Журнал «Вокруг Света» №09 за 1984 год

«Желание получить назад эту десятину, страх перед соседями и завистниками, кои увидели для себя случай поживиться и одновременно рассчитаться за прошлые обиды,— все это дало замечательнейшие результаты, так что вскоре дю Тийель, отвечавший за финансовые дела, не успевал принимать деньги и взвешивать драгоценности»,— отмечал Пуэнти.

Над одной дверью в ратуше прибили вывеску «Казначейство», и туда картахенцы стали сносить свои ценности: им возвращали одну или две десятины (в зависимости от заслуг) и выдавали расписку, которая служила пропуском, если кто-либо желал покинуть город с остатками имущества.

18 мая к Пуэнти в помещение казначейства явился посланный Дюкасом кавалер де Галифе.

— Нам известно, что каждый день на ваши корабли грузят добычу. Месье Дюкас полагал, что вначале следовало бы провести общую оценку и дележ.

Барон, вспыхнув от гнева, ответил, что Галифе следовало бы взвесить свои слова, прежде чем вести столь наглые речи.

— Я хорошо взвесил их, тем паче что больше мне нечего добавить. Наши люди рвутся громить казначейство. И если бы месье Дюкас не удержал их, это уже случилось бы.

Между тем события ускоряли свой бег.

20 мая. Пуэнти погрузил на свои суда остатки добычи, сложенной в казначействе. Встревоженный Дюкас лично прибыл к командующему:

— Я подсчитал часть, причитающуюся моим людям. Добыча составляет, как вы известили нас несколько дней назад, восемь-девять миллионов ливров. Наша доля, таким образом, равна двум миллионам. Прикажите выдать ее безотлагательно.

— Все должно быть совершено по правилам. Я не могу выплатить ничего без того, чтобы главный казначей не произвел полного подсчета. Вы получите полагающееся вам ровно через три дня.

Дюкас — уже в который раз — успокаивает своих людей, рвущихся брать на абордаж плавучий сейф, в который превратился флагман де Пуэнти «Скипетр». Ворча и бранясь, они слоняются вокруг, хмуро наблюдая, как королевские солдаты тащат через город к причалам пушки, ядра, порох, провизию, переносят на носилках больных. По утверждению Пуэнти, лихорадкой и дизентерией заболели восемьсот человек.

24 мая. Все погружено, последние шлюпки с солдатами отваливают от причала, в городе остаются лишь флибустьеры. Они во все глаза следят за стоящими на якоре в лагуне французскими судами, на борту которых находится их доля добычи. Они знают, что эскадра Пуэнти вряд ли попытается незаметно улизнуть: тяжело сидящим судам пришлось бы медленно идти по мелководной лагуне к выходу в море, и легким маневренным суденышкам пиратов не составит труда нагнать их. Однако раздражение растет.

Наконец 26 мая ординарец Пуэнти прибывает в предместье Картахены к Дюкасу с извещением о том, что главный казначей ожидает его на борту судна «Поншартрен» для вручения денег. Дюкас летит туда. Чиновник сидит в капитанской каюте, дверь караулят часовые. На столе, на койке и прямо на полу разложены холщовые мешочки.

— Сколько тут?

Казначей берет в руки опись:

— Итак, барон де Пуэнти увольняет ваших людей со службы первого июня. Каждому со дня их найма начислено жалованье в размере пятнадцати ливров в месяц, итого двадцать четыре тысячи ливров. Что касается добычи, то дележ производился подушно наравне с королевскими матросами, в соответствии с распоряжением, данным его величеством барону де Пуэнти. Таким образом, вашим людям причитается еще сумма в сто тридцать пять тысяч ливров.

Пауза. Дюкас просит повторить цифру. Нет, он не ослышался.

— Этого не может быть! Здесь какая-то ошибка. Наша доля составляет по меньшей мере два миллиона. Я давеча назвал эту цифру месье де Пуэнти, и он не стал оспаривать ее. Два миллиона по самым приблизительным подсчетам!

Читателю, конечно, известно, как разводят руками люди, вынужденные, к своему великому сожалению, подчиняться приказу свыше.

— Барон де Пуэнти сам указал размер вашей доли и поручил мне передать ее вам...

В течение всего похода Дюкас разрывался между чувством долга по отношению к своим подданным и верностью королю. В конце концов, верх всегда брала последняя, несмотря на вероломство барона.

— Надо выполнять решения королевских наместников,— твердил он флибустьерам, то и дело призывавшим разнести в щепки «Скипетр».

После беседы с главным казначеем Дюкас понял, что бессилен предупредить бунт в Картахене. Он сел на корабль и самолично начал объезжать свою эскадру, храбро внося на борт каждого судна дымящуюся бомбу: сто тридцать пять тысяч вместо двух миллионов. Реакция рыцарей удачи была однозначной:

— Вперед, на «Скипетр»! Через четверть часа дело будет улажено.

— Если вы нападете на королевское судно, последствия будут самыми тяжкими! — взывал Дюкас.

В ответ неслись вопли:

— Барон де Пуэнти повел себя не как королевский генерал, а как презренный вор!

— Он нарушил слово!

Изменить своему слову было для этих профессионалов грабежа и убийства невероятной подлостью. Экипажу флагмана королевской флотилии, да и самому барону крупно повезло, что на каком-то из флибустьерских судов — на каком именно, я не знаю, название не фигурирует в хронике — чей-то могучий бас перекрыл весь остальной шум:

— Братья! Напрасно мы взъелись на эту собаку Пуэнти! Он оставил нашу долю в Картахене! Вперед — в городе нас ждет добыча!

Толпа негодяев — это масса в состоянии неустойчивого равновесия. Порой достаточно одного крика или жеста, чтобы она превратилась в неудержимый поток. Для пиратов, сбившихся в кучу на палубе, призыв наверстать «свое» в Картахене прозвучал как трубный глас. Весть искрой облетела флибустьерскую эскадру. Пуэнти был спасен, хотя в тот момент кичливый барон не удержался от выговора Дюкасу: почему, мол, губернатор не открыл огонь из пушек по взбунтовавшимся подчиненным?! Флибустьеры попрыгали в шлюпки и, бешено работая веслами, помчались к Картахене.

Дюкас, не дожидаясь конца событий, снялся с якоря и поплыл на «Поншартрене» к Санто-Доминго. А Пуэнти во главе эскадры прошел горловину бухты и, взорвав форт Бокачике, в котором он раньше думал оставить гарнизон, взял курс в открытое море. Для барона Картахена была уже выжатым лимоном.

Тяжелые капли дождя рябили воду лагуны. Жители Картахены, поднявшись на опустевшие укрепления, смотрели с нескрываемым страхом, как от флибустьерских кораблей отделились шлюпки — хищные черные рыбины на серой воде. Зло, которое, казалось, уже пронеслось мимо, теперь неотвратимо надвигалось на город.

Флибустьеры вспрыгивали на дощатый причал, из лодок им подавали ружья и сабли. Что оставалось теперь? Забиться в дома и молиться. Четверть часа спустя кулаки замолотили в запертые двери.

Первый сюрприз: пираты заходили в дома, но ничего не забирали, никого не убивали и не насиловали. Довольно беззлобно, часто с прибаутками, они выводили мужчин на улицу и приказывали идти к городскому собору.

Корректность обращения вызвана авторитетом Дюкаса: перед самым отплытием он успел послать к флибустьерам офицера с наказом не совершать преступлений и не проливать невинной крови, обещав им (в который раз!), что «король поступит с ними по справедливости, буде они окажутся достойными милости Его Величества».