Журнал «Вокруг Света» №08 за 1988 год
Шрифт:
Мы сидели в огромной кухне, попивали пиво из холодильника и ждали ужин. И пошли морские рассказы, рассказы о зимовках. Как ни удивительно, а именно это, а не золотые денечки на теплых пляжах и веселые гулянки вспоминаются, когда оглядываешься назад.
— Послушай, Дасти, у меня возникло от прошлой зимовки и от общения с американцами здесь, в Штатах, такое чувство, что вы, как нация, считаете, что многое, к чему в других странах тщательно готовятся,— можно делать сразу, наобум, учиться в процессе дела. Например, полярные летчики у нас — это профессионалы Севера, то же касается и остального состава зимовок. Из обслуживающего персонала — все, кто у нас зимовал,— работали перед этим где-нибудь в подобных трудных местах. А у вас приезжает новая смена зимовать в Антарктиду — и оказывается, что никто из ее членов
— Это точно. Мы считаем, что главное в человеке — способность здраво мыслить и умение приспособиться к любым условиям. Все люди обладают этими качествами. Поэтому им можно поручить любую работу. Первые пару дней они будут делать ошибки, а потом научатся. Но, к сожалению, наше военное начальство чересчур придерживается этой гипотезы.
И Дасти рассказал, как он однажды, по приказу начальства, стал капитаном морского судна, танкера, полного авиационным бензином, который надо было доставить из Калифорнии ни много ни мало как в Антарктиду. Так получалось, что легкая, поршневая, авиация американцев в Антарктиде осталась без горючего. Командир вызвал Дасти и угрюмо спросил, командовал ли он когда-нибудь чем-нибудь плавающим, хотя бы катером.
— Нет, сэр,— сказал Дасти,— я только летал над морем, ведь я же летчик.
— Я так и знал, но ничего,— сказал командир,— научитесь.
— А ведь доплыли,— продолжал Дасти.— И ты знаешь, как нас встретили в Антарктиде? Конечно, первыми к нам прибежали пингвины. А между ними какой-то шутник, из таких же, как мы, американских военных, воткнул в снег большую фанерку, на которой было написано: «Янки, убирайтесь домой!»
Мы замолчали. В огромном доме-дворце было так тихо. И тут зазвонил телефон. Это был Рик, Ричард, младший сын и основная забота Дасти. Рик хорошо учился в школе, любил и знал радио и поступил в колледж инженеров по электронике. Но проучился лишь два года и бросил. И сколько Дасти ни уговаривал его доучиться, сколько ни объяснял, что без диплома Рик будет всегда лишь техником, Рик начал работать в одном, потом в другом, потом в третьем месте. Узнав, что я здесь, он довольно быстро приехал к нам.
Рик, по-видимому, то, что называется настоящий американец. В детстве и юношей научился чинить автомашины и почти любую электронику. А то, что бросил учебу, чтобы сначала «найти себя», просто типично. Ведь кругом висят объявления примерно такого содержания: «Хочешь разбогатеть? Хочешь через два года иметь сто тысяч? Это очень просто. Ведь наверняка есть что-то, что ты можешь делать лучше всех людей на земле. Ты только должен найти это «что-то» в себе. И мы поможем тебе сделать это». Дальше, к сожалению, следует стандартное «позолоти ручку...».
— Я уже основал шесть компаний,— говорит Рик гордо.— Правда, все шесть обанкротились,— добавляет он.— Но у меня есть идейка...
— Рик, как тебе удается сохранить свое имущество при банкротствах?
— О! — смеется Рик.— Сейчас это очень просто. Сейчас, если твоя компания обанкротилась, то есть объявила себя банкротом, а ты ее президент, все имущество компании отбирается, все деньги компании, которые у тебя, как у президента, хранились, пропадают, но твое личное имущество — дом, машина, обстановка дОма, телевизор, личные сбережения — остается. Считается, что тебя нельзя загонять в угол...
Рик в данный момент работал в компании, которая занимается очисткой воды, и считал, что даже дистиллированная вода недостаточно чиста и поэтому вредна для человека. Вода двойной перегонки лучше, но тоже недостаточно чиста. Вода из обычных водопроводов просто вредна, потому что она, по его мнению, канцерогенна.
— Но все же ты пьешь ее! — сказал я.
— Нет,— удивил Рик.— Разве ты не знаешь, что в супермаркетах продают дистиллированную воду по доллару за галлон? А ведь человеку собственно для питья надо совсем немного. Я пью только дистиллированную воду. Но я научился дешево делать воду во много раз более чистую. Когда я начну ее продавать, люди будут пить только ее. И я буду богатым...
