Журнал «Вокруг Света» №05 за 1977 год

В Бутане сталкиваются два мира: тибетские обычаи, рожденные в краю вечных снегов, встречаются с укладом обитателей тропиков. Первый пояс джунглей, покрывающий южную треть Бутана, населяют непальские колонисты, рабочие чайных плантаций и потомки непальских родов, рассеянных набегами гуркских королей. Практически здесь не встречаешь коренных бутанцев, привыкших к более умеренному климату.

Дорога упрямо змеилась выше и выше, к снегам. Когда мы поднялись на первый перевал, долины словно сомкнулись за спиной — вокруг расстилались лишь переполненные влагой лесистые холмы.

Это очень сырые джунгли. Ведь Черрапунджи — мокрейшее место в мире — находится в нескольких милях отсюда, в Ассаме. Подумать только, что в остальной части земного шара осадки меряют в сантиметрах и даже в миллиметрах. А в Черрапунджи за три месяца муссона на квадратный метр площади обрушивается столб в восемнадцать метров воды! Пенные потоки лавиной затопляют поля и селения в долинах. Это случается каждый год...

Нельзя не восхищаться мастерством индийских инженеров, которые, преодолев все трудности, пробили дорогу через этот ад. Ей постоянно угрожали оползни, пока тысячи рабочих вели стройку. Они и сейчас продолжают поддерживать ее в пригодном состоянии. Каждые тридцать километров мы встречали бригады, вручную перетаскивающие громадные обломки скал. Иногда куски скал рушились с откоса, и, переломанные как спички, деревья летели с их пути.

Я повидал много горных дорог, но ни одна не может сравниться с этой. Она обошлась в миллионы рупий и стоила нечеловеческих усилий.

Мы преодолели три перевала, обогнули насупленные необитаемые горы, покрытые девственными дубравами, и въехали на собственно Бутанское плато. Какое-то время мы еще следовали за причудливыми изгибами ледяной реки, сердито пенившейся вокруг валунов, как внезапно впереди показался первый дзонг. Как описать свои чувства в этот момент? До этого, несмотря на пересечение границы, я не ощущал реально, что нахожусь в Бутане. Теперь, увидя контуры крепости, я понял, что это так.

Голые стены, слегка отклоняющиеся назад, подымались как естественное продолжение скалы. Крепость-дзонг гордо царила над затянутой туманом долиной, словно молчаливый и грозный часовой Страны драконов грома.

«Обгоняя, ты приближаешь конец»; «Жизнь и так коротка, не укорачивай ее скоростью!» — две надписи на хинди украшали придорожный столб. Что они могли значить в краю, где на сто мулов вряд ли приходится один автомобиль?

Мы въехали в столицу Тхимпху. Чиновник, занимающийся королевскими гостями, осведомился, каков мой ранг. Я ответил нечто невразумительное: «Доктор этнографии».

Позолоченные молнии украшали стены в моей комнате. Удобная кровать, стулья и бюро, привезенные недавно, чувствовали себя неуютно в краю, где принято сидеть в позе лотоса, а ковры, расшитые драконами, служат общей постелью.

— Так... — протянул чиновник, когда я закончил свое жизнеописание.

И исчез на два дня.

Дом для гостей был пуст. Я решил разобрать свой багаж. Вот тибетская грамматика, весьма неточная карта Бутана, пара сапог для верховой езды, а вот и две чашки тончайшего севрского фарфора — подарок для короля. На стене чуть пониже портрета деда царствующего монарха висело волеизъявление его величества, запрещающее подачу спиртного во всех крепостях и домах для гостей его страны. Как хорошо, что я привез чайные чашки!

Я углубился в изучение карты. Бутан на ней имел форму рыбы. Страну пересекали шесть глубоких долин, разделенных хребтами; самый высокий перевал находился на высоте 4350 метров. Реки, бежавшие в этих ущельях, вытекали из-под вечных снегов на горных пиках.

Северный Бутан представляет собой сплошной горный массив с непокоренными вершинами, не нанесенными на карту.

