Журнал «Вокруг Света» №10 за 1978 год
Шрифт:
Наш первый паводок на Бурее начался так. Жаркое безоблачное воскресенье. Большинство мужчин из поселка еще с субботы двинулось вниз по реке на рыбалку. Мы копошились с какими-то делами у лаборатории. Издалека увидели чем-то озабоченную председателя сельсовета. Ей только что передали, что в верховьях стала прибывать вода. Ожидается подъем на 10 метров. Ребятишек погрузили в автобусы и отправили на станцию Эльга. А нам как-то не верилось. Всегда паводки по нашему зейскому опыту связывались с нудными многодневными обложными дождями. А здесь солнышко, жара. Но вдруг вода стала прибывать прямо на глазах. Снизу помчались моторные лодки. Это ближайшие рыбаки поспешили домой. Посовещавшись, мы решили отправить женский состав отряда, а с ними в качестве сопровождающих почти всех мужчин на правый высокий берег. Погрузили в лодки людей, палатки,
Каждые два часа бегали на метеостанцию справиться о подъеме уровня, а заодно и слушали, что сообщают верхние гидропосты. С темнотой пошел дождь.
С утра у нас топилась баня. Мы прикинули, что подъем воды замедлился, и спокойно отправились париться; ничего, обошлось. Но поспать эту ночь все-таки не довелось. Вода постояла на одном уровне и снова двинулась вверх. Наш ущерб свелся к размытой печи, которую мы построили на берегу, чтоб гнать на ней дистиллированную воду. Потом во время следующих наводнений мы заметили, что стоит разливу добраться до трубы этой печки, как вода останавливалась. А поскольку печку мы поднимали все выше и выше по склону, то все более высокими становились и паводки... Тогда мы стали строить ее все ниже и ниже. Помогло. Такие вот ЭВМ!
В один из августовских дней мы с Сережей Сиротским поднимались вверх по реке, возвращаясь из очередного маршрута. Прошли один из самых неприятных перекатов — Гоголевский. Следующий серьезный перекат был Ола-Ушмунский, а там уже до Чекунды рукой подать. Между этими перекатами где-то должна стоять палатка начальника отряда Эдуарда Жукова. Мы знали, что накануне вечером он собирался на рыбалку.
В этот раз рыбак был расстроен. Пусто! Кто-то несколько раз хватал приманку, а может быть, она просто цеплялась за камни. Стали помогать сворачивать лагерь. Эдик, старательно скатывая палатку в тугой рулон, невзначай спросил меня: «А кто из животных может светиться в воде?» Я вытаращил глаза. Мне, как и большинству читателей, известно свечение моря, вызываемое низшими организмами. Но о том, чтобы светились животные пресных вод, я не слыхал. Правда, и специалистами в этом вопросе мы не были. Посовещались и пришли к выводу, что Эдику все это померещилось от расстройства после пустых поклевок. С тем и уехали.
Однако на следующий вечер Эдик снова собрался на то же место напротив впадения в Бурею шумной речки Ушмун. Утром он вернулся разочарованный — рыбы опять не было. На вопрос о светящихся животных он ответил, что просто какие-то семена попадают в воду и блестят под луной. На этом вроде бы все успокоились.
И в следующий раз Эдик вернулся без рыбы, но сияющий: «А все-таки они светятся!» Кто светился, он сказать не мог. Жукова вместе с нашим бентосником (специалистом по водным животным, заселяющим дно) Виктором Богатовым отрядили к Ушмуну. Наутро глаза у Виктора, кажется, действительно были квадратными: «Копнешь гальку под водой, и все горит!» В пробирке он привез первую порцию живых светящихся животных. Ими оказались обычные обитатели вод олигохеты — малощетинковые черви. Мы забрались в самую темную палатку, встряхнули пробирку. Действительно, светятся зеленоватым светом...
Вечером сидели в палатке и продолжали переживать находку. Кто-то нечаянно опрокинул свечу, спичек под рукой не оказалось. Виктор встряхнул пробирку с червями, и палатка не то чтобы ярко озарилась, но света было вполне достаточно, чтобы найти спички и упавшую на пол свечу.
Пройти мимо такого явления мы не могли. И хотя в программу работ нашего отряда подобные наблюдения не входили, решили провести маршруты вверх и вниз по реке, чтобы выяснить границы распространения этих олигохет, их численность. Нужно отметить, что Чекунда находится как раз на границе двух физико-географических районов: вверх от нее Бурея ветвится многочисленными протоками по плато (здесь как раз и проходит трасса БАМа), ниже река врезается ущельем в хребет Турана. Поиски светящихся олигохет выше Чекунды оказались безрезультатными. Зато
ниже, в пределах хребта Турана, от устья реки Ушмун до скалы Собор, светящиеся черви обнаруживались на всех галечно-гравийных отмелях.Хорошо мы все-таки знаем природу... Ведь до сих пор свечение у пресноводных олигохет, кажется, не отмечалось еще никем.
