Журнал «Вокруг Света» №11 за 1974 год

На склоне дня мы выбрались на речку Ветвей, приток Вывенки. Вид черной, быстро бегущей воды неприятно поразил нас, хотя мы и не очень надеялись застать реку подо льдом. Где-то ниже по течению, километрах в пятидесяти, встречал эту воду маленький поселок Ветвей.

След Тнаковава уходил вниз по реке. Эляле предупреждал нас, что лед мог сохраниться лишь под белой скалой, где речка делает крутой изгиб. И теперь мы торопились туда.

У белой скалы след Тнаковава стал петлять по берегу. Ребята, вероятно, искали для переправы место побезопаснее, это мы хорошо понимали. Но там, где они подходили к реке, всюду уже бежала вода. Она несла маленькие и большие льдины. Время от времени они скапливались под скалой, образуя непрочный мост. Нивани решил попробовать въехать на этот мост. Ему удалось добраться до середины реки, но тут льдины начали медленно расходиться. Раздумывать было некогда, и я тоже погнал оленей на лед...

Полоска воды между нартами стала расширяться. Я ударил своего белого оленя элоэлем, он первым прыгнул через промоину и увлек за собой левого. Словно в замедленном кино, я видел, как ушла под воду моя нарта и попала передней частью под лед. Повиснув на льдине, я одной рукой пытался оттянуть оленей немного назад, чтобы высвободить нарту и поднять ее на лед.

Между тем всех нас продолжало сносить вниз по реке. Видимо, где-то наша льдина надломилась, потому что она начала крениться в мою сторону. Олени были уже по колено в воде, когда нарта вдруг боком взгромоздилась на край льдины. К счастью, Павел Иванович еще не повернул назад. Он погнал своих оленей, мои рванулись следом, волоча и нарту и хозяина. Не помню, как мне удалось подняться на нарту. Мы, словно на эскалаторе, мчались вверх по плывущему ледяному мосту. Дальше была промоина метра в два шириной, а за ней полузатопленный островок. Уже не раздумывая, Нивани погнал оленей в воду. Так же без колебаний мы проскочили начинавшееся за островком мелководье и вышли на берег.

Вгорячах мы проехали, не останавливаясь, еще с километр. Несмотря на купанье, наша запасная одежда, крепко увязанная в мешки из оленьей замши, почти не промокла, и мы могли переодеться. Несколько минут Павел Иванович прыгал по мху голышом, чтобы обсохнуть, прежде чем надеть белье. Я привык к его внешности чуть полнеющего, в очках, очень выдержанного человека и с удивлением смотрел на его мускулистое тело борца.

— С медведем не приходилось бороться? — спросил я.

— Убегают, близко не подходят, — засмеялся Нивани.

Скоро стемнело. Ночь была теплой, наш костер горел ярко и весело. Растянувшись у огня, мы в который раз переживали страшные минуты переправы.

— Вот Тнаковав с Хоялхотом натерпелись страху. Они ведь шли первыми, — сказал Павел Иванович.

— А может быть, они повернули к поселку Ветвей?

— Нет, не должны. Следов-то ведь не было.

— Но и на этом берегу их нет.

— Завтра найдем, — уверил меня Нивани. — Тут немного подальше есть ущелье, оно ведет к перевалу на Тополевую. Там обязательно найдем их след.

Мне тоже хотелось верить в это: Тополевая была вторым притоком Вывенки. Как пройти через нее, не знал и Эляле. Миша же Тнаковав, прежде чем стать оленетехником, работал там пастухом...

Павел Иванович задремал, а я, пересиливая сон, ожидал, пока закипит вода, чтобы сварить мясо. В это время кто-то зашевелился у камня под скалой. Там ходил какой-то небольшой зверь. Он приблизился к костру, вошел в освещенный круг. Я увидел крупного сурка, очень красивого —серого, с черноватой шапочкой на голове. Зверек осторожно поглядывал на огонь, каждые несколько шагов останавливался и поднимался на задних лапках. Павел Иванович перевернулся на другой бок; его движение заинтересовало сурка. Не опускаясь на передние лапы, он вперевалку, точь-в-точь как маленький медвежонок, подошел к Павлу Ивановичу и уставился на него. Костер отсвечивал в темных чуть раскосых глазах зверька. Я с интересом ждал, чем кончится это.

