Журнал «Вокруг Света» №04 за 1984 год
Шрифт:
«Может ли такой человек называться защитником веры?» — прямо спрашивал в конце своего письма Несор-доку.
«О святая простота,— подумал Мухтар.— И не сносить бы головы бедному челобитчику, передай он письмо по адресу».
Маджид, словно услышав то, о чем думал Мухтар, спросил пленного:
— А знаешь ли, парень, у кого ты хотел искать справедливости?
Несор набычился, взглянул недобро.
— За самим Гульбуддином числятся не менее тяжкие преступления. Вы уважительно называете его «инженером». Еще при короле он поступил учиться в Кабульский университет, но через год был осужден за убийство. Однако американские спецслужбы помогли убийце выпутаться. Не за спасибо, конечно. С тех пор твой Гульбуддин исправно отрабатывает услуги. Семь лет назад он поселился в Пакистане.
Несор-доку недоверчиво слушал Маджида,
— Почему я должен вам верить? — глухо спросил Несор-доку.— Гульбуддин — ваш враг, и вы ненавидите его.
Маджид некоторое время молча смотрел на парня, будто пытаясь понять, стоит ли дальше вести с ним разговор. Не бесполезная ли это затея?
— Да, он наш враг, потому что давно заслужил лютую ненависть всех честных афганцев. Преступлений на его счету столько, что придумывать новые нет никакой нужды. Ты можешь не верить мне, но вот тебе журнал «Шахид», который издает Раббани — другой вождь душманов, живущий в Пешаваре по соседству с Гульбуддином. И знаешь, что он пишет? Что Гульбуддин — закоренелый развратник, который регулярно устраивает пьяные оргии в своей вилле, а недавно закатил очередную свадьбу, истратив десятки тысяч долларов из кассы так называемой исламской партии. Куда до него твоим старым приятелям...
Несор-доку выглядел растерянным, сбитым с толку.
— Ну и ну!..— совсем по-деревенски ошарашенный вымолвил он.
— Еще хочешь? Пожалуйста. Другой пакистанский журнал приводит список уголовных преступлений Гульбуддина, прямо называет его взяточником и вором. Это, впрочем, и без журнала известно.
Ты знаешь о том, что в Пакистане все еще находятся афганские беженцы, которые покинули родину, спасаясь от репрессий Амина? Душманы силой и ложью удерживают их за границей, надеясь таким образом пополнять свои банды. Благотворительные организации западных стран оказывают беженцам материальную помощь. Так вот, Гульбуддин взялся лично распределять эту помощь и сотни тысяч долларов положил себе в карман. Его прислужники бойко распродают на пакистанских базарах полученные из-за рубежа медикаменты, одежду, продукты, предназначенные для беженцев,— Маджид в упор сурово посмотрел на парня.
Тот медленно поднял на Маджида покрасневшие глаза:
— Но, может быть, он один такой? Дело-то ведь святое...
— Э-э, нет, брат. Если родник загажен в источнике, значит, и во всем русле вода дурно пахнет.
— Но значит...
— Это значит, парень, что таких, как ты, заставляют воевать против своего народа. Ты, Несор-доку, крепко заблудился в жизни.
— Волк ловит ту овцу, что от стада отбилась,— поддержал молчавший до этого Мухтар.— Видно, легко поймать таких. Советую тебе крепко поразмыслить, парень. На этот раз я не подумаю заступаться за тебя, как бывало в даудовской армии.
Несор недоуменно воззрился на лицо Мухтара.
— Лейтенант-саиб? — воскликнул он, не веря своим глазам.
— Ты почти угадал,— холодно ответил офицер.— Только называют меня теперь «товарищ капитан».
Владимир Снегирев Продолжение следует
Зелень бразильского пау
Н есколько лет я работал на противоположной стороне Земли. Когда после суточного — с посадками — перелета ступил наконец на бразильскую землю, глаза отметили, как тут все непохоже: климат, растительность, манера людей одеваться и вести себя на улице.
Однако постепенно эти внешние отличия как бы стирались, я все яснее различал в окружавших меня людях щедрость души, удаль в работе и веселье, презрение к золоту... Меня донимал вопрос: в чем корни такого национального характера? Мне казалось, что какой-то ответ может дать обширная и богатая земля Бразилии, особенно ее бескрайние леса.
В ботаническом саду Рио-де-Жанейро нет деревьев экзотических в понимании бразильца. Нет берез и елей, нет ни калины, ни рябины — этих скромных детей Севера, которые, оказывается, куда более требовательны и горды, чем изнеженная пальма.
Тем не менее и бразильские ботаники сумели собрать там немало редкостей. Выделенный им участок на бывшей окраине города поныне сохраняет относительную чистоту и свежий воздух, а потому его соседство высоко ценится у строительных компаний и квартиросъемщиков.
Стиснутый кварталами богачей, сад упирается тылами в склон горы и поднимается по ней, пока позволяет крутизна. Здесь, на небольшом пространстве, удалось воссоздать различные, природно-климатические условия и. поселить растения из разных районов; страны. Но меня более всего интересовало одно из них, которое можно было бы назвать «крестным деревом Бразилии».
Дерево — тезка страны
Такого дерева, как пау-бразил, нет, пожалуй, ни у какой другой страны. Честь, оказанная ему, лишь один из признаков высокого статуса бразильской флоры. Открывшие страну пятьсот лет назад португальцы поспешили донести королю не о городах, золоте и каменьях — их не было,— а о небывалой щедрости земли. Об этой реляции известно сейчас едва ли не каждому бразильскому школьнику. И на уроках он узнает, что существует деление родной истории не только в ее классическом виде, но и по сельскохозяйственному признаку — на циклы в соответствии с преобладавшей в то или иное время монокультурой: сахарного тростника, хлопка, каучука, кофе. Нынешнее время в газетах иногда называют «циклом сои», нездешней, но широко распространившейся культуры, дающей большие поступления в валюте. Экологи и экономисты предсказывают наступление новых периодов благодаря освоению Амазонии, видя в нем залог будущего величия страны.
Но первый исторический цикл состоял в добыче и вывозе дерева «пау-бразил». Найти его в ботаническом саду без помощи тамошнего служащего Валдомиро Пальеты мне было бы трудно: оно не отличается ни ростом, ни обилием листвы и цветов, ни прямизной ствола, и ему не отведено почетного или хотя бы заметного места.
— Пау-бразил растет внизу, на уровне моря. Вон по той аллее.
Валдомиро привычно продемонстрировал, как окрашивает ладони сок, проступающий сквозь кору, и прочитал краткую лекцию. Пропитанная этим красноватым соком древесина составляла в течение долгого времени единственное богатство открытой португальцами страны. Древесина, родственная сандаловой, приносила столь существенный доход, что очень скоро первое название страны — Земля Святого Креста — было забыто и ее стали именовать так, как называют и теперь по-португальски — «Бразил».
Но слава пау-бразил осталась далеко в прошлом. В лесах его ныне не сыщешь днем с огнем, и пропитанная соком древесина уже не представляется сокровищем. Однако название дерева живет и звучит достаточно громко, чтобы обеспечить ему, так сказать, почетную пенсию.
Казалось бы, дерево, сыгравшее столь значительную роль в бразильской истории, будут высаживать в каждом дворе или, по крайней мере, у любого официального здания. Но нет вокруг него ни казенной суеты, ни народного пристрастия. Улицы и частные усадьбы украшает чаще всего завезенный из Африки фламбоайан, с виду что-то вроде красной акации, цветущей буйно и пламенно.
Пока я рассуждал примерно в таком духе, стоя у знаменитого экспоната, Валдомиро слушал меня с замешательством, хотя и не без интереса. Воспитанность не позволяла ему перечить незнакомому человеку. Но он вовсе не собирался скрывать, что такой сентиментальный подход к предмету его профессиональных забот представляется ему праздным.
— Пау-бразил, говорите вы, память? — начал он.— А о чем? О рабском труде индейцев, об истреблении наших природных богатств, о вывозе их за океан? Не удивлюсь, если пау-бразил посадит под окнами конторы какая-нибудь транснациональная корпорация, чтобы выставить перед всеми свою фальшивую любовь к Бразилии! Отличный будет символ ее грабительской деятельности!