Журнал «Вокруг Света» №09 за 1971 год
Шрифт:
Физические тренировки — ведь это далеко-далеко не все. Важно твое душевное состояние.
Расскажу о двух случаях, чтобы вы поняли, что это не просто слова. В 1968 году я готовился побить мировой рекорд — достигнуть глубины семидесяти метров. В те месяцы, когда я готовился к погружению, у меня были сложные финансовые и домашние обстоятельства. Меня терзали репортеры, всякая падкая на сенсацию шушера, меня рвали на части, и я стремился (это проклятое тщеславие!) понравиться и ублаготворить всех...
Настал день погружения. Последний диалог с репортерами: «Как вы себя чувствуете?» — «О, прекрасно».
...И в это мгновение я вдруг понял, что лгу
Эти доли мгновения никто, конечно, не заметил. Но они были со мной, когда я нырнул.
Я достиг семидесяти метров, побив мировой рекорд американца Крофта. Но на поверхность выбирался уже из последних сил: в какое-то мгновение я почувствовал, что теряю сознание. Я нарушил главную заповедь ныряльщика — не лгать самому себе, не насиловать себя. И чуть было не поплатился за это.
Последний свой рекорд я ставил в Японии. Полтора месяца я жил в одном буддийском монастыре. Человек я не религиозный, и монастырь как жилье привлек меня своей тишиной, недосягаемостью для репортеров и всяческой суеты, возможностью быть одному столько и тогда, сколько и когда хочется. Монахи, у которых я нашел приют, исповедовали так называемый дзен-буддизм — одну из разновидностей буддизма. Премудрости этого вероучения я так и не понял. И дело не только в том, что духовные ценности, создававшиеся веками, за полтора месяца осознать невозможно. Я почувствовал, что дзен-буддизм совершенно недоступен мне, полярно отличен от моего мировосприятия. И неожиданно, в какой-то момент, это чувство стало для меня сродни моему отношению к морю — таинственному, недоступному, которое мне, чужеземцу, открывается лишь на какие-то десятки метров и несколько минут.
— Иначе говоря, ваша психика, если так можно сказать, начала тренироваться на встречу с неизведанным?
— Не совсем так. Семьдесят шесть метров или семьдесят — разница количественная, а не качественная. Это скорее новый рубеж физиологический, нежели психический. Но это ощущение помогло предстартовому психологическому расслаблению. Воображение стало раскованным, а мысли о предстоящем испытании — легкими, радостными.
И когда я шел в глубину, со мной был не страх, как во Флориде, но именно эта легкая, пьянящая радость.
Я вынырнул, что называется, с запасом. Смешно вспоминать, но чтобы отдалить мгновение расставания с морем, я нарочно задержался у самой поверхности, подняв из воды руку с флажком, на котором была цифра «семьдесят шесть». Чтобы там, на берегу, не волновались.
Как вы понимаете, я не призываю ныряльщиков перед ответственными погружениями идти в монастыри. Я только хочу сказать, что психологический тренаж столь же важен, как и физический.
— Расскажите о самих погружениях. Как они происходят, что вы чувствуете?
— Кроме физической подготовленности, духовной собранности, многое еще зависит от техники. Сам я погружаюсь без всякой техники, если не считать носового зажима и подводных очков. Но ныряльщика должен увлекать груз. Груз скользит по канату, вдоль которого движется сам ныряльщик. И тут начинаются трудности.
Семьдесят шесть метров — это примерно высота двадцати двух этажей. У поверхности моря на человека давит одна атмосфера, на глубине семидесяти шести метров — почти
восемь. Кессонная болезнь нам не грозит, мы дышим только тем воздухом, который в легких. Но уши приходится беречь.Короче, чтобы организм успел приспособиться, спуск не должен быть слишком быстрым. А груз увлекает человека как камень. Приходится снабжать его тормозным устройством. Вот это, поверьте мне, не просто — изобрести такое устройство, чтобы груз не рвал тебя в глубину, но и не стопорил погружения. И если бы тут конструкторы не добились успеха, то не было бы никаких семидесяти шести метров.
А само погружение происходит так. Сначала опускается мерный канат и в глубину идут ассистенты с аквалангами. Это мои помощники, мои судьи, мои, в случае чего, спасатели. Глубоководное ныряние — коллективное дело, одиночка здесь ничего не добьется. Последние две-три минуты перед нырком важно настроить дыхание и всего себя. В эти минуты я люблю смотреть на облака в небе... А потом вниз, вниз! Вода темнеет, я вижу уже другие облака — клубы пузырьков, которые вырываются из аквалангов моих друзей.
Достиг предела, снял с каната табличку, указывающую глубину (ими размечены все последние метры). Теперь по канату вверх... Будешь подниматься медленно — дыхания не хватит; слишком быстро тоже нельзя — надо считаться с организмом, который высвобождается из условий глубоководного давления. Четыре с лишним — почти четыре с половиной минуты под водой. Потом вылезаешь. Вот, собственно, и все. Кровь из ушей у меня не сочится, да и не может сочиться, раз правила соблюдены...
— До каких пределов человек может погрузиться?
— Один американский профессор, который измерял меня всякими приборами, сказал, что я не смогу достичь даже семидесяти метров. По-своему он был прав. Но я тоже был прав и доказал это. Теоретически максимум глубины погружения зависит от очень простого соотношения между наибольшим объемом воздуха в легких при вдохе и наименьшим при выдохе. Тут вот какая штука. На глубине десяти метров давление сжимает легкие вдвое; на глубине двадцати метров их объем уменьшается до трети; на тридцати метрах — до четверти. Ну и так далее. Наука считает, что легкие не могут сжаться до предела, меньшего, чем при глубоком выдохе.
Объем моих легких не слишком велик — 7,4 литра; есть люди с куда большим объемом. Но я считаю, что объем всего не решает. Давление воды, отжимая кровь из конечностей, увеличивает ее насыщение в легких. Этот компенсаторный механизм дает человеку дополнительный резерв. И я считаю, что человек может нырнуть на сто метров, не рискуя превратиться в труп.
— Жак, вы говорили, что во время глубоководных погружений вы ведете наблюдения за своим состоянием. Можно ли вкратце обобщить их?
— Конечно. Хотя краткий вывод может показаться парадоксальным. Анализируя свое состояние под водой, я вдруг обнаружил ужасную вещь: мне не хочется дышать.
— Как так? Простите, когда у нас, простых людей, кончается под водой воздух, то легкие, можно сказать, раздирает...
— Это всего лишь рефлекс, который можно подавить тренировкой. Поясню, что я имею в виду. Человек под водой лишается привычного ему жизненного пространства. Чуждая ему среда странно действует на психику. Понимаете, в какой-то момент погружения меня охватывает беспричинная радость... Мне бывает так хорошо под водой, что время исчезает. Ни малейшего желания дышать; кажется, что под водой можно находиться вечно. Вот это очень опасно: можно забыться, пропустить момент, за которым уже нет возврата на поверхность. Меня пугает радость погружения.