нет совсем или он не слишком велик.
Много веков в Крыму в древности жили бок о бок три народа — скифы, тавры и греки. Самыми отсталыми из них были тавры. Они жили на высоких плато горного Крыма, бедных растительностью и сырьем, отрезанных и от скифских степей, и от греческих городов побережья. Скифы встречались с греками и на поле брани, и на торжищах, на улицах эллинских городов, и в своих становищах. Смотрели на непривычный для них мир, что-то перенимали, что-то отвергали, чему-то учились. Так же поступали кельты в Галлии, нынешней Франции, иберийцы на Пиренеях, фракийцы на Балканах. Тавры сидели в своих горных долинах и мечтали лишь об одном — чтобы их оставили в покое. И, как бы подчеркивая серьезность своих намерений, незамедлительно убивали каждого грека, попавшего к ним в руки, приносили его в жертву своим свирепым богам. Тавры так и не смогли никогда догнать в своем развитии не только греков, но даже скифов.
Годы складывались в десятилетия, а те — в века. Сменялись поколения. Эмпории превратились в большие торговые города с высокими стенами и хорошо защищенными от пиратов гаванями, в которых теснились корабли с дорогой посудой, оливковым маслом, изысканными винами, драгоценностями. Понт Аксинский — Море Негостеприимное давно стало Понтом Эвксинским — Морем Гостеприимным. И с каждым новым поколением, рождавшимся в греческих городах Колхиды, судьба их все теснее сплеталась с судьбою окружающих племен, и в стенах их все чаще звучала непривычная для эллинского уха гортанная варварская речь, столь разительно отличавшаяся от мелодичных строф Гомера и Пиндара. Семьдесят племен сходились для торговли в Фасис и шестьдесят — в Диоскурию. Купцы везли товары из далекой Бактрии и еще более далекой Индии. Вместе с товарами к варварам проникали новые идеи и образы. Они будили воображение, тревожили мысль, в конечном счете меняли привычный уклад жизни. А варвары несли в города свои вкусы, обычаи и привычки, свои одежды, украшения и оружие и даже своих богов. И в результате рождался еще один неповторимый и оригинальный вариант античной культуры. А Фасис, Диоскурия и Питиунт вместе с Гиэносом, что был на месте нынешнего Очамчире, и безымянными греческими поселениями в районе Батуми, Кобулети и Эшера стали звеном цепи, связавшей на время античную цивилизацию с ее многолюдными городами и изысканными памятниками, с ее писателями, учеными и политическими деятелями, с ее тиранами и демократами, рабовладельцами и рабами и далекие, доселе почти безвестные кавказские племена, у которых была своя оригинальная культура, неповторимая, как культура любого народа.
О том, что происходило в это время за стенами греческих городов Колхиды, на территории Древней Грузии, греки писали мало, местной же письменности не было вообще, или же до нас она не дошла. Предполагают, что уже в VI веке до нашей эры — может быть, немного позднее, — вскоре после того, как были основаны Фасис и Диоскурия и другие не столь крупные греческие города и поселения, в Колхиде возникает свое государство.
Многое свидетельствует в пользу такого предположения. Свидетельствует высокий уровень земледелия и ремесел, издревле процветавших в Колхиде, чеканка собственной монеты — известно уже несколько тысяч мелких серебряных монет, называемых нумизматами «колхидками». На них изображены то женский профиль, то голова льва или быка. Надписей нет; лишь изредка на монетах встречаются отдельные греческие буквы. Свидетельствует наличие городов — не греческих, а своих, местных, вдали от моря, там, где греки никогда и не думали селиться. Уже почти сто лет ведутся раскопки у небольшого села Вани, расположенного на цветущих предгорьях левого берега Риона. В результате открыт большой город с мощными стенами, с храмами и мастерскими, с обособленным от остальных районов кварталом знати — город, вероятно, бывший столицей всего царства (1 О раскопках этого города грузинскими археологами см.
«Вокруг света» № 10 за 1970 год.).Колхида не являлась исключением. Во многих частях Европы вслед за основанием там греческих городов у местных племен возникают собственные государства: в V веке до нашей эры у фракийцев и у синдов, жителей Таманского полуострова, в IV веке — у скифов.
Это не было подражательством, голым слепком иноземного образца. Само соседство с греками, безжалостными рабовладельцами и эксплуататорами, уважавшими силу и всегда готовыми обрушиться на слабого, даже если он соотечественник, а тем более варвар, побуждало к объединению. А кроме того, знать варваров, разбогатевшая на торговле с греками, развращенная греческой роскошью, алчущая греческих богатств, стремилась усилить эксплуатацию соплеменников, потому что греки ничто не давали бесплатно, потому что за любой товар приходилось платить зерном, скотом, рабами. Писал же географ Страбон про варваров, что «последние со времени знакомства с морем сразу сделались хуже; стали разбойничать, убивать иностранцев и, вступая в сношения со многими народами, перенимают от них роскошь и торгашество; хотя это, по-видимому, и способствует смягчению дикости, однако портит нравы и на место простодушия... вводит коварство».
Так исподволь росли местные силы, которые, в конце концов, решат судьбу греческих колоний и скорейшему созреванию которых, сами того не желая, невольно и нехотя греки и способствовали. Способствовали в чем?
Третью закономерность культурных контактов можно сформулировать приблизительно так: легче всего оказать влияние на материальную культуру народа, труднее на его духовную культуру, еще труднее на его общественные институты и учреждения — на все то, что в науке называется социальной организацией.
Кельты заимствовали у греков гончарный круг, вращающийся токарный станок, кирпичные сооружения, ручную мельницу.
Скифы заимствовали у греков технику каменного строительства, искусство сооружения стен вокруг городов, жернова.
Колхи, а вслед за ними и остальная Грузия, переняли у греков искусство изготовления амфор и кровельной черепицы, и более совершенный ткацкий станок, и мельницу, и ряд строительных приемов.
Образованные и знатные кельты, скифы, фракийцы, иллирийцы, меоты, сарматы, колхи и другие недавние «варвары» говорили и писали по-гречески и называли своих детей греческими именами, и боги их приобрели отдельные черты греческих богов и стали изображаться в человеческом облике.
И поэтому не случайно, что государственным языком в Колхидском царстве был греческий, а в Вани — его вероятной столице — найден греческий бронзовый стиль для письма на восковых табличках, с острием для процарапывания букв на одном конце и лопаточкой для стирания на другом. А у входа в акрополь Вани, перед воротами, стояла не дошедшая до нас скульптура божества — покровителя города, а рядом на стене по-гречески, но с ошибкой было нацарапано обращение к нему: «Молю, о Владычица!»
Но царства и фракийцев, и скифов, и колхов не походили по своему устройству на греческие города-государства. В них господствовали другие обычаи и установления, и иные законы, малопонятные и непривычные для граждан греческих полисов, предписывали подданным этих царств, как они должны сочетаться браком, платить налоги и подчиняться властям.
Древние греки, как бы далеко от родины ни забросила их судьба, как бы тесно ни переплелась их жизнь с негреками, всегда стремились остаться эллинами, сохранить в чистоте свой язык и культуру. А между тем они жили в окружении племен и народов, что во много раз численно преобладали, становились все сильнее по мере того, как сами греки слабели, многому учились у самих греков.
Маленькая группа людей, оторвавшихся от родины, оказавшихся в иноплеменной среде, может" долго сохранять свою самобытность, порой очень долго, особенно если ее культура выше, чем местная культура. Долго, но не бесконечно. И по мере того как культурный разрыв ликвидируется, ей остается или погибнуть, или слиться с основным населением. Это еще одна — четвертая — закономерность. Исключения встречаются, но очень редко. К тому же они, как известно, только подтверждают правило.
Греки в Колхиде всегда оставались греками. Маленьким островком в море местных племен. В конечном счете эта — четвертая — закономерность и предопределила их судьбу.
В конце II века до нашей эры Колхидское царство захватил непримиримый враг Рима царь Понта Митридат VI Евпатор. И тут со всей очевидностью выяснилось, сколь различными были интересы и устремления местных жителей и греческих колонистов, несмотря на многие века соседской жизни. Колхи не смирились с чужеземным господством, восставали, боролись против него с оружием в руках. Греческие же города, особенно Диоскурия, сразу перешли на сторону Митридата. Иногда даже вопреки собственной выгоде. И до конца оставались верными ему. И когда Митридат, разбитый и потерявший царство, с остатками своей армии бежал от Помпея на север, приют и убежище он нашел не у колхов, покоренных силой и ждавших лишь удобного момента для освобождения от иноземного гнета, а в греческом полисе Диоскурии.