Журнал «Вокруг Света» №10 за 1989 год

И вот мы с Аланом в сопровождении нескольких служащих парка и двух африканцев, пожелавших работать в моем лагере, прибыли в небольшую деревушку Кибумба у подножия горы Микено. Так же, как и три года назад, мы отобрали две дюжины носильщиков для доставки лагерного снаряжения на далекий луг Кабара.

К нашему огорчению, нам долго не удавалось установить контакт с гориллами, хотя до нас доносились отрывки «разговоров» между двумя группами со склонов горы Микено. Мы обнаружили свежие следы горилл в относительно плоской седловине рядом с горой. В азарте я тут же ринулась в проход, образованный гориллами в густой траве, не сомневаясь, что в любой момент столкнусь лицом к лицу с обезьянами. Минут через пять я вдруг ощутила отсутствие Алана. Мой пыл тут же остыл, я двинулась обратно по своим следам, и вскоре увидела Алана, терпеливо сидящего на корточках в том месте, где начинались следы.

С истинно британской невозмутимостью и учтивостью Алан сказал: «Дайан, если у тебя вдруг возникнет желание встретиться с гориллами, тебе следует идти в направлении, в котором они идут, а не бежать сломя голову туда, где их уже нет». Эта первая заповедь следопыта запомнилась мне на всю жизнь.

Когда Алан скрылся в кустарнике, покидая луг Кабара, меня охватила паника. Оборвалась последняя связь с цивилизацией в том виде, в каком я ее понимала, я лишалась единственного человека, говорящего в лагере по-английски. Чтобы совладать с неудержимым желанием броситься вслед за ним, я вцепилась в стойку палатки.

Через несколько минут после ухода Алана один из двух африканцев, оставшихся в лагере, подошел ко мне и, явно желая быть полезным, спросил: «Унапенда маджи мото?» Напрочь забыв все слова на суахили, я залилась слезами и юркнула в палатку. Через час, успокоившись, я попросила конголезца медленно повторить свой вопрос: «Не угодно ли горячей воды?» Для чая или помыться — он не уточнил, но, очевидно, полагал, что именно в этом нуждаются все «вазунгу» (белые люди), оказавшись в беде. Я взяла несколько кувшинов горячей воды, не скупясь на «асантес» (спасибо), убеждая африканцев в том, что их внимание оценено по достоинству.

Первые Контакты

В первый же день не успела я прошагать по тропе и десяти минут, как столкнулась с одиноким самцом гориллы, нежившимся на стволе дерева над крохотным озерцом на краю луга

Кабара. Пока я вытаскивала бинокль из футляра, застигнутый врасплох самец спрыгнул на землю и исчез в густых зарослях на склоне горы. Я потратила целый день, пытаясь догнать его, но с моим умением лазать по горам угнаться за одинокой испуганной гориллой мне было не по силам. Между прочим, это был первый и последний раз, когда мне удалось встретить гориллу, отдыхавшую на открытом месте. Гориллы, как правило, избегают открытых мест и больших водоемов — именно в этих местах чаще всего можно встретить людей.

Не все сюрпризы приходились на дневное время. В четвертую ночь моего пребывания в Кабаре раздался глухой рокот, меня подбросило, и я в спальном мешке откатилась в противоположный конец палатки. Палатку трясло, будто проснулся один из дремавших долгие века вулканов. Я почувствовала не столько страх, сколько досаду при мысли, что моим исследованиям, не успевшим начаться, приходит конец. Немного придя в себя, я ощутила сильный запах, который и объяснил суть явления. Три слона решили, что нет ничего удобнее для чесания боков, чем палаточные стойки, а один из них оставил визитную карточку у самого входа в палатку. Эти три слона, а за ними и другие, стали частыми гостями в лагере, и меня всегда поражало их любопытство и полное отсутствие страха.

Из-за почти ежедневных встреч со слонами, буйволами, лесными кабанами и, конечно, гориллами работа на природе была гораздо более увлекательной, чем часы, проведенные в лагере. С первых же дней я погрязла в бумагах, из которых мне так и не удалось выкарабкаться до последнего дня.

Палатка два с половиной на три метра была одновременно спальней, кабинетом, ванной и помещением для сушки одежды, вечно мокрой в условиях влажного тропического леса. Десять деревянных ящиков, накрытых экзотической местной тканью, служили столами, стульями, шкафами и картотекой. Под столовую отвели вторую комнату «хижины для мужчин». Это небольшое деревянное строение уже лет тридцать пять давало кров многим работникам и гостям национального парка, а иногда и браконьерам... Мои помощники во главе с Санвекве готовили пищу на очаге посреди комнаты, отчего здесь вечно висел дым.

Мужчины поедали колоссальные количества батата и картошки, цветной фасоли, кукурузы и свежих овощей, изредка доставляемых из деревни Кибумба у подножья горы. Если меня поначалу и смущало, что мое меню более разнообразно, чем у африканцев, то это ощущение скоро прошло, потому что они не скрывали своего вежливого презрения к консервам, составлявшим основу моего рациона.

