Журнал «Вокруг Света» №05 за 1978 год
Шрифт:
Лагерь разбили на самом берегу залива. Яровиков и Князев уехали в ближайшее село проверить, какие удобрения вывозили на поля, не из-за этого ли погибла рыба? А мы — Черкашин, Виталий и я — стоим на берегу в желто-зеленых болотистых зарослях и медленно распутываем дель, пахнущую рыбой и водорослями. Поплавок ложится к поплавку, руки Владимира Николаевича привычно находят и быстро распутывают узел из тонких нитей, к которому мы с Виталием не знаем, как подступиться. Он помогает нам с улыбкой, без раздражения. В минуту короткого передыха оглянешься вокруг: впереди уже темнеющая вода, горбатый остров, синие сопки у дальней
— Отдыхать или работать? — спросил он у Черкашина, показывая на палатку.
— Работать.
— Вот и я хотел спросить, почему, однако, окуни всплывают? Большие и в язвах...
— Скоро узнаем. Для того и приехали.
— Ну, здоровья вам.
Виталий надул резиновую лодку, вставил весла и тихо погреб вдоль берега. Потом на весла сел отец. Я вижу, как они остановились и вместе ставят сеть. Наверно, в жизни Виталия много было таких дней, когда он работал вместе с отцом, но, даже если бы этот день был единственным, он, думается, остался бы в нем навсегда непреходящим чувством любви к природе...
Вечером, уже к костру, подъехали Яровиков и Князев. Георгий Георгиевич, казалось, осунулся за этот день, оброс черной щетиной, зеленые колючие глаза смотрели беспокойно.
— Никаких противопоказаний,— сказал он Владимиру Николаевичу и задумчиво уставился на огонь. Потом встрепенулся:
— А может, из озер занесли?
Помолчал, обдумывая свою мысль, потом объяснил мне:
— Понимаете, несколько лет назад мы завезли судака. Завезли с Урала и пустили в наши озера. Акклиматизация шла нормально. Правда, на одном из озер были случаи язвенной болезни. Может быть, через сети рыбаков эта болезнь попала в водохранилище и стала распространяться? Надо бы проверить и эту версию.
Разговор сам собой переключился на озера. Яровиков рассказал о судьбе одного из больших водоемов Хакасии — озере Черном. Еще несколько десятилетий назад в его водах водились окунь, щука, линь, золотой карась, хариус. Но вылов с каждым годом увеличивался, пахота подошла к озеру вплотную, на истоке ключа, впадающего в озеро, появилась ферма. Лес от берега отступил, поредел, его стали продувать ветра, исчезли крылатые насекомые — основная пища хариуса. Озеро обмелело, загрязнилось, вода застоялась, и, естественно, рыбы стало гораздо меньше. И вот институт Востоксибгипроводхоз разработал проект, предусматривающий пополнение озера из реки Белый Июс и строительство спускного пруда для выращивания молоди — от личинки до малька, чтобы потом по каналу рыба шла в озеро на нагул.
— Все это хорошо, — сказал кто-то из ребят, слушая Яровикова. — Но все-таки, чтобы оживить озеро, нужно еще и вернуть ключу, впадающему в озеро, его чистоту, восстановить леса на берегу и не вести промысел в течение двух-трех лет...
Мы проговорили у костра до поздней ночи. Ихтиологи рассказывали, где создаются прудовые хозяйства, какие озера готовят для промышленного рыболовства и где подрастает рыба для будущего Саянского моря. И от этого взгляда в завтра самим ихтиологам, как мне показалось, неожиданно значительными представились их сегодняшние заботы — мальки щуки, больные окуни, справки из сельхозуправления...
Сквозь пасмурную пелену рассвета вижу две фигуры в болотных сапогах. Черкашин с сыном. Они уже сняли сети и теперь несут их к тлеющему костру.