Люди будут брать с собой в лес или горы не только консервы, но и мою воду в консервных банках. А обычная дистиллированная вода будет казаться им слишком грязной. Скоро, скоро я создам еще одну компанию. Ведь это так легко.
Ты печатаешь тысячу бумажек — и это твои акции. Ты делаешь рекламу тому, что ты хочешь делать. И если ты убеждаешь, находится тысяча людей, которые покупают их у тебя по десятке в надежде, что они будут стоить потом много дороже. Ведь в Америке на каждого изобретателя с сумасшедшей идеей найдется хотя бы несколько сумасшедших, которые готовы для воплощения этой идеи дать деньги. Хотя бы чтобы заработать. Правда, статистика говорит, что девяносто пять процентов новых компаний быстро, через год — как только кончается период получения ими денег в виде кредита или от продажи новых акций под радужные обещания,— становятся банкротами, и бумаги, которые ты продал, вместо десяти долларов стоят три-пять центов или совсем ничего,— говорит Рик.— Но это никого не останавливает,— продолжает он весело...На другое утро я улетел и больше не видел своего старого друга из Боулдера.
Игорь Зотиков
Полсотни метров до «Нахимова»
Круторогая с холодной зеленью волна разбивается на мелкие брызги о боны, которыми огорожено место гибели теплохода «Адмирал Нахимов». Даже сейчас, ровно год спустя, это место пугает. Опускаться под воду, в темнеющую бездну, жутковато. Но еще в Москве на Центрнаучфильме летом 1987 года, собираясь на съемки научно-популярного фильма «Зов глубины», мы твердо решили, что обязательно погрузимся на «Нахимов» и отснимем первый пробный материал для будущего документального фильма «Новороссийская трагедия».
«Нахимов» лежит на глубине, в нескольких милях от берега, напротив мыса Дооб. Ровно год назад об этом мысе знали только пограничники да маячники. Сегодня он известен многим. На мысе установлен памятник. Семь труб органа олицетворяют как бы вырывающиеся из глубины вод звуки реквиема. На центральной колонне — часы с теплохода «Нахимов». Стрелки остановились на 23 часах 15 минутах. Это подлинное время трагедии.
Под воду на первый спуск идем втроем. Со мной осветитель-подводник Николай Лобанёв и инженер-подводник Леонид Максименко. Нам предстоит проверить, осуществимы ли подводные съемки на глубине, на которой у нас в стране не снимала еще ни одна киностудия. И убедиться, что на этой глубине наша аппаратура выдержит давление воды. И определить, хватит ли чувствительности нашей самой высокочувствительной пленки для проведения киносъемок. К тому же для нас самих, привыкших работать на глубинах от трех до пятнадцати метров, не более, надо было выработать методику погружений, чтобы соблюсти технику безопасности. Мы хорошо помнили, что после новороссийской трагедии во время поисково-спасательных работ два водолаза погибли и пятеро получили кессонную болезнь.
На первый пробный спуск идем без кинокамеры. В руках у нас только два автономных осветительных прибора да подводный экспонометр. На шее у меня болтается небольшой самодельный фотобокс.
Последняя проверка снаряжения в воде, и мы ныряем друг за другом. Идем на глубину, стараясь придерживаться капронового фала, проведенного от самой высокой точки на «Нахимове» — от капитанской рубки — до плавающего на поверхности буйка. Его провели еще в 86-м году военные водолазы.
Изо всех сил работаем ластами, но спуск идет медленно. Мешает встречное течение. К тому же в воде полно мелких водорослей — они ухудшают видимость. Чтобы преодолеть течение, я хватаюсь за фал и начинаю перебирать руками, пытаясь ускорить погружение, но за год фал так оброс жесткими и острыми как бритва балянусами, что на моих голых ладонях тут же выступает кровь. И мы снова налегаем на ласты.
Стрелка моего глубиномера показала 26 метров, когда неожиданно перед глазами выросла бурая груда металла. Как выяснилось, это была верхняя шлюпочная палуба «Адмирала Нахимова». Обросшая ракушками и водорослями, она не походила на ту выкрашенную белой масляной краской палубу, которую мы видели на видеоэкране в Прокуратуре РСФСР перед отъездом.
Съемки делали специалисты Южморгео подводной видеокамерой сразу после трагедии. Прошел всего год, но судно обросло так, что казалось, оно лежит на дне целую вечность...