Довольно, однако, Экзотики: экспедиционная жизнь состоит из будней.
Например, приспело время заняться подробным изучением морфологии русла Бурей: глубинами, откосами берегов, донными отложениями. Без этого нельзя было просчитать нужную нам модель.
Измерение глубин на поперечных разрезах рек делается так. Лодка становится на якорь. На нее с берега теодолитом берут засечки, а дальше, используя простую тригонометрию, точно определяют место, где стоит лодка. С лодки опускают лот или наметку (шест с делениями) и измеряют глубину. Затем, следуя точно по створу, лодка перемещается на новое место — и снова на якорь.
Участок работы выбрали от моста БАМа до Чекунды. На сорока километрах разбили десять створов и отправились мерить. Наш самодеятельный, скованный из трех ломов якорь весил около 30 килограммов. Но даже на плесах, если можно назвать плесами участки со скоростями течения до 2,5 м/сек, якорь лодку не держал. Так и вернулись ни с чем.
Прикинув, что Эдик в прошлом был штангистом-перворазрядником, хотя и в довольно легком весе, решили добавить к якорю еще груз. Нашли какую-то железяку килограммов на 20—30 и привязали ее к тросу несколько выше якоря. Взяли с собой в качестве грубой рабочей силы Сережу Сиротского и снова двинулись искать гидрологическое счастье.
Теперь якорь держал! Сергей, как бульдозер, прокладывал перпендикулярно реке просеки для нивелировки. Я носился по берегу с теодолитом, делая засечки на лодку. А Эдик, что-то произнося шепотом, чтобы никто не слышал, поднимал и опускал якорь. На каждом створе это приходилось делать шесть-восемь раз. И не просто поднимать и опускать, а делать это, балансируя на носу лодки, и каждый раз старательно, чтобы лодка стала точно по створу. Если же в створ не попадали, то все приходилось начинать снова. Жаль, что Эдуард Павлович Жуков уже оставил помост. Думается, что после такой тренировки он бы существенно улучшил свои результаты.
Отработали за день три створа и, довольные, уже в темноте вернулись в Чекунду.
На следующий день первый же створ попадал как раз на перекат. Эдик, уже освоившись со своей новой профессией, точно по створу ставит лодку на точку. Я наклоняюсь к теодолиту. Смотрю в окуляр, пытаюсь сделать засечку и вижу; лодка все быстрее и быстрее уходит от скрещения нитей вверх по течению, кормой вперед. Но ведь в теодолите все наоборот. Значит, лодку сносит. Даю отмашку Жукову, чтобы он снова поднялся выше створа. А он вытягивает капроновый фал толщиной с указательный палец. Тянет что-то слишком легко... Якорь оборвался! И это якорь, который мы так лелеяли и берегли, что два года вообще не опускали в воду, чтобы он не проржавел, везли его на Ан-2 и по железной дороге.
Пришлось несколько дней лазить по свалкам в поисках подходящего по весу и конфигурации железа, чтобы все-таки как-то закончить эту нудную тяжелую работу.
* * *
У читателей этих заметок может создаться впечатление, что всю работу делали только лица, упоминавшиеся здесь. Нас было намного больше. Но экспедиция — это не только одиссеи на моторных лодках по таежным рекам. Не только упражнения с якорями-тяжеловесами и общение с компьютером в Городе. Это ежедневная и довольно нудная работа в полевой лаборатории. Хотите верьте, хотите нет, только некоторые из нас вообще ни разу не были по-настоящему в тайге, хотя прошагать до нее нужно было всего 200—300 метров. Работа не отпускала! И делать ее, видимо, намного труднее, чем лихими наскоками преодолевать перекаты. Но романтика науки и состоит в ежедневном, ежечасном получении информации для этой самой науки.
Кончали мы работу на Бурее, как обычно, поздней осенью, когда ночью водные термометры показывали около двух градусов, а на воздушных ртуть сбегала на минусовые отметки. Зато мошка не мучила. Пережили несколько наводнений, встречу с медвежатами и медведицей в одном из маршрутов. В этом же маршруте срочно вывозили из безлюдной тайги человека, раненного медведем. Таскали до жилых мест лодки со сломавшимися моторами. И нас тоже таскали. В общем, была обычная экспедиция со своими ежегодными мелкими приключениями.