Журнал «Вокруг Света» №10 за 1983 год

Дегустационный зал... Салон Академии художеств... Дом бракосочетания... Театр марионеток... Детская картинная галерея... Перехожу через мост Бараташвили (в который раз?), и вот я уже на левом берегу Куры. Поднимаюсь по крутой улице Кибальчича: «Горный хрусталь» — уютная маленькая гостиница, дегустационный зал «Сачино», жилые дома с кружевными балконами... Удаляюсь в глубь кварталов и скоро выхожу на Руисскую улицу. Здесь, в доме 9, размещается мастерская, которой руководит Георгий Батиашвили.

Как-то Георгия Ираклиевича спросили: «Скажи, что тебе лично нужно, чтобы лучше работалось? Задание у тебя ответственное, сроки сжатые. Что нужно? Комфорт? Транспорт?»

Батиашвили долго не размышлял. «Сделайте так, — сказал он, — чтобы моя мастерская была в старом городе». — «Зачем?» — удивились те, кто спрашивал. «У меня работают молодые архитекторы, — ответил Батиашвили.— Они должны чувствовать атмосферу тех районов, которые реконструируют. Они должны знать, с чем работают. Они должны думать...»

Все время думает, анализирует, сравнивает, сопоставляет и сам Георгий Ираклиевич. Критерии — штука тонкая. Есть здания ветхие (таких много), но художественно ценные: значит, внешность надо обновить, но оставить прежний вид, а внутри следует все менять. Есть здания капитальные, но фундамент в бедственном состоянии: подмочен водой. Это серьезнейшая проблема. После строительства плотин на Куре уровень реки поднялся, грунтовые воды подверглись депрессии — следовательно, повысился и их уровень, причем очень значительно. Современная дренажная система не всегда справляется с подпором подземных вод, а подземные коллекторы-тоннели, сооруженные в прошлых столетиях, вышли из строя. В результате фундаменты домов на правом берегу мокнут...

В первый же день знакомства Георгий Ираклиевич повез меня посмотреть один из объектов. Шли работы по реконструкции бывшего «Караван-сарая» — большого здания на набережной, воплотившего в себе несколько архитектурных эпох — от доклассицистского периода до модерна. Внутри сносили перегородки, укрепляли стены, реставрировали бассейн. В глубоком котловане рядом со зданием трудились рабочие. Из отверстия в каменной стенке хлестала вода.

— Видите, откуда льется? — спросил Батиашвили.

— Из трубы, — ответил я, приглядевшись.

— А труба какая? Керамическая. Ей бог знает сколько лет. Древняя дренажная система. Вскрылась совершенно неожиданно. Воду мы, конечно, укротим, фундамент будет сухим. Но это хорошая иллюстрация к нашим проблемам. Мы вроде бы стараемся ради Города, помогаем ему, лечим, а он подбрасывает каверзы одну за другой...

Я отметил, что Георгий Ираклиевич тоже в разговоре называет старую часть Тбилиси — Городом, акцентируя слово так, что оно звучит с большой буквы.

В мастерской на Руисской улице я улучил лишь несколько минут для разговора с Георгием Ираклиевичем, а в основном наши беседы с Батиашвили проходили в... машине. Он вечно куда-то спешил, всюду его ждали, его «Жигули» сновали из конца в конец большого города.

— Архитектор — это не только проектировщик, — объяснил Георгий Ираклиевич, бросая машину из ряда в ряд. — Если не выбивать детали, элементы конструкций, то все наши красивые проекты останутся на бумаге. Вот и мотаюсь: заводы, совещания, Союз архитекторов... Сейчас очень горячие недели. Если я промедлю в июле, то к октябрю — к празднику — трудно будет закончить программу.

Я знал, что в октябре будет праздноваться 200-летие Георгиевского трактата — соглашения о добровольном присоединении Грузии к России, заключенного в 1783 году в крепости Георгиевск. К этому событию приурочивалось завершение очередного этапа реконструкции, тогда же будет праздноваться и Тбилисоба.

— Знаете, между прочим, и наша работа связана с Георгиевским трактатом, — сказал Батиашвили. — Причем прямо связана. Ведь история Тбилиси, — это беспрерывная смена войн и коротких периодов затишья, безжалостных разрушений и интенсивного строительства. Самым страшным было последнее нашествие персов в 1795 году, когда после поражения небольшого войска царя Ираклия II на Крцанисском поле более трети города было сровнено с землей, а остальная часть основательно разрушена.

— Помнится, как раз об этом периоде истории повествует поэма Николоза Бараташвили «Судьба Грузии».

— Да-да, — подхватил Георгий Ираклиевич и прочитал на память несколько строчек на грузинском. Позже, в Москве, я нашел их в великолепном переводе Михаила Дудина:

Лишь имена погибших в тишине

Накат волны передавал волне.

И понял царь, что из всего добра

Осталась только в целости Кура.

— ...Так вот,— продолжил Батиашвили, — после присоединения Грузии к России захватчики уже не смели нападать на наши края. Поэтому в работе реставраторов водораздел проходит по XVIII веку. От зданий предшествующего периода осталась лишь подземная часть — фундаменты, туннели, дренажные системы различных эпох, подземные ходы — среди последних есть даже такие, что тройка лошадей может проехать. А вот здания конца XVIII века и более поздние сохранились. Именно они — исходный материал для создания заповедного Старого Тбилиси...

— Скажите, наверное, новый принцип — принцип охранной зоны — заставляет город менять какие-то привычки?

— Какие-то — да, — с нажимом сказал Георгий Ираклиевич. — Безусловно. Например, транспортная проблема — одна из важнейших. Транспорт — это бич всех охранных зон в мире. Мы надеемся, что нам удастся отвести от «Каласубани» все транзитные потоки.

— А как быть с такими «привычками», как детские сады, школы? Ясно ведь, что старый город — с его преимущественно торгово-ремесленной функцией — не предусматривал такие сооружения.

Батиашвили резко затормозил и взглянул на часы.

— Могу высвободить сорок пять минут, — сказал Георгий Ираклиевич. — Поехали в мастерскую. Кое-что покажу...

И мы помчались на Руисскую, 9.

Опять многократно звучало слово «функция». Вытаскивались планшеты, на которых реконструируемые участки выглядели еще более красочно, чем в жизни. Георгий Ираклиевич подвел меня к большому макету из серо-коричневого картона.

— Вот, — сказал Батиашвили, — как вы думаете, что это?