Журнал «Вокруг Света» №06 за 1983 год

Два фрегата, «Эгль» и «Мари», под командованием Жана Батиста Буве де Лозье, капитана судна Ост-Индской компании, 19 июля 1738 года вышли из французского порта Брест для открытия новых земель, и в частности Южного материка. Долго дожидался Буве де Лозье своего часа. И, полный самых радужных надежд, уверенно вел отряд в океанские просторы.

В середине декабря путь фрегатам преградили сильный шторм, встречный ветер, ледовые поля. Капитан «Мари» повернул обратно. Но «Эгль» под командованием Буве де Лозье бросил вызов непогоде и пошел вперед. Третьего января раздался радостный крик: «Земля!»

В своем отчете капитан Буве сообщал: «3 января 1739 года нам удалось наверстать потерянное в предыдущие дни, и около четырех часов дня, когда видимость несколько улучшилась, мы ясно различили землю; берег, скалистый на всем протяжении, образовывал несколько изгибов; вершины гор были покрыты снегом; склоны казались поросшими лесом». Землю он назвал Сирконсизьон. Попытки высадиться на нее не увенчались успехом — со всех сторон она оказалась окруженной толстым ледяным панцирем. Тем не менее Буве был твердо уверен, что перед ним один из мысов Южного материка.

На родине Буве де Лозье открытие капитана оказалось никому не нужным. Ведь оно не принесло золота, драгоценностей или пряностей. Научные результаты, географические открытия в стране, где превыше всего ценилось обогащение, сразу же были забыты. Лишь через тридцать лет к документам капитана Буве обратился Джеймс Кук. Он тщательно изучил их и использовал в последующих плаваниях.

Мы намеревались обойти остров Буве с востока и юга. Но шторм вынудил изменить курс, пришлось пройти с севера и запада, как раз мимо мыса, носящего теперь имя, данное когда-то французским мореплавателем всему кусочку суши.

Расчеты всех постов на местах. Группа координирования под началом Юрия Янголенко по космическим навигационным системам обеспечивала точность пути. Ходовая вахта во главе с Александром Кудиновым четко выдерживала курс и скорость. Намеченные замеры приготовилась выполнять лоцийно-навигационная партия...

Первым «увидел» остров, пробившийся крохотной светящейся на экране радиолокатора точкой, Гаррий Ткачук. Сняв координаты, он доложил:

— Вероятно, остров нанесен на карту с ошибкой. — Сомнений насчет точности приборов он никаких не высказал.

Скоро сработали остальные расчеты, и стало окончательно ясно: остров Буве значился на картах с географической ошибкой в 3333,6 метра. Для нашего точного века — существенная погрешность. О поправке тут же оповестили соответствующие научные центры, и суда всех стран отныне станут более точно определять свое положение, оказавшись поблизости от острова.

Назавтра ветер усилился до двадцати двух метров в секунду. Разыгрался восьмибалльный шторм, но и теперь, казалось бы, в неблагоприятнейших условиях, ни на минуту не останавливалось дело в корабельных лабораториях. Более того, именно в эти часы геофизики открыли неведомую подводную гору.

На гидрографической вахте Михаила Хмельницкого все текло своим чередом. Приборы отмечали ровное, как стол, дно. Глубина фиксировалась все та же, океанская — более 4500 метров. И вдруг на самописце эхолота кривая рельефа резко подскочила вверх. Лаборатории и ходовая вахта немедленно подключились к анализу этого феномена.

Тщательный анализ карт показал, что никаких поднятий дна в этом районе быть не должно. Чем же объяснить аномалию? Оставалось одно — исследование на обширной площади. И вот, невзирая на шторм, судно делает галс за галсом, прощупывая каждый метр океанского дна. Так была обнаружена подводная гора высотой 2250 метров. Перенеси ее в самое глубокое место Черного моря, вершина выскочит на поверхность...

По доброй традиции первооткрывателю-имениннику Михаилу Хмельницкому был вручен наградной шашлык, который постарался изготовить старший кок Александр Окропилашвили. Конечно, не забыли объявить и конкурс на лучшее название безымянной горы (Позднее ее назвали Черноморская.).

...Восьмого января вошли в ледяные шестидесятые. Появились айсберги, могучим видом которых участники экспедиции не уставали восхищаться. Но спустя малое время ледяные острова двинулись сплошной чередой. И вот теперь внешний вид их уже не вызывал былого восторга. Вахтенному сигнальщику приходилось особо внимательно всматриваться в даль, докладывая о каждом появившемся айсберге.

В это напряженное время жаркая и кропотливая работа шла в гидрометеорологическом отряде. Анализировались карты погоды, полученные с разных концов земли, их пытались увязать с данными космического снимка, присланными по «Метеору». И картина выходила такая: мы вполне можем выйти в точку, где Фаддей Беллинсгаузен и Михаил Лазарев открыли Антарктиду. А затем, если повезет, пройти и южнее.

Конечно, побережье Антарктиды в районе нашего подхода то и дело меняется — здешний шельфовый ледник верен своему... непостоянству. Потому-то специалисты вновь засели за анализ карт и лоций. В них отмечалось, что шельфовый ледник Беллинсгаузена «...выступает на 65 миль к N от кромки прибрежного шельфового ледника непосредственно к W от меридиана 0°; ширина его 60 миль у основания и 30 — у северной кромки. Ледник находится на плаву; глубины вдоль восточной и западной кромок резко уменьшаются от 3000 до 300 метров в направлении с севера на юг. Уклон дна в районе ледника около 10°. Здесь наблюдается много беспорядочно теснящихся айсбергов, выносимых течением от берега».

Итак, становилось ясно — подход к шельфовому леднику весьма и весьма затруднителен — кругом панцирь полей и караваны айсбергов. Наш «Адмирал Владимирский» — судно океанографическое, не ледокол, а потому возможности его небеспредельны. Но столь великое и дерзкое желание заглянуть за горизонт овладело нами, что в ночь с 9 на 10 января мы сделали первую попытку...

С погодой, признаться, нам повезло больше, чем первооткрывателям. Ветер совсем стих. «Адмирал Владимирский» споро шел на юг. В 00 часов появились первые льдины. Но чем дальше, тем их становилось все больше и больше.

Ход корабля уменьшили до самого малого. Уже несколько раз борта вздрагивали от ударов массивных льдин. В носовом трюме постоянно несла вахту аварийная команда — на случай, если какой-то осколок панциря Антарктиды окажется все-таки крепче корпуса. Аварийный лес, пластыри, пакля — все было наготове. А лед становился все сплоченнее, монолитнее. И в конце концов достиг крепости 7—8 баллов. Вперед уже нашему кораблю никак не продвинуться. Медленно развернувшись, мы легли на обратный курс. Этим первая попытка и завершилась.

В девять часов утра 10 января льды остались за кормой. Но вот вахтенный метеоролог Александр Кузьмин принес космический снимок — на нем едва заметно просматривалась тоненькая полоска чистой воды, вроде речки среди сплошного льда. Уточнить ее местоположение, ширину и направление отправляется экипаж вертолета, возглавляемый командиром отряда Виктором Лебедем.

Все быстрей и быстрей вращаются, отливая серебром на летнем антарктическом солнце, лопасти верткой машины. Запрошено разрешение, получено «добро» на взлет. Легко взмывает в небо бело-красная «стрекоза». Все вышли на верхнюю палубу — с нетерпением и надеждой ждут ее возвращения.