Журнал «Вокруг Света» №04 за 1975 год
Шрифт:
Утром по воскресеньям улицы кажутся вымершими. Зато у церквей выстраиваются длинные вереницы автомобилей. А когда служба кончается, улицы заполняют празднично одетые толпы прихожан, спешащих в ближайший паб промочить глотку после унылых гимнов. Регулярное посещение церкви считается чуть ли не первым гражданским долгом, и бдительные соседи ревниво следят, чтобы не было исключений из общего правила. При приеме в школу первым делом интересуются религией родителей и ребенка, причем ежедневно перед началом уроков всем учащимся надлежит отстоять утреннюю молитву. Больного тоже не пустят в госпиталь, пока не выяснится, какого священника он предпочитает. Как-то житель дальней деревни был лишен водительских прав за грубое нарушение правил уличного движения. Однако суд постановил вернуть их, когда обвиняемый заявил, что без машины не сможет регулярно посещать храм божий.
Католическая церковь играет большую роль в Ирландии, но с каждым десятилетием ее воздействие на ход событий в стране все же слабеет. В 1972 году на референдуме было принято решение исключить из ирландской конституции статью, отводящую особое место католической церкви в государстве. Это было не только требованием времени, но и уступкой протестантскому большинству Северной Ирландии.
Тернистый путь к единству
Где бы ни собирались ирландцы и о чем бы ни зашла речь вначале, разговор так или иначе переходит на Северную Ирландию. События в Белфасте и Дерри доминируют в программах новостей радио и телевидения, публичных выступлениях политических деятелей. Они кричат аршинными заголовками, жуткими фотографиями смерти и разрушений со страниц газет. Для жителей республики все происходящее — не просто кадры документальной хроники, у большинства на Севере родственники, знакомые и друзья. Когда английские солдаты расстреливают демонстрацию на Фоллз-роуд или в Богсайде, они могут поразить людей, с которыми зрители у экранов телевизоров в Дублине или Дандоке недавно встречались за домашним столом или на профсоюзной конференции.
Единство Ирландии рассматривается правительством республики не как ближайшая, а конечная задача, поскольку на пути к нему лежит немало препятствий, возникших за последние полвека в ходе раздельного развития двух частей Ирландии. В них имеются различия в уровне жизни, системах социального обеспечения, образования.
Одно из таких препятствий — проблема границы, уродливым шрамом пересекающей лицо Изумрудного острова. Хотя часть ирландской земли, находящаяся под властью Англии, и называется Северной Ирландией, самая северная точка — Малинз-хед находится на территории республики. Когда мне случилось отправиться туда на машине, проложить путь по карте казалось легко, но запутаться в хитросплетении проселочных дорог, усаженных высокими кустами, оказалось еще легче.
Граница между двумя частями Ирландии проведена без всякого учета географических признаков, зачастую пересекая дома и дворы фермеров. Случается, что половина участка находится на территории республики, а другая — на английской земле. Местные жители каким-то шестым чувством угадывают, где чье, но для постороннего человека путешествие в пограничных районах сопряжено трудностями и сюрпризами.
За крутым поворотом я наткнулся на армейский «джип», возле которого расположились полукругом трое английских солдат. Их ядовитая пятнистая форма и обилие огнестрельного оружия резко бросались в глаза на фоне безмятежных окрестных лугов. Движением дула автомата мне было предложено покинуть машину. В «джипе», восседал офицер. Никаких знаков различия. Такая же форма, как и у солдат, но в руках держит пистолет. Вежливо козырнул. «Куда направляетесь?» — «К Малинз-хед», — отвечаю. «Документы, пожалуйста». Документов не оказалось, но офицера вполне устроила и визитная карточка. «Советский журналист? — обрадовался он с плохо скрытым злорадством: попался, мол, фрукт. — Как же это вас сюда занесло? Ведь здесь британская территория, и вам надлежит иметь въездную визу либо письменное разрешение министерства иностранных дел Великобритании. Только ирландцам разрешено пересекать границу без визы. Сами понимаете, я вынужден вас доставить в ближайший полицейский
участок для выяснения личности». Очень вежливый попался офицер и смотрит на меня ласково, как кот на сметану.Попытался ему объяснить, что по карте вроде бы я ничего не нарушил. Офицер стал добросовестно изучать вместе со мной карту автомобильной ассоциации, не поленился достать свою для сравнения. Вскоре мы оба окончательно запутались. К счастью, с противоположной стороны прикатил трактор. Его водитель охотно ввязался в спор и без особого труда доказал, что не я, а английский патруль нарушил границу. Действительно, дальше по дороге удалось разыскать поросшие кустами развалины таможенного пункта — подпольная Ирландская республиканская армия взрывает их с редким постоянством.