То ли от пристального взгляда, то ли от припекавшего со спины костра, Павел Иванович очнулся от сна, открыл глаза. Несколько секунд он и зверек молча, в упор рассматривали друг друга. Я увидел, как рука Павла Ивановича начала судорожно шарить по земле, ища оружие. Он встал на четвереньки и вдруг — совершенно неожиданно для меня — закричал на сурка. В страшном волнении он пытался нащупать руками карабин, наконец это ему удалось, и тогда он вскочил на ноги, вскинул карабин к плечу и... замер, видимо потеряв сурка из виду.

Я хохотал до колик в боках. Павел Иванович рассказал, как, открыв глаза, он увидел перед собой морду медведя, и у него в голове пронеслась мысль: «Все, пропал, тебя он уже съел, может быть, успею схватить ружье...»

В середине ночи я проснулся от света костра. Павел Иванович пил чай.

— Медведя ждешь? — спросил я.

— А, чтоб его. Как засну — опять морда перед глазами.

Мы тронулись в путь очень рано. Ущелье, о котором говорил мой спутник, оказалось неудобным для езды. По дну его шумел бурный весенний ручей, а склоны были слишком круты, чтобы по ним ехать; приходилось без конца переправляться через поток, часами идти краем крутого склона, удерживая нарту рукой.

Нартовых следов на снегу попадалось довольно много, но все они сильно обтаяли, и понять, когда их проложили, мы не могли. Все же впечатление было такое, что мы идем правильно — Тнаковав и Хоялхот здесь прошли. К полудню мы наконец выбрались на перевал и покормили оленей. Из-под снега местами вытаяла прошлогодняя брусника, мы собирали сладкие красные ягоды, время от времени запивая их водой, которую высасывали изо льда.

Мой белый правый, наевшись, уже лег отдыхать, а черный все никак не мог насытиться. Это был верный признак того, что жира у него уже не осталось и он скоро упадет. Я попробовал скормить ему кусок нерпичьего жира, которым каждый день мазал сапоги, чтобы не промокали, но олень отказался от него.

Мы тронулись вниз, к Тополевой. С перевала к реке вело множество больших и малых долин, так что мы не стали искать след Тнаковава, надеясь найти его у реки.

Тополевая показалась нам еще более неуютной, чем Ветвей. Лед уже сошел, река мощно и стремительно текла мимо белых от снега кочек по затопленному половодьем ольшанику. Тнаковав, выросший в этих местах, несомненно, знал брод, но как найти следы людей, шедших впереди нас? Покрутившись около реки, мы разъехались в поисках брода — Павел Иванович вверх, а я вниз по реке. К вечеру мы снова стояли на берегу, не зная, что предпринять...

— Хоть оленей режь, да живи здесь, пока вода не сойдет, — сказал Павел Иванович.

— Раз люди уже переправлялись здесь, пройдем и мы, — ответил я.

У нас было два выхода: сделать плот или переправиться на оленях. Нивани стоял за старый пастушеский способ переправы, хотя знал о нем только понаслышке. Но он родился и вырос в тундре...

Нам нужно было найти такое место, где бы течение шло от нашего берега к противоположному и чтобы там был удобный выход из воды. Подходящая излучина скоро нашлась. Мы привели сюда оленей, пустили их кормиться, а сами принялись рубить жерди, чтобы, просунув их под нарты, сделать упряжку более устойчивой.

Очень невесело было лезть в холодную воду. Первым ехал Павел Иванович. Я думаю, ему было страшнее, чем мне: как большинство местных жителей, он не умел плавать, Я все-таки надеялся выплыть; по крайней мере, нож передвинул поближе под руку, чтобы успеть перерезать поводья, если перевернусь вместе с нартой. Мы больше всего надеялись на то, что олени потянут нарту настолько быстро, что ее, словно водные лыжи, выжмет наверх. Для этого мы и потяги привязали за середину нарты так, чтобы освободить ее нос.