Журнал «Вокруг Света» №08 за 2006 год
Шрифт:
Частная собственность в Китае возникла без приватизации государственной, как это произошло в России. На собственные средства предприятия создавали разбогатевшие крестьяне, торговцы, ремесленники, партийные и правительственные чиновники, оставлявшие посты и «пускавшиеся в плавание» по морю бизнеса, не теряя при этом полезных связей с коллегами, оставшимися во власти. Это, в свою очередь, породило коррупцию, которая в Китае вопреки распространенному у нас «завистливому» мнению не намного меньше, чем в России. Не будем забывать, что около трети предпринимателей — члены КПК.
Подавляющее большинство частных фирм в Поднебесной XXI века — мелкие или средние (крупных совсем немного). Ни одну из них не назовешь особенно богатой, но именно благодаря массовости они играют столь важную роль в китайском экономическом чуде. С 1989 по 2003 год число таких «малых да удалых» предприятий выросло с 91 тысячи до трех миллионов — в 33 раза; численность занятых на них работников возросла в 24 раза, а стоимость продукции — в 196 раз.
Частный капитал доминирует в трудоемких отраслях, где создает рабочие места, столь необходимые перенаселенному Срединному государству. На его счету больше 70% китайской пищи и китайской бумаги, больше 80% китайской одежды, обуви, пластмассы и металла, 90% китайских лесоматериалов и мебели и, конечно, основная
В последнее время частники начинают внедряться и в тяжелую промышленность, и в коммунальное обслуживание, и даже в традиционно идеологическую сферу — киноиндустрию. В одном только 2003 году на деньги независимых инвесторов было снято 96 из 140 фильмов. Именно дальневосточные бизнесмены позволили «красться тигру», «таиться дракону» и демонстрировать чудеса владения мечом «Герою».
Во всем этом нет ничего удивительного, тем более что правительство теперь сознательно проводит курс на сокращение удельного веса госсектора в экономике. Согласно принятому плану в конечном результате государственными должны остаться менее трети крупных предприятий (50 из 190), включая только особенно важные для национальной безопасности и жизнеобеспечения страны. Остальные акционируются, причем с активным привлечением не только местных, но и иностранных инвестиций.
Изнанка чуда: о людях, лопатах, городе и деревне
Экономические достижения и стремительный прорыв на международной арене, о которых идет речь в основной статье, позволили Китаю за последнюю четверть века несколько улучшить жизнь народа и сохранить социальную стабильность. Но в целом социальное развитие Китая существенно уступает его экономическим достижениям. В последнее время все чаще говорят, что социальная справедливость приносится в жертву экономической целесообразности, ведь ни для кого не секрет, что у всякой реформы есть обратная сторона. Одно из самых «уравнительских» в мире обществ стало сегодня, напротив, одним из наиболее контрастных: рост экономики сопровождается быстрым социальным расслоением. Доходы 10% самых богатых китайцев превышают заработки 10% беднейших в 8 раз, 20% семей владеют 60—80% всех финансовых сбережений в стране. Срединное государство близко в этом плане к современной России и, увы, сильно уступает Западу. Есть тому и объективные причины: нелегко обеспечить занятость огромной массы трудоспособных людей — особенно много избыточной рабочей силы в деревне. Для смягчения безработицы правительство стремится развивать трудоемкие отрасли, но тут возникает противоречие: такое использование трудовых ресурсов плохо согласуется с повышением эффективности и конкурентоспособности Китая на мировой арене. Приходится выбирать: либо прогрессивно применять, скажем, экскаваторы, либо заменить их двумя сотнями чернорабочих с лопатами. И дело не в том, что в Китае нет экскаваторов. Есть и много — без этого они не справились бы, скажем, с гигантскими гидротехническими строительными проектами. Дело в том, что неизбежный технический прогресс в промышленном производстве, рост капиталоемких, а не трудоемких производств снижают возможности промышленности, мешает трудоустраивать огромное количество людей, нуждающихся в работе. Посмотрим на цифры. Сейчас увеличение ВВП всего лишь на 1% позволяет трудоустроить только 8 миллионов человек, тогда как в 80-е годы прошлого века работу получили бы втрое больше людей. Чтобы повысить эффективность государственных предприятий, с них увольняют десятки миллионов людей, которые ищут новую работу в частном секторе или организуют индивидуальный бизнес. За последние годы с госпредприятий в статусе «сяган» (эти работники сохраняют определенную связь с родным предприятием и не считаются безработными) уволили 27 миллионов человек, из которых 18 уже нашли новую работу. Но уже в 2004 году из 75 миллионов человек, работавших на госпредприятиях, осталось 40. Засилье традиционного мелкокрестьянского хозяйства приводит к тому, что