Журнал «Вокруг Света» №04 за 1974 год
Шрифт:
— Сейчас меня встретят жена и дочь... Интересно, как их там устроили?
Его жена и дочь должны были приехать в Ленинград из Одессы на время стоянки судна в порту.
Проходим Кронштадтскую стену. Стемнело.
— Лево руля двадцать, — командует лоцман.
— Лево руля двадцать, — отвечает матрос.
— Слушайте внимательнее, — неожиданно обращается капитан к матросу. — Выполняйте команды точнее.
Капитан увидел, что лоцман чуть поторопился с поворотом, и выговорил матросу, а не лоцману. Лоцман почувствовал, что капитан заметил его небольшую ошибку, деликатно принял это замечание и скомандовал:
— Одерживай нос вправо...
С этой минуты стало ясно, что между капитаном и лоцманом установились взаимопонимание и доверие, которые возникают в начале, в середине или к концу пути, но лучше,
Темноту рубки рассек матрос в белом халате. Он тихо поставил поднос с кофе и бутербродами, а капитан приправил все это хорошими сигаретами.
Ветер принес снег, и видимость была нарушена. Теперь лоцман часто выходит на открытый мостик, где морозный воздух обжигает лицо, и подолгу стоит, вглядываясь в темноту. В рубке тихо. Только ровно, на одной ноте поют машины. Едва виден силуэт матроса у штурвала, где-то в углу у иллюминатора прислушивается и наблюдает капитан. Его присутствие хоть и ощущается, но оно деликатное, ненавязчивое: ведет судно лоцман. Судно идет в наступившей темноте, но за ним ведут наблюдения радиостанции береговых диспетчерских служб. Они вдруг возникают в рации и слышно:
— Я — УМА-3. Прием... Слышу вас хорошо...
— Нам нужны два буксира на двадцатый причал, — включается в разговор лоцман. — Через полтора часа...
Судно все еще идет в открытом море — по каналу, отмеченному буями. Я пытаюсь разглядеть впереди створные огни, но вижу лишь тусклые одинокие огоньки, разбросанные в беспорядке. То, оказывается, мы проходим мимо землечерпалки, то мимо встречного судна. И только один лоцман как будто видит красные и белые буи, бочки, створные огни... Вглядываясь в ночь, он по одному ему знакомым приметам и признакам точно знает, как провести корабль по узкому каналу, по фарватеру, шириной шестьдесят метров.
Постепенно начали проявляться в ночи огни Ленинграда. Справа мы на траверзе Петродворца, слева — более тусклые огни Васильевского острова. В хорошую погоду Ленинград открывается далеко с залива, и видно, как на солнце блестит купол Казанского собора, шпиль Петропавловской крепости, и город вытягивается в одну линию, но, чем ближе к порту, на первый план выступают новые дома, и весь дворцовый Ленинград закрывают собой башни-новостройки Васильевского острова.
Город возник неожиданно, словно до поры до времени в нем не было света, но вот включено все освещение разом, и оно сливается в одну плотную стену огней. Оборачиваюсь на голос из темноты рубки у иллюминатора и слышу:
— Ни один город в Союзе не распахивается с моря весь, сразу, во всю величину, как Ленинград.
Лоцман пересекает рубку и подходит к радиотелефону:
— Трансфлот, я — «50 лет...». Где находятся прибывшие члены семей экипажа?
— У нас в гостинице, а сейчас звонили еще с Московского вокзала...
— Если спросят еще, скажите, что мы в канале, скоро должны подойти.
— Подойдете к причалу, проинформируйте меня, — просит диспетчер трансфлота.
— «50 лет..,», я — «Ленинград»... вам навстречу идет судно.
Это уже береговая служба «Раскат». Весь канал разбит на пять секторов, и пять операторов по радиолокационным установкам следят за продвижением судов. Иногда корабль может пройти фарватер порта без лоцмана, с помощью службы «Раската». Но это могут себе позволить только свои ленинградские капитаны, которые хорошо знают обстановку канала, все его каверзные участки. «Раскат» помогает лоцманам в основном при плохой видимости и когда по каналу интенсивное движение.
Наблюдая за работой лоцмана, понимаешь, что есть ситуации, когда никакая техника не заменит человека. Капитан, прошедший тысячи миль, возвращаясь в порт, не станет рисковать судном. И одно то, что лоцман первым поднимается на судно как представитель города, провожая корабль, последним сходит с судна, говорит о том, что, как бы технически ни изменился флот, эта фигура человека всегда будет дорога морякам и, пожалуй, ничто не изменит эти старые, добрые традиции... Когда к порту подходит иностранное судно, то на его борт первым поднимается лоцман как представитель государства. По его внешнему облику, по его работе иностранные моряки судят о стране, о людях.