На западе долина Вонг, в свою очередь, делилась на три отдельных ущелья — Ха, Паро и Тхимпху. Там, я знал, проходил обычный маршрут королевских гостей. Потом двинусь в долину Пунакха, где стоит бывшая столица, — туда дорога еще не добралась, пересеку Ринак (Черные горы), громадный хребет, разделяющий западный и восточный Бутан. В этих местах еще никому из чужеземцев не довелось путешествовать.

Падение со слона

Утром в понедельник я отправился к столичному дзонгу. Тхимпху был оживлен: двигались караваны, сновали в разные стороны монахи, солдаты, крестьяне. Все были одеты в доходившие до колен и перехваченные широким поясом кхо и пестрые чулки. Только цвета короткополых халатов были разные — у кого черные, у кого оливковые; у большинства они были в красную, желтую и ярко-зеленую полоску с белым рисунком.

Халаты и чулки придавали солдатам средневековый облик, контрастировавший с современными автоматами, которые они носили, небрежно закинув на плечо и нисколько не беспокоясь, в какую сторону направлен ствол.

Дзонг Тхимпху поистине необъятный комплекс. По размерам и внешнему рисунку его можно сравнить в Европе только с Эскориалом (1 Дворец, построенный Филиппом II недалеко от Мадрида. Резиденция испанских монархов.) в Испании. Это гигантский прямоугольник строгой тибетской архитектуры, с тремя бесконечными рядами окон, причем первый ряд поднят на девять метров над землей. Над стенами вздымаются мощные квадратные башни, увенчанные многоэтажными крышами. Если не считать дворец далай-ламы в Лхасе, то дзонги Тхимпху и Пунакхи, без сомнений, крупнейшие постройки Центральной Азии, а может, и всего Азиатского континента.

Громадный массив невозможно охватить целиком с одной точки. Тысячи рабочих с лопатами и корзинами, словно муравьи, копошились на платформе, откуда поднимается над рекой цитадель. Вода омывает подножие этой неприступной твердыни. Двое вооруженных караульных с белыми шарфами на шее стерегли главный портал из толстых колонн красного дерева, инкрустированных позолоченными фигурами вперемежку с другими буддийскими символами.

В дзонге проживают король, его двор, чиновники, служители, а также глава бутанской церкви и более тысячи монахов, в общей сложности две трети населения столицы. Женщинам не дозволяется оставаться на ночь в пределах гигантского святилища.

Бутан — религиозное государство. До 1933 года король делил власть с «воплощенным ламой», но и поныне настоятели монастырей сохранили за собой совещательный голос в решении важнейших государственных дел.

Каждый входящий в Тхимпху или любой из тридцати двух дзонгов страны обязан накинуть на плечи шаль. К сожалению, у меня ее не было.

Я ступил на двор, аккуратно вымощенный большими светло-серыми плитами. Молодые монахи сидели у подножия высокой учи, главной молельни крепости, подымавшейся на двадцать четыре метра посреди двора. Ее белый, ничем не украшенный фасад смотрел на долину рядами окон с бледно-голубыми, оранжевыми и красными наличниками.

Я засмотрелся на эту башню, как внезапно зазвенел колокольчик. Молодые монахи тут же вскочили и разбежались. Из угловой двери появился освещенный солнцем пожилой монах, за которым шествовала некая важная персона. Монах тряс колокольчиком в левой руке, а в правой был кнут, которым он грозно замахивался. Через секунду во дворе вообще не осталось ни души: послушникам не положено видеть своего наставника.

Я, не отрываясь, смотрел на кнут, ожидая, что вот-вот меня постигнет участь сэра Эшли Идена. Но нет, следом за персоной вышел камергер в белой шали с мечом на поясе, который проводил меня по лестнице ко входу во дворец. Он отодвинул занавес, скрывавший дверь, украшенную медной чеканкой» с изображением бутанского дракона, и ввел в приемную Дашо Дунчо, личного секретаря его величества.