Журнал «Вокруг Света» №10 за 1978 год

И здесь обращает на себя внимание следующее.

На основании сообщений, переданных центральными информационными органами разных стран, составлена таблица с именами самых старых представителей мировой «долгожительской элиты». Таблица позволяет сделать два очень важных вывода. Первый подтверждает вышесказанное прямо: рекордсмены долголетия, о профессии которых есть сведения (таковых большинство), как правило, кочующие пастухи или охотники. О других можно сказать, что они, по крайней мере, проживали в странах, сохранивших остатки традиционной кочевнической культуры (Иордания, Ирак, Алжир, Кения). А вот второе на первый взгляд неожиданно: супердолгожителями значительно чаще становятся мужчины. В первой четверти прошлого столетия немецкий исследователь Каспер собрал 88 заметок об умерших в возрасте свыше 100 лет. Женщины доминировали в возрастной группе свыше 120 лет, а затем, после 130 лет, мужчины. По данным И. Шопена, в сороковых годах прошлого столетия в центральной части южного Закавказья проживало 15 человек в возрасте от 110 до 140 лет, среди них 14 мужчин и только одна женщина. В Абхазии в 20-х годах нашего века все верхние ступеньки возрастной лестницы также занимали мужчины.

Как же объяснить столь загадочное преимущество мужчин? Ведь почти во всех странах женщины в среднем живут дольше.

Здесь возможно такое объяснение. Внутри номадческих общин всегда существовало некоторое разграничение хозяйственных функций. Оно влияло на особенности быта членов коллектива, в частности на питание. Разделение труда становится более отчетливым при переходе от кочевой к полукочевой жизни. На этом историческом этапе в социально-хозяйственной структуре кочевников выделилась небольшая, но заметно независимая прослойка профессиональных пастухов, которым соплеменники доверяли часть своего скота для длительных выпасов вдали от стойбища или деревни. И конечно же, «меню» таких пастухов было максимально схоже с пищей «классических» кочевников.

Мне довелось побывать и в Мильской степи, и в Талышских горах, на родине кавказских долгожителей Ш. Гасанова, М. Эйвазова, Ш. Мислимова, М. Агаева. Всю свою жизнь эти люди отдали пастушескому труду. Лето проводили со скотом на высокогорных пастбищах, а зиму в лесах, в средней полосе гор или на равнине. Находясь вдалеке от дома, они готовили свою пищу не совсем так, как их оседлые собратья. Например, почти не применяли огонь в «молочной кулинарии».

«Причину долголетия следует скорее искать в образе жизни населения». Эти слова были сказаны великим физиологом И. И. Мечниковым, основателем геронтологии. Конечно, ни о каком возврате к «пасторальному» образу жизни речи быть не может: ход исторического прогресса неумолим в своей закономерности. Но открыть секрет человеческого долголетия, с тем чтобы вновь «привить» его древу жизни человечества, — одна из важнейших задач современной, науки.

И кто знает, может быть, именно об этом секрете говорит афганская народная мудрость: «В движенье обретешь бессмертие».

И. Архипов

Розы для Зухры

Весенней прохладой тянет с хребта Большой Балхан. Утренний воздух свеж и прозрачен. Время свадеб подходит, время шумных праздников.

Издавна повелось, что туркменка-невеста, заботясь об уюте семьи, ткет ковер для будущего дома. Обычай этот появился еще среди огузов, предков современных туркмен. Домом в те далекие времена служила кочевникам юрта. И кто бы усомнился, что лучшее украшение для войлочного жилища — ковер? Не маленький намазлык, который расстилали на земле перед молитвой, и не пестрый энси, которым завешивали вход в юрту. Нет, больше всего ценился красочный, добротный килим, гордость семьи.

Xалычылары — ковровщицы—из поколения в поколение передавали свои секреты. Собственно говоря, их было не так уж много: техника ткачества оставалась примитивной, красили шерсть натуральными красками, полученными из местных растений. Предгорная степь разнообразием трав не балует, а красящих растений и того меньше. Их ковровщицы знали наперечет: корни кермека, кожура граната и цветок софоры давали желтую краску (впрочем, редко употреблявшуюся), зеленая кожица грецкого ореха — коричневую, ягоды крушины — зеленую, листья ревеня и спорыша — синюю. А основную для туркменских ковров красную краску получали из корней марены, широко распространенного травянистого растения со скромными желтоватыми цветками.