— Пора за работу, — сказал, подходя к костру, Яровиков. Он застегнул куртку на «молнию», надвинул поглубже шерстяную шапочку — ждет. Владимир Николаевич раскрывает деревянный сундучок, достает весы, пинцет, блокноты, карандаш. Смастерил из ящика стол, устроился поудобней и уже выхватывает первую рыбину из сонной серебристой груды. Весы, промеры длины, минута ожидания, пока Яровиков вспарывает рыбину и отделяет чешуйку для определения
возраста, несколько слов, сказанные друг другу, — и в блокнот с надписью «плотва» ложатся цифры 50 страниц блокнота — 50 обследованных рыб. Из сравнения записей нетрудно сделать выводы, как рыба растет, питается, развивается. Мелькают окуни с красными плавниками, плоские лещи и вдруг... Георгий Георгиевич берет в руки темное торпедное тело щуки:— Наша. Она пришла сюда в прошлом году... Пожалуй, заспиртуем как доказательство: прижилась.
И снова шлепается на весы рыба. Попадается и больная. Тогда Яровиков долго держит такого окуня в руках, внимательно рассматривает его:
— А может быть, это не болезнь, а «нерестовые отходы»?
Здесь ведь много рыбы собирается на нерест...
Но через минуту уже без тени сомнения говорит:
— Срочно вызываем ихтиопатолога из Красноярска. Это все домыслы. Нужно исследование.
Пробы с трех постов
Шофер вынес из машины небольшие ящички и, передавая их молодой женщине в белом халате, пошутил: «Возим ничто или нечто?» Нелли Михайловна Шкуратова, старший техник лаборатории химии атмосферы, принялась разбирать ящички. Она вытаскивала запечатанные и как будто пустые пробирки, рассматривала прикрепленные к ним бирки — номер поста, день, час — и передавала их женщинам в белых халатах.
Заметались стрелки приборов, забурлила в стеклянных трубках жидкость. «Пустота», «ничто» явно превращалось в «нечто»: в записях химиков появились проценты содержания окиси углерода, двуокиси серы, пыли...
— Пока мы делаем несложные, самые необходимые анализы. Берем пробы четыре раза в сутки в трех точках Абакана — с трех постов... — Нелли Михайловна занималась своим делом и попутно рассказывала: — Лаборатория наша еще очень молодая, но со временем будем анализировать абаканский воздух по более сложным параметрам.
Я слушала ее неторопливый голос, наблюдала за спокойными движениями сидящих за приборами женщин, зная уже, что от их будничной работы тянется нить к серьезным выводам...
Данные лаборатории уходят в Красноярск, в Ленинград — на долгое хранение. Они нужны для сравнения, для решения вопросов перспективного строительства. Они очень нужны и сегодня. Результаты анализов показывают, что воздух Абаканского промышленного узла потерял свою степную чистоту. Потерял в основном из-за пыли и сажи отопительных котельных.
В постановлении Хакасского обкома партии и облисполкома «О мерах по улучшению в 1976—1980 годах охраны воздушного, водного бассейнов и почв Хакасской автономной области» предусматривается кардинальное решение «воздушной» проблемы — ликвидация мелких котельных в связи с вводом в эксплуатацию ТЭЦ вагоностроительного завода.
Возможно, со временем надобность в лабораториях химии атмосферы почувствует и Минусинск, и Саяногорск. Но существенно то, что СаАЗ возводится сегодня с мыслью о будущем Саяногорска, Енисея и окружающих степей. Завод строят далеко за городом, на каменистых, неплодородных землях, с учетом, конечно, розы ветров. Мощные очистные сооружения, замкнутый цикл водооборота, стометровая труба, выводящая остатки высоко в атмосферу, — все это предусмотрено проектировщиками. Зеленая зона отделит город от комбината, она возникнет и на енисейских островах, куда со временем перекинут мост. Будущий зеленый пояс Саяногорска — часть большого проекта, разработанного институтом Ленгипрогор для развивающихся городов Саянского комплекса. Проект предусматривает формирование наиболее удобной системы расселения и охрану окружающей среды. Основываясь на этих данных, можно увидеть, какими эти земли будут завтра: вырастет несколько новых городов, очень многие села и поселки сомкнутся с городами, два миллиона гектаров будет отдано пригородным зонам. Сосновые боры на берегах Енисея, леса и озера горнотаежной зоны сохранятся как резерваты нетронутой природы.