Гориллы живут рядом с горой Микено и на ее склонах сравнительно устойчивыми социальными группами — семействами. Состав их меняется с рождением одних особей, смертью других и при переходе отдельных животных из одной группы в другую. В семействе может быть от двух до двадцати обезьян, в среднем около десяти особей. Типичная группа состоит из вожака — серебристоспинного половозрелого самца в возрасте пятнадцати лет, который весит около 170 килограммов, то есть он почти вдвое крупнее самки; одного черноспинного, незрелого в половом отношении, самца в возрасте от восьми до тринадцати лет и весом около 115 килограммов; трех-четырех взрослых самок старше восьми лет, каждая весом около 92 килограммов, которые связаны с серебристоспинным вожаком супружескими узами до самой смерти; и, наконец, трех-шести малолеток, то есть животных моложе восьми лет.

Достигнув половой зрелости, самцы и самки часто покидают родные группы.

Уход из групп половозрелых особей, очевидно, закономерен. Природа позаботилась о том, чтобы не допустить вырождения из-за кровосмешения, хотя миграция созревающих горилл может быть вызвана еще и тем, что у них нет шансов приобрести партнера в родной группе.

В самом начале работы в Кабаре гориллы не могли привыкнуть к моему присутствию и тотчас убегали. Важно было и научиться отличать обезьян друг от друга, а они очень похожи, особенно по женской линии. И тут мне помогли «отпечатки носа». В мире вряд ли найдутся два человека, у которых полностью совпадают отпечатки пальцев, и точно так же нет двух горилл с одинаковыми «отпечатками носа» — то есть формой ноздрей и характерными валиками на переносице. Даже на большом расстоянии, наблюдая за ними в бинокль, мне удавалось быстро набросать на бумаге форму носа наиболее любопытных членов группы, разглядывавших меня сквозь заросли. Мне просто-напросто не хватало рук, чтобы одновременно фотографировать, держать бинокль и делать записи. А приходилось еще имитировать ритуалы приема пищи, почесывание и подачу голосовых сигналов, чтобы успокоить горилл.

Иногда, особенно в солнечные дни, я все-таки брала фотоаппарат с собой. Пожалуй, одним из самых популярных снимков горилл на воле стал тот, что я сделала в Кабаре на второй месяц моих исследований, когда гориллы уже начали доверять мне. На нем выстроившиеся в ряд 16 горилл позируют словно деревенские тетки на крыльце. Когда я натолкнулась на эту группу, они нежились на солнце, но с моим появлением занервничали и ретировались в кусты. Я расстроилась, но не отказалась от намерения разглядеть их получше, а потому решила забраться на дерево, хотя лазать по деревьям не умею. Ствол оказался скользким, я пыхтела и цеплялась за ветки, но мне удалось вскарабкаться всего метра на два. Санвекве сотрясался от беззвучного смеха, на глазах у него выступили слезы. Я чувствовала себя беспомощней ребенка, делающего первые шаги. Наконец мне удалось ухватиться за сук, подтянуться и расположиться на нем полулежа на высоте около шести метров. Я полагала, что пыхтение и треск ломающихся ветвей распугали горилл. Каково же было мое удивление, когда я обнаружила, что вся группа расселась, как зрители в партере. Это была первая аудитория, которую мне удалось в моей жизни собрать.

В тот день я поняла, что можно использовать природное любопытство горилл для ускорения процесса привыкания. Почти все члены группы выбрались на открытое место, забыв об осторожности, поскольку назойливая преследовательница пыталась залезть на дерево. Это проблема гориллам была известна.

Несколько месяцев я имитировала характерные для горилл удары кулаками в грудь с похлопыванием по бедрам в том же ритме. Это позволяло быстро привлечь их внимание, особенно когда они находились в нескольких десятках метров. Я не сразу догадалась, что мои действия означают не то, что хотелось бы. Ведь гориллы бьют себя в грудь, когда они встревожены или возбуждены. А мои намерения были самые миролюбивые, и скоро я прекратила имитацию ударов.

Каждый раз, приближаясь к группе горилл, я старалась выбрать подходящий наблюдательный пункт — большое крепкое дерево, на которое могли бы залезть гориллы. Частенько на это просто не было сил, особенно после долгих часов карабканий по крутым склонам, хождения по раскисшим от дождя тропам. Иногда приходилось пробираться и ползком. Мой незащищенный нос страдал от ожогов крапивы больше, чем остальные части тела, скрытые одеждой. Многим Африка представляется в виде иссушенных равнин, опаленных безжалостным солнцем. Когда я вспоминаю этот континент, мне приходит на ум лишь влажный тропический лес гор Вирунга — холодный и туманный, где годовые осадки составляют в среднем 285 миллиметров.