Журнал «Вокруг Света» №11 за 1975 год

Они спали днем, а потом шли дальше. Львицы высматривали добычу, но они ведь далеко ушли от красных песков, и здесь не было больших антилоп. Они убили газель-прыгуна и пили ее кровь. Но крови было мало для Кгам"мы, и он томился жаждой. Третью ночь они уже никого не убивали. И четвертую. Три зверя лежали рядом в призрачной тени серо-голубой древовидной акации, с опущенными головами и, навострив уши, ждали...

Кгам"ма поднял голову, и львицы тоже насторожились. Они услышали слабый, чужой звук в отдалении, и шесть прижмуренных глаз повернулись туда, откуда этот звук шел. На краю дюны в слепящем солнечном свете появилась на двух лапах фигура, остановилась и вдруг побежала назад. Кгам"ма опустил голову и подобрал задние лапы. Львицы поднялись и затрусили прочь. Незнакомый шум усилился, и большая тень пересекла поверху дюну, там, где появилась незнакомая фигура, и оттуда надвигалась прямо на них, на львов... Львицы первыми пустились наутек. За ними потрусил и Кгам"ма. Ослабевший и хромающий на одну ногу, он кое-как перепрыгнул через кусты и влез на ближайшую дюну. Оттуда стал высматривать, где бы спрятаться, но вокруг ничего подходящего не было. Только в небе над ним победно кричал большой ястреб — творение воздуха и поднебесья, серебряная грудь и серебристо-черные крылья, он был свободен, он кружил над землей и нырял в глубину неба.

Львицы вприпрыжку пересекли ложбину между дюнами, а Кгам"ма плелся сзади. Грузовик стал преследовать его, машина взвизгивала, урчала и кренилась на крутых подъемах и убыстряла ход на пепельно-серых настах. Кгам"ма резко отклонился от курса, и грузовик, крутанул за ним. Автомобиль повис у своей жертвы на хвосте, изматывая ее.

Симеон вел грузовик, а Барнабас с обоими бушменами-следопытами стоял во весь рост в кузове. Одной рукой он ухватился за поручень, а в другой держал наготове самострел, заряженный коротенькой стрелой. Грузовик стал сближаться со львом: шестьдесят, сорок, тридцать ярдов... Затем Симеон замедлил ход, давая сыну выстрелить... Тот поднял самострел к плечу и, почти не целясь, нажал на спуск. Стрела с анестезирующим зарядом попала льву в плечо.

Симеон круто развернул машину и дал полный газ. Кгам"ма тоже повернулся к своим преследователям для последнего прыжка. Расстояние между ними еще сократилось, и лев издал могучий рев-рык убийства. Бушмены сбросили с грузовика ему под ноги несколько грубых мешков.

Кгам"ма бросился на один и распорол его, рыча и катаясь в пыли. Ровно через двенадцать секунд после выстрела огромное тело льва обмякло, и «возмутитель спокойствия» наконец утихомирился.

Люди оставили Кгам"му там, где он лежал, и погнались за львицами, которых благополучно успокоили тем же способом.

Кгам"ма растянулся на полу грузовичка во всю его длину, и казалось, даже сейчас, в бессознательном состоянии, глаза его смотрели на людей с вечной, неистребимой враждебностью. Люди измерили его в длину — от носа до «кисточки», осмотрели его зубы и очистили от клещей уши. Барнабас вскрыл ланцетом загноившуюся подушечку на передней лапе, вытащил колючку и дренировал рану, потом в подрагивающее мускулами бедро ввел «львиную дозу» пенициллина. Напоследок поставил на крестец железным клеймом опознавательный номер — «17».

Одиннадцатью часами позже все трое львов очнулись в сухом русле реки Авоб. Две газели-прыгуна были застрелены и оставлены для них. Кгам"ма постоял, шатаясь, на ногах, потом начал медленно лизать шершавым языком заживающую рану на лапе.

Он со львицами остался здесь, не уходя далеко от пресноводного источника. Он ждал. Обе львицы в положенное время принесли по три львенка. Каждый день они убивали бейзу или голубого гну. Объездчики заметили Кгам"му один раз, да и то на далеком расстоянии в бинокль, и бушмены несколько раз узнавали его следы. Потом лев однажды ночью снялся с места и втайне от всех двинулся снова к старому водопою с горькой водой в русле Нособа. И все семейство увел с собой.