деревня отстает от города все сильнее. В 1997—2003 годах средние доходы селян увеличивались лишь на 4% в год, в то время как у горожан — на 8%. Вдобавок к этому деревенские жители, в отличие от своих урбанизированных соотечественников, совершенно не охвачены государственным страхованием. Номинальные доходы на душу городского и сельского населения различаются более чем в 3 раза, а с учетом скрытых доходов и социальных льгот для первой категории — в 6 раз. Столь большого разрыва не знает ни одна другая страна мира. Деревня, где сосредоточено две трети населения страны (а это ни много ни мало миллиард человек!), потребляет лишь треть товаров розничной торговли. В рационе питания крестьянина по-прежнему главное место занимает зерно, зато горожане, покупающие его в 3 раза меньше, съедают значительно больше мяса. Те же пороки у здравоохранения и образования. Главной медицинской фигурой на селе по-прежнему остается не имеющий диплома о высшем образовании «босоногий врач». Лишены стационарной помощи деревенские старики. Подавляющее большинство крестьянских детей рождаются не в больнице, а дома и учатся потом только в начальной школе. Соответственно, снижаются шансы этих граждан на дальнейшее квалифицированное трудоустройство в городах, хотя они все равно толпами устремляются туда (около 100 миллионов в год!). Разумеется, там пришлым достается самая черная и грабительски оплачиваемая поденка: даже по официальным (не всегда точным) данным, среднемесячный доход рабочего, выходца из крестьян, в 2002 году составил 466 юаней (60 долларов). Это вдвое меньше, чем получает горожанин, занятый аналогичным трудом, как правило, строительством. В этой сфере «деревенского молодняка» больше всего: архитектурный бум, охвативший Китай в последние годы, можно сказать, его рук дело. Чрезмерно возросшая стоимость образования, здравоохранения, жилья становится непосильной для подавляющего большинства китайцев. Система пенсионного страхования по старости охватывает только 160 миллионов человек — менее половины общего числа горожан, что значительно ниже среднемирового уровня. Еще меньше охват страхованием по болезни — 133 миллиона человек, и по безработице — 105 миллионов человек.
В деревне социальное страхование практически отсутствует. А ведь наличие этих краеугольных камней контролируемого гражданского общества — обязательное условие эволюции рыночной экономики. Конечно, титанический масштаб задачи, стоящей перед правительством Китая, очевиден даже самому неподготовленному наблюдателю. Но без социальных реформ рыночные меры начнут пробуксовывать раньше, чем Китай наконец «догонит и перегонит Америку». Динамичной, поигрывающей мускулами державе необходимо менять взгляд не только на собственных граждан, но и на родную землю. Возможно, в мире нет больше места, где сложилась столь же скверная экологическая обстановка, как в Китае. Вредное воздействие на окружающую среду постоянно увеличивается. Из-за колоссальных объемов выброса сернистого газа в атмосферу вследствие сжигания каменного угля — главного топлива в стране — более чем в половине китайских городов выпадают кислотные дожди. Серьезно загрязнены многие реки и озера. Вот еще пример: в 1998 году произошел мощнейший разлив Янцзы. Эксперты давно предупреждали об огромной опасности, нависшей над жителями приречных регионов. Тысячи человек погибли — и жертвы самой стихии, и те, кто пытался их спасти… Но виновата в трагедии была не только великая река — часть вины за гигантское стихийное бедствие лежала на недостатках природоохранной политики государства. К тому же из более 80 000 китайских дамб четверть больших и две пятых малых — «проблемные». Попросту говоря, разрушаются. Отсюда недалеко до трагедии. Власти осознают опасность, и для борьбы с ней на Янцзы сооружается самый большой в мире гидротехнический комплекс «Санься» («Три ущелья»), призванный в том числе регулировать сток Янцзы. Но следует взглянуть правде в глаза: Китай вступил в XXI век с довольно низким «запасом прочности». Если политика правительства в отношении защиты окружающей среды не изменится, к 2010 году загрязнение воздуха возрастет на 39%, а выбросы сернистого ангидрида и окиси азота в сравнении с нынешним периодом удвоятся. Не лучше будет обстоять дело и с автомобильными выхлопами: к 2010 году прогнозируется увеличение их объема в 3,4 раза по сравнению с современным. Получается парадокс: период между 1990 и 2010 годами ученые в один голос называют «золотым веком роста китайской экономики», а между тем состояние окружающей среды, которое считается одной из основных характеристик развития хозяйства, оставляет желать много лучшего. Старинная китайская поговорка гласит: «Тот, кто не озабочен отдаленными опасностями, неизбежно встретится с ними в настоящем», и Срединному государству, как, впрочем, и многим другим развивающимся странам, похоже, их не избежать.