«Здесь сам черт ногу сломит», — пожаловался смущенный офицер и отправился выяснять обстановку, сверяясь попеременно с картой и развалинами. Я все еще считался под арестом и, чтобы как-то убить время, завел разговор с ближайшим солдатом. «Ну и как вам служится?» — «Странно все и непонятно, — вздохнул он. — Перед приездом нам раздали брошюрки «Что нужно знать о беспорядках в Ольстере». Там все просто — во всем виноваты «террористы ИРА», а когда идешь в патруле по улицам Белфаста, вокруг такие же дома и такие же люди, как у нас в Бирмингеме, и хотят того же — работы, жилья, спокойной жизни. А на нас волками смотрят. Чужие мы здесь».
Вернулся несколько запыхавшийся и обескураженный командир патруля. «Да, вышла ошибка. Вы свободны». Солдаты вскочили в «джип» и умчались на северо-восток, где их ждала казарма, обложенная мешками с песком и опутанная колючей проволокой, как и полагается биваку оккупационной армии на чужой территории.
«И вот так каждый божий день, — проворчал фермер, глядя вслед «джипу». Видно, он решил не покидать меня в беде и оставался до тех пор, пока не скрылись солдаты. — Вечно кого-то задерживают, лезут в чужие дела, суются с автоматами куда не нужно. Сейчас еще спокойно, а несколько месяцев назад что было! Нагнали саперов, поперек дорог столбы натыкали, железобетонные надолбы установили, мосты взрывали, рыли канавы и рвы, как будто танков ждали. Ну и мы, конечно, в долгу не оставались. Они днем ров выроют, а мы его ночью засыпем. Они мост взорвут, а мы его восстановим. Из Дандока, Дублина, Слайго и даже из Корка люди приезжали, помогали ремонтировать дороги. Так у англичан ничего и не вышло. Наша взяла.
А меня, кстати, зовут Шон Мерфи, — представился мой новый знакомый. — Как я понял, вы из Москвы. Слышали, наверное, что мы, ирландцы, восставали против англичан не раз и не два. Только вот окончательную победу так и не одержали. Отсюда и многие проблемы, но с нашим народом, даст бог, все решим. Добро пожаловать в Ирландию. Мы хорошему гостю всегда рады».
Ю. Устименко
Любовь к одному камню
Название работы, сделанной младшим научным сотрудником Института геохимии Сибирского отделения АН СССР Александром Николаевичем Сутуриным и отмеченной премией Ленинского комсомола, звучит для непосвященных весьма непонятно: «Геохимия гипербазитов и связанных с ними полезных ископаемых». А расшифровывается просто: речь в ней идет об открытии первых коренных месторождений нефрита в Саянах. И вот эта простота настораживает больше всего.
Саше Сутурину меньше тридцати лет, а с нефритом человечество знакомо тридцать веков, если не тридцать тысячелетий. Топоры из этого прочного, прямо-таки вечного материала переходили от отца к сыну еще в каменном веке, изделия из нефрита находят в саркофагах фараонов, нефритовой плитой закрыт гроб Тамерлана. Этот полудрагоценный камень был распространен в Альпах, Бирме, Новой Зеландии, но особенно широко — в Древнем Китае. Здесь нефрит заменял золото, из него делали великолепные статуи, камню этому поклонялись, его считали целебным, воспевали в стихах.
Но почему о нем говорится в прошедшем времени, разве изделия из нефрита такая редкость? Сегодня нет, а вот лет десять назад, когда Саша делал в геологии первые шаги, этот знаменитый камень почти исчез с мирового рынка. Давно уже остановились знаменитые мастерские Китая — иссякли питавшие их месторождения. Древнее искусство год от году хирело: нефрит становился редким, почти легендарным. И тогда ценители этого камня обратили свои надежды на Саяны — там и только там могли еще быть месторождения нефрита.