Симеон шел рядом с сыном. Они разговаривали и смеялись, отчего синие глаза Симеона превратились в две совсем маленькие щелки. Он был безоружен, как обычно, а Барнабас нес свой скорострельный винчестер на сгибе локтя. Хенрик немного отстал от них и шел левее. Соляной куст и верблюжья травка росли по всему высохшему руслу, а бледные ветки смородины были усыпаны желтыми и красными ягодами. Недавно прошли дожди, и кусты темно-красного геймсбокграсса (1 Геймсбокграсс — растение, особенно любимое антилопой геймсбок.) были полны семян, похожих на большие пятна крови в пепельно-серой пыли.

Хенрик негромко прищелкнул языком, и в тот же момент отец и сын увидели торчащие над кустарником львиные уши у ствола павшего терновника. Примерно в двадцати ярдах.

— Обойдем, — сказал Симеон. — Я хочу посмотреть на него. Он не нападет.

— Оубаас (царь зверей), Кгам"ма! — сказал бушмен.

— Он не станет нападать на нас. Уйдем спокойно.

Хенрик и Барнабас стали медленно пятиться. Барнабас взял ружье наизготовку, не выпуская льва из поля зрения и бросая быстрые взгляды на отца. Они спасли льва от смерти, и все же он был очень опасен.

— Не лучше ли убить его, па? — спросил он тихо.

— Нет, сохраним ему жизнь. Он даже не шевельнулся.

Симеон снял шляпу, чтобы лев кинулся на нее в случае чего. Он долго не мигая смотрел прямо в желтые зрачки льва, и тот отвел глаза. Оба спутника Симеона под прикрытием пыльной завесы медленно отходили назад.

Лев вдруг отвернулся, поднялся на ноги и медленно вихляющей походкой пошел в противоположную сторону. Симеон смотрел, как он уходит. Потом вынул носовой платок, отер лицо и надел шляпу. Лев прошел тридцать шагов или около того и скрылся за кустами.

— Все в порядке. Теперь быстро назад! — повернулся Симеон к своим спутникам. Когда он обернулся через мгновение, то снова увидел Кгам"му, который поднялся вдруг из-за кустов и скачками двигался на них. Он нападал...

— Осторожнее, Барнабас! — Симеон приготовился отскочить в сторону. Челюсть льва отвисла в устрашающем рыке — реве убийства.

В тот же момент Барнабас выстрелил — через отцово плечо...

Они долго молчали. Бушмен подождал, пока мускульная дрожь у льва прекратится, и тогда подошел осторожно к мертвому телу. Он присел на корточки на расстоянии вытянутой руки от Кгам"мы и потрогал его за ухо. Выдернул несколько волосков из длинной рыжевато-коричневой гривы и намотал их на палец.

— Эх ты, горемыка. Зачем опять сюда пришел?.. — сказал он тихо.

Перевел с английского Г. Головнев

За морем, за океаном

«Тихий канадец»

«Предатель или жертва шантажа, коллаборационист или ренегат, амбициозный политический деятель или недовольный государственный служащий, низкооплачиваемый железнодорожник или бедный рыбак — все они могут быть источником ценной информации... Поэтому офицеру разведки может потребоваться пойти на подкуп, насилие, обман, предательство и ложь. Ему, возможно, придется встретиться и с необходимостью тайно вторгнуться в личные взаимоотношения людей, в их переписку. Если офицер-разведчик и не был ловким, пронырливым человеком к началу своей службы, то к концу ее обязательно станет им».

Эти слова английского разведчика Дональда Маклахлана можно с полным основанием отнести к невысокому, худощавому мужчине с жестким ежиком седеющих волос, который солнечным весенним днем 1940 года сошел по трапу с океанского лайнера в Нью-йоркском порту. Пройдя таможенный контроль и предъявив паспорт на имя английского предпринимателя Уильяма Стефенсона, приезжий моментально растворился в шумной сутолоке огромного морского вокзала. Портье респектабельного манхэттенского отеля «Юнион», час спустя вручавший Стефенсону ключ от номера, также не обратил на него особого внимания. Типично английский твидовый костюм, сдержанные манеры, негромкий голос, спокойный взгляд карих глаз — словом, самый обычный бизнесмен с Британских островов.