Секрет хранился разве что в рисунке, в орнаменте ковра. У каждого племени был свой узор: у пендинских сарыков и у ахальских текинцев, у эрсаринцев и у йомутов. Но каждый род племени, каждая семья вносили свое, неповторимое в устоявшийся стандарт.

С течением времени изменились уклад жизни, привычки и вкусы. Все чаще люди идут в магазин за фабричным товаром. И все-таки домашнее ковроткачество не исчезает. Почему? Причин немало. Вот, например, одна из них. Разве далекая мастерица, пусть очень искусная, отдаст свою душу в незнакомый дом? Чужое тепло не согреет. Чужое старание меньше обрадует. И сравнится ли холодный блеск анилиновых фабричных красок с приглушенной гаммой натуральных красителей, где в каждом оттенке хранится жар палящего южного солнца, слышится шорох степных трав под ленивыми порывами знойного ветра, чувствуется тонкий аромат цветущей степи....

Может быть, где-то живут люди, предпочитающие покупку собственным изделиям, но здесь, у подножия Балхана, таких людей нет. В этом твердо уверена Агагуль, познавшая еще маленькой девочкой азы ковроткачества. В этом уверены и дочери ее. Дважды шумный свадебный пир будил сонную тишину двора. Двух дочерей отдала замуж Агагуль, и обе унесли приданое в свой новый дом — узорчатые мягкие ковры. Сейчас пришел черед младшей дочери, Зухры. Праздник готовить пока рановато, а вот килим — самое время.

И занялась работа. Старшие сестры, оставив свои домашние заботы, пришли помогать Зухре. Да недостаточно оказалось их рук. Нелегкое это дело — справить за три месяца ковер площадью около пятнадцати квадратных метров. Шутка ли? Три с половиной миллиона узлов! Пришлось к соседкам за помощью пойти. Уговор был немногословен. Здесь привыкли к подобным просьбам. Срядились: молоденькая Набат станет по-соседски помогать дочерям Агагуль.

Шерсть, как полагается, готовили заранее: и с весенней стрижки собственных овец собирали, и на базаре подкупали. Загодя красили нитки в радостные, праздничные тона. Откуда у йомутских женщин, да и у всех туркменок, эта любовь к яркости? Возможно, когда-то в древности старая огузка, отдавая дочь в чужую семью, вздумала выткать в приданое сверкающий яркими цветами ковер, чтобы не так грустила дочка в незнакомой юрте, чтобы светлые краски немного скрашивали безрадостную жизнь молодой женщины. Так ли было? Кто теперь скажет...

Да об этом и не думает Агагуль, сооружая раму примитивного ткацкого станка. Раньше две пары вбитых в землю кольев определяли размеры ковра.

А между кольями закрепляли два бруса, на которые и натягивали нитяную основу. Теперь колья можно не вбивать: вместо них рачительные хозяйки подбирают полые металлические трубы, отслужившие свой век на буровых и в изобилии попадающиеся в окрестных степях. Ну а все прочее словно прабабкино осталось: рогулька с петлями, служащая для перестановки ниток, массивный гребень для пробивания утка (Уток — так называют поперечные нити ткани, параллельными рядами пересекающиеся с основой — продольными нитями.) , специальный нож для подрезания ворса...

Традиционные узоры туркменских ковров геометричны. Чаще всего центральное поле заполняют расположенные в шахматном порядке светлые и темные ромбы или восьмиугольники. Для йомутских ковров характерны неровные зубчатые очертания этих фигур, словно перебирает ножками хищная фаланга или щупальца фантастического животного шевелятся на стене. В центре такого крючковатого ромба нередко помещают контрастирующий с окружающими нитями узор — голь, отголосок домусульманских верований в священных животных, родовых тотемов.