В спецзону, под пальму
Если рыночные реформы естественным образом влекли за собой разрыв с централизованной экономикой, то курс на открытость подрывал традиционную замкнутость, которая веками отгораживала Китай от внешнего мира. Двигаться в этом направлении страну побуждало успешное развитие соседних восточноазиатских стран, прежде всего «четырех малых драконов». Не будем забывать, что два из них — Гонконг и Тайвань — политически и исторически составляют часть Китая, Сингапур очень тесно связан с ним этнически, а Южная Корея — его «сестра» во конфуцианстве.
Все началось в августе 1980 года, когда на южном побережье были созданы четыре специальные экономические зоны (СЭЗ): две в провинции Гуандун (Шэньчжэнь и Чжухай) и две в Фуцзяни (Шаньтоу и Сямэнь). С инициативой их учреждения выступили гуандунские чиновники, которые просто не могли больше делать вид, что не замечают разительных отличий в уровне жизни между подведомственными им землями и сопредельным Гонконгом. Рассказывают, что последней каплей стал визит государственной делегации в небольшую деревушку Лофанцунь на берегу речки, отделяющей КНР от материковой части этой арендованной британцами территории. Выяснилось, что доходы крестьян на китайской стороне в 100 раз меньше, чем у жителей селения с тем же названием — на противоположной.
Свежесозданные спецзоны оправдали себя. Они привлекли капиталы диаспор, никогда не порывавших с отечеством в эмигрантском далеке. Зарубежные китайцы-хуацяо принялись энергично вкладывать средства в предприятия, производившие товары для экспорта. Со своей стороны власти предупредительно создали выгодные условия иностранным инвесторам: разрешили им брать в аренду земли для строительства, скажем, заводов — на целых 50 лет по крайне низким ставкам. И налогом на прибыль их обложили минимальным: всего 12% против гонконгских 17,5.
Биржевикам в деловом центре Шанхая Пудуне хватает забот: в декабре 2001 года после 15-летних переговоров Китай вступил в ВТО
Еще через пять лет, в 1985 году, привилегии небольших по площади СЭЗ распространились на обширные земли в дельтах рек Янцзы и Чжуцзян, а также на юге провинции Фуцзянь. Эмигрантам предоставили новые льготы: их концессии на три года полностью освободили от подоходного налога, а в следующие четыре они уплачивали его лишь наполовину. Именно с тех пор обозначилась последовательная политика по привлечению как можно большего числа инвестиций из-за рубежа. Даже законодательство подгоняется под эту цель. Например, после вступления в ВТО вопреки правилам этой организации Пекин продолжает предоставлять иностранцам больше преимуществ, чем собственным производителям.
В апреле 1988 года самой большой СЭЗ стал остров Хайнань у южных берегов страны. Теперь на этом лучшем тропическом курорте КНР с его прославленными бухтами Дадунхай, Ялунвань и Санья, где, как в каком-нибудь Шанхае, быстро вырос «лес» пятизвездочных отелей вроде «Шератона», «Хилтона» и «Марриотта», турист из центральных областей Поднебесной с энтузиазмом учится отдыхать, а также общаться с иностранными собратьями, которых он раньше, вероятно, и не видел.
Быстрое развитие туризма как нельзя лучше свидетельствует об успехе китайского курса на «открытость». Скажем, после того как атипичная пневмония, обрушившаяся на Китай, несколько ослабила хватку, страну за один лишь 2005 год посетили 120 миллионов гостей. Стоило ВОЗ исключить Поднебесную из списка государств, представляющих опасность для здоровья, — и толпы желающих купить майку с надписью «Я забрался на Великую стену», проплыть по Янцзы, погреться на Хайнане или заглянуть в глаза глиняным солдатам первого императора династии Цинь в раскопе под Сианью, вновь устремились по знаменитым маршрутам. Почти 30 миллиардов долларов принесла стране их любознательность. По некоторым оценкам, в 2020 году Китай станет лидером в области международных путешествий. Можно представить себе, какая будет «давка» в этой и без того самой населенной стране на свете. Или к тому времени уже не будет?
Сколько в Китае китайцев?
Исторически Срединная империя «регулировала» гигантское население то мором, то войной, то голодом, то наводнением. Тем и спасалась: ведь китайцы, вероятно, самая чадолюбивая в мире нация. Кроме того, и деваться им некуда — одного ребенка для ведения хозяйства всегда оказывалось мало (да и где гарантия, что вместо полезных мальчиков не пойдут в семье чередой обременительные девочки, которых надо будет потом выдавать замуж?).