...В октябре 1955 года в Ленинград с визитом дружбы пришла Британская эскадра.
Октябрь
для лоцманов в ленинградском порту — самый трудный месяц. В море за Кронштадтом на «Ленинце» ждал эскадру лоцман Владимир Васильевич Герасимов. Он принял авианосец «Триумф» и провел корабли через все узкости морского канала до моста Лейтенанта Шмидта. Все прошло благополучно. Но, когда эскадра должна была возвращаться обратно, с моря задул сильный ветер. Выход из порта и проход по узкому, извилистому фарватеру были небезопасны. И британский адмирал запросил: «Каково мнение лоцмана?» Владимир Васильевич предложил переждать пять-шесть часов. Казалось бы, британский адмирал мог бы обойтись и без мнения лоцмана, тем более что советов со стороны высокого начальства было много, но он приказал ждать. Позже ветер немного стих. С большими трудностями прошли трассу канала. Лил сильный дождь, а мостик на «Триумфе» был открытым, и все стоявшие на нем вымокли, и потом сойти с авианосца из-за шторма оказалось сразу невозможным. Пригласив Владимира Васильевича в каюту, отогреваясь у камина, адмирал восторгался отличной работой русских моряков. Все знают, что британцы хорошие мореплаватели, и из эпизода ясно, как высоко они оценили ленинградского лоцмана...Профессия лоцмана одна из старейших.
В этих местах, когда Санкт-Петербурга еще не было, лоцманскую службу завели новгородцы. Они выходили в Финский залив Волховом, Ладожским озером и Невой. В Новгороде даже был специальный суд, который разбирал конфликты между капитаном, лоцманом и хозяином, устанавливал плату за лоцманский труд.
На берегах Финского залива лоцманская служба официально появилась при Петре Первом. Рассказывают, что когда Петр Первый шел из своей новой столицы в Кронштадт, то корабль его часто садился на мель. Глубина местами была настолько мала, что царь прыгал в воду в своих ботфортах и сталкивал парусник вместе с матросами. Когда в очередной раз его судно село на мель, а какое-то суденышко, ловко и умело управляемое, проскочило мимо и пошло дальше, Петр остановил это судно, опросил хозяина (он оказался жителем прибрежного района), а затем сказал: «Отныне ты, твои дети и внуки будете лоцманами». В фильме «Петр Первый» есть эпизод, в котором лоцман Родалевский празднует день рождения сына — и в нужный момент оказывается не в состоянии осуществить проводку голландского судна. Тогда Петр переоделся и лично принял судно и провел в столицу. Действительно, Родалевские были в Ленинграде потомственными лоцманами, и последний из них погиб во время блокады в 42-м году у главных ворот морского торгового порта.
...Наше судно входит в закрытую часть канала: слева начинается Канонерский остров, а с правого борта причальные строения, краны, склады, и повсюду суда, и переплетения мачт и стрел кранов в ослепительных лучах прожекторов. Отчетливо видно красные створные огни порта. Канал стал уже от стоящих тесными рядами кораблей.
— УМА-3, — запрашивает лоцман, — какие буксировщики будут работать?
— Я — УМА-3... Буксировщики «Туман» и «Ураган».
— Кто капитан на «Урагане»? Шубин? Хорошо. Передайте, что будем поддерживать связь по шестому каналу.
Мне показалось, что, услышав фамилию капитана Шубина, лоцман остался доволен.
— «Туман», добрый вечер. Вы будете работать у двадцатого причала. Будьте примерно у середины корпуса.
— «Ураган», зайдите к носу, возьмите буксирный конец и ведите судно на середину канала.
— Я — «Ураган», вас понял.
Что ему сказал лоцман, чтобы тот понял? Почему на середину канала, когда причал на правой стороне? Их язык кажется сложным. Работа буксировщиков незаметная, не разрекламированная. Они скромны, избегают красочных интонаций, не нажимают на слова и порой говорят даже в сложной ситуации два-три слова — начало мысли и дальше не договаривают, ибо знают: кому надо, тот понял. Непосвященные, смотрят ли они с берега или с палубы судна, не оценят работу буксира. Долго наблюдать устают и, ничего не поняв, решают, что скучнее и проще работы буксировщика и быть не может. И только лоцманы и капитаны по-настоящему знают им цену. В современной морской практике с появлением судов большого водоизмещения потребовалось при встрече и проводке судов прибегать к помощи этих суденышек, небольших, невзрачных на вид, но с мощными машинами, которые разворачивают океанские корабли, помогают им встать к причалам, но сами никогда не уходят в далекие плавания. Судно сбавило ход, и команды лоцмана